Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina" - Страница 4

— Теперь ко мне отоспаться? — спросила я сестру, когда, смачно поцеловав меня в обе щеки, та отпустила мою шею и потянулась к ручке своего чемодана.

— Вот еще, — громко фыркнула она. — Кофе и чего-нибудь в желудок закинуть. Уделишь мне часик перед работой, я дико соскучилась.

Я улыбнулась одним уголком рта:

— Скорее, тебе не терпится вытянуть из меня подробности истории.

— И это тоже, — резво кивнула Люся, подхватила меня под руку, другой рукой подцепила свой видавший виды коричневый чемодан на колесиках и направилась ко входу в метро.

***

В синеватый бархат полутьмы за окном кофейни мягко вклинивался желтый свет двух фонарей. В его ярких конусах было видно, как с неба сыплются блестки снежной пудры, искорками выжигающие свой путь вниз. Безветренно, безмятежно. Волшебно. Кажется, даже погода сегодня говорила, что стоит с философским спокойствием взирать на жизненные неприятности. И ждать чуда праздника — до наступления нового года осталось чуть больше недели.

— Эй, не грусти, похрусти, — Люся поставила на стол поднос с нашим заказом, заняла сиденье напротив, суетливо стянула шарф, спустила с плеч пуховик. — Давай-ка рассказывай, что у тебя произошло с твоим Димой. Честно, в аське из тебя собеседник никакой.

На ее укоризненный взгляд я лишь пожала плечами:

— Месяц выдался трудным. Все, что дома хотелось делать, это принять душ и до утра не подниматься с постели.

— О, то есть ты делала мне одолжение, включая ноут? — обе тонких безупречных брови сестры поползли вверх.

— Нет. Просто усталость брала верх.

Усталость и элементарное нежелание распространятся. Испытывать негатив… И прокручивать в голове то, что необходимо выбросить из нее.

— Ой, прекрати, — Людмила махнула рукой, скептично скривилась. — Просто не в твоих правилах жаловаться, вот и все.

Я отвела от нее взгляд, глубоко вздохнула: теплая смесь ароматов кофе, шоколада, ореха и сиропа, кажется, въевшаяся во все поверхности здесь и даже в стены, декорированные под кирпич, оттеняемая запахами дерева и пластика. Настраивалась на разговор. Насколько смогу сохранить спокойствие? Было бы проще проявить выдержку три недели назад, когда обмолвилась в телефонном разговоре с сестрой о своей симпатии к мужчине, и держать рот на замке в минувший понедельник, когда вырвались слова о том, что жестоко обманулась в нем.

А теперь смогу ли похоронить все эти подробности и мытарства в себе? Мало хорошего в том, чтобы переживать все это по второму разу, при этом озвучивая вслух.

— Все, что я знаю, что у него какая-то крутая машина, на которой он прокатил тебя к кому-то там на дачу, на шашлыки с друзьями. — Люся торопливо ложкой ела свой чизкейк, карие глаза сверкали воинственным настроем.

Не по отношению ко мне. По отношению к нему.

Он заслуживает… Ну и бог уже с ним…

— «Мерседес Майбах», он очень гордится ею, — распустив волосы, я принялась заново скручивать их в узел на затылке, сосредоточилась на том, чтобы он вышел крепким.

Почему я день за днем отодвигала на задний план очевидный вывод: едва ли такая привязанность к вещам, будет свидетельствовать о способности и к людям глубоко привязываться? Почему раньше не анализировала прозвучавшие фразы, сделанные замечания, предпочтения? Вопросы, остающиеся без ответа до сих пор.

Сестра закатила глаза, цокнула языком:

— Угу. Он всего лишь пижон и хвастун. Поверь, Ариш, таких мужиков развелось в соотношении 100:1, где один — это нормальный. Красиво обхаживал, так ведь?

Я утвердительно кивнула, подавляя недовольство и собой, и ситуацией, в которой очутилась, и этим разговором. Взявшись за ложку, отломила кусочек от своего кекса, положила его в рот: рыхлый, пресно-сладкий. Какое разочаровывающее отличие внешнего от внутреннего. Точно также и с Димой…

— Небось и в постель поторопился затащить, — с эмоциональным ударением продолжила сестра, пристально глядя на меня, растрепала челку.

Я выразительно посмотрела на Люсю — с каких пор мы так легко и свободно обсуждаем секс?

— И? Это так?

