Похищенная, или Красовица для Чудовища (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 5

Мишель вспыхнула. Неужели это одно из тех заведений, где мужчины развлекаются не только игрой в карты, а… Тряхнув головой, постаралась отогнать от себя неподобающие благовоспитанной леди мысли и легонько хлестнула лошадь по лощёному крупу, заставляя перейти с шага на рысь. Пока стоявшие в обнимку завсегдатаи публичного дома их не заметили. Это были те самые О’Фарреллы, что так отчаянно добивались руки Мишель, а сейчас фальшиво горланили похабную песенку о прелестях какой-то там красотки Лизбет.

Чувствуя, как сердце ускоряет свой ритм и ладони в митенках становятся влажными, Мишель доехала до конца квартала. Мимо пёстрых вывесок магазинов, мимо роскошных особняков и скромных, сколоченных абы как из досок, квартирных домов.

Наконец Беланже остановилась, а следом за ней, тихонько охнув, замерла и Серафи. Девушку снова начала бить дрожь, стоило ей увидеть старый, но тем не менее не утративший былой красоты дом. Чёрные провалы окон окаймляла пышная лепнина; увы, давно потерявшая цвет и местами раскрошившаяся. По обеим сторонам мощёной дорожки, что вела к крыльцу, тёмными пиками вырастали фонари, а крышу венчали крылатые каменные чудовища. Когда-то украшать карнизы такими вот статуями считалось хорошим тоном. Правда, у одного из монстров не доставало передних клыков и был отбит самый кончик хвоста. Да и черепица нуждалась в починке, а также следовало бы очистить от прошлогодней пожухшей листвы двор.

— Мне кажется, не стоит будить Королеву, — несмело заикнулась рабыня, не заметив в доме ни единого лучика света. — Лучше поедемте отсюда, мисс.

— Мне кажется, тебе стоит умолкнуть, — храбрясь, шикнула на свою спутницу Мишель.

— Но мисс… — жалобно пискнула та в ответ.

— Не успокоишься, попрошу мадам Лафо тебя успокоить! — пригрозила, заводясь, Беланже. — Так успокоит, что в ближайшее время не проронишь и звука.

Серафи прижала руки к губам, испугавшись за свой язык и сразу поверив, что в припадке гнева хозяйка вполне может попросить колдунью о такой кошмарной услуге. А потому — решила для себя Серафи — что бы ни случилось, она госпоже больше слова не скажет.

Всё равно ведь не вразумит.

В глубине души Мишель уже успела пожалеть о своём решении — уж слишком устрашающим в ночной тиши казалось ей жилище ведьмы. Однако упрямство и привычка доводить задуманное до конца оказались сильнее суеверного страха.

Передав поводья рабыне, девушка толкнула калитку, противно скрипнувшую, и отправилась будить самую могущественную ведьму Нью-Фэйтона.

Вопреки опасениям Серафи, сон хозяйки дома не был нарушен. Дверь юным гостьям открыла сама Королева, ещё до того, как Мишель успела постучаться. Девушка так и застыла с занесённым в воздухе кулаком, с благоговейным трепетом взирая на колдунью. Невысокая и изящная, под взглядом рослой креолки Мишель вдруг почувствовала себя совсем крошечной.

Дочь плантатора и рабыни, Мари Лафо росла свободной, холимая и лелеемая собственным отцом. От него она унаследовала резкие, благородные черты лица, зачастую хранившие печать гордыни, властный характер и некогда роскошный, а ныне пришедший в упадок особняк в центре города. Силу же будущая Королева Нью-Фэйтона впитала с молоком матери.

Глядя в тёмные, неподвижные, как будто остекленевшие глаза, какие могли принадлежать не живому человеку, а какой-нибудь кукле из лавки ужасов, Мишель ощущала себя загипнотизированным кроликом, замершим перед разверстой пастью удава.

— Проходи, — наконец обронила ведьма, освобождая гостье дорогу. Заметив притаившуюся у крыльца рабыню, резко повелела: — А ты жди на улице.

Серафи, обрадованная тем, что не придётся входить в дом ведьмы, и вместе с тем напуганная вниманием Королевы, тоненько вскрикнув, юркнула за дерево, неподалёку от которого у резной коновязи стояли лошади.

Мишель продолжала в нерешительности топтаться на месте. Однако взгляд пронзительных чёрных глаз, коршуном метнувшийся к ней, заставил оробевшую гостью сдвинуться с места.

Через окутанный сумраком холл Беланже проследовала за колдуньей в гостиную. Мари Лафо шла бесшумно, её широкие бёдра в пышной, расчерченной разноцветной полоской юбке плавно двигались из стороны в сторону, словно покачивающаяся на волнах лодка. Мишель про себя отметила, что мадам Лафо была необычайно хороша в этом наряде, яркие цвета ещё больше подчёркивали её экзотическую красоту. Под ультрамаринового цвета блузой, перехваченной на талии широким зелёным поясом, колыхалась пышная грудь, не знавшая корсета. Голову жрицы вуду украшала чалма, какие носили все темнокожие женщины Юга.

Колдунья опустилась в кресло, и Мишель услышала, как дружно звякнули золотые цепочки в вырезе её блузы. Они мягко поблёскивали в полумраке, разбавленном трепещущим пламенем свечей. Как и массивные серьги-кольца, оттягивавшие мочки ушей.

Так и не дождавшись приглашения устраиваться в соседнем кресле, Мишель всё же осмелилась опуститься на его краешек и замерла, чинно сложив на коленях ладошки, словно гувернантка, явившаяся по объявлению о работе. Девушка исподлобья поглядывала на колдунью, которая даже не удосужилась угостить её чаем.

Словно прочитав мысли гостьи, ведунья сказала:

— Я бы предложила тебе чаю, но ты ведь не затем пришла.

— Не затем, — согласилась Мишель и умолкла, не в силах проглотить застрявший в горле горький комок и поведать Мари Лафо о причине своего визита.

Горьким и одновременно приторно сладким был и запах, витавший в комнате. Казалось, всё вокруг — и стены, по которым причудливыми узорами расползались трещины, и мебель — были пропитаны ароматами трав и чем-то ещё. Чем-то, что заставляло Мишель морщиться и дышать через раз. Так и хотелось подскочить к окну, толкнуть ставни, покрытые растрескавшейся краской, и, перекинувшись через подоконник, жадно глотать ртом сырой ночной воздух.

«Как будто мертвечиной из-под пола несёт», — подумала девушка и в страхе поёжилась, опустив взгляд на скрипучие половицы.

— Мне нужно его имя, — нарушила затянувшееся молчание женщина и иронично вскинула широкие, изгибающиеся дугами брови.

— Но как… Как вы догадались? — поражённо прошептала девушка.

Колдунья усмехнулась:

— А зачем ещё, по-твоему, являются ко мне по ночам юные богатенькие мисс? Или проклясть соперницу, или приворожить возлюбленного. Что интересует тебя?

— Последнее, — одними губами пролепетала девушка.

— Имя!

Мишель вздрогнула от властного, резкого окрика и, вздохнув, призналась:

— Гален Донеган.

На какой-то миг лицо колдуньи застыло, и снова у Мишель возникло ощущение, что на неё смотрит не человек, а кукла. Нарядная, из тёмного фарфора, очень опасная кукла. Которая вдруг ни с того ни с сего принялась хохотать. Громко, смахивая брызнувшие из «стеклянных» глаз слёзы, не способная унять эту беспричинную вспышку веселья.

— Донеган? — всё ещё смеясь, с трудом выдавила из себя женщина. — Уверена, что хочешь приворожить этого… этого… ну, пусть будет, человека?

Мишель нахмурилась. Позабыв о своих страхах, требовательно спросила:

— Что вы имеете в виду?

— То, что некоторые люди будут пострашнее зверей.

Средняя Беланже тряхнула головой, отгоняя от себя непрошенное подозрение. Она слышала, что мистер Торнел, владелец самого крупного в графстве конного завода, их сосед, любил поколачивать жену. Да и на детей частенько поднимал руку. Но Гален — всегда такой учтивый, внимательный, обаятельный Гален, ни разу при ней не повысивший голос даже на раба(!) — уж точно не мог позволить себе такое варварское обращение с женщиной. Ударить? Нет!

— А, впрочем, такие, как ты, не выносят спокойной жизни. Вам подавай острые ощущения. Чтобы адреналин бежал по венам, горячили кровь страх и боль… — Мари Лафо хлопнула в ладоши, и почти сразу в гостиную явилась девочка в цветастом ситцевом платье, хорошенькая и ладная, похожая на эбеновую статуэтку. В руках рабыня держала поднос с вычурным бокалом тёмного стекла, над которым вилась тонкая струйка пара.