Настойчива. Видимо, какие-то изменения я в ней пропустила. Что ж, если ей так обязательно это знать…

— До этой стадии мы не дошли, — сдавшись, погасив вспышку волнения, после долгих секунд молчания ответила я.

Это, безусловно, к счастью для моих остатков самоуважения. В противном случае открывшиеся обстоятельства ударили бы по нему раза в три больней.

В том-то и загвоздка: все не было фальшью. Будь фальшью, я б немедленно почувствовала, закрылась бы, обезопасила себя. Выходит, за путаницей влечения я не разобралась в самом человеке, к которому это влечение и тянуло?

Или все же разобралась, но почему-то дала ему шанс. Что тоже не оправдывает меня.

— Нет? — удивление Люси длилось меньше пары секунд, потому что она сразу же перешла в наступление по другим фронтам. — Не, я рада. А с другой стороны, Арин, повод для грусти есть. У него! Дурак, что не оценил такое сокровище, как ты. Так что ты говорила? У него другая, да? Елки-палки, Арина, мне из тебя клещами вытаскивать, что ли? Бога ради, я твоя сестра. Будь сказочно любезна, поговори со мной.

Тяжело вздохнув, я отодвинула от себя тарелку с кексом. Вглядываясь в черные жучки изюма в рыхловато-ноздреватом тесте, совладав с голосом и неприятно режущими мыслями, произнесла:

— Я и говорю, Люся… Новая работа, новые люди и атмосфера. В принципе, ничего необычного, сама знаешь. Думаю, наладила бы тут контакт, но на сей раз вмешивался один значительный факт: и.о. начальника лично привозит в офис нового менеджера. Вот тебе начало истории.

— И.о.? — Люся поперхнулась своим кофе.

— Да. Фирма принадлежит его старшему брату. Тот сейчас в Петербурге, занят открытием филиала.

Один брат, по всей видимости, трудоголик, а вот другой — «транжира»: деньги, внимание, отдаваться удовольствию со знанием дела. Одна семья и две крайности — как часты такие случаи.

Сестра язвительно хихикнула, прикрыв рот ладонью:

— Ну точно пижон. Еще и пустышка. Ты давай рассказывай быстрее. Времени в обрез, сама знаешь.

— А что рассказывать? — я метнула в нее взгляд. Раскрасневшаяся от кофе и очень качественного отопления в кофейне, темные глаза смотрели на меня решительно и с сочувствием. — Ты сама можешь остальное предположить, тривиальная история: я увлеклась… Очень сильно увлеклась… Отбросила прочь все знаки и трезвое мышление — и за это получила по носу. Как узнала обо всем? Тут тоже все просто. Люди всегда такие сострадательные и в чужой жизни заинтересованы больше, чем в собственной. В понедельник из отпуска вернулась секретарь, все на лету схватила и предупредила: мол, конкуренция за Диму жесткая, поскольку в Питере у него невеста. И хорошая невеста из обеспеченной семьи. В смысле, мне постараться придется, чтобы его, цитирую: «захомутать».

Сомневаюсь, что убрала из голоса всю горечь, кажется, будто и в уголках глаз скопившуюся, жгущую.

Себя тоже следует винить в произошедшем. Я прониклась симпатией к человеку, с самого начала показавшемуся мне поверхностным и не склонным взвешивать свои поступки на чаше весов «Правильно-неправильно, будут последствия-не будет последствий». Но все же я уступила, все же поддалась. Зачем? Почему? Потеряла объективность из-за… привлекательного лица и взгляда серых глаз, улыбки, полных игры жизни, теплых, мягких.

Всё. Теперь это все в прошлом и только в прошлом. Я не стану терять душевное равновесие из-за того, что желаемое мною не совпало с действительностью. Смирюсь, что эта самая действительность — тошнота от прошедшего головокружения, горечь предательства, ехидство, осуждение и перешептывания у меня за спиной.

Будто бы я могла рассчитывать на что-то иное…

Всё — острые разлетевшиеся и вонзившиеся под кожу осколки допущенной ошибки, шанса данного не тому человеку. Нужно вытащить каждый и больше не оглядываться.

— Ари-и-и-ин, — с жалостью протянула сестра, по-видимому, прочитав многое в моих глазах и молчании. Вытянув руку, поймала мою ладонь, сжала в своей, горячей, чуть влажной. — Ну забей ты, а. Не грусти.