Дракон должен умереть. Книга 1 (СИ) - Лейпек Дин - Страница 1

Эта история началась... Впрочем, а что же такое начало? Мы знаем, чем обычно истории заканчиваются — рано или поздно главные герои все же умирают в один день, как и было предсказано где-то сразу после их свадьбы. Но если конец предсказуем, выразителен и прост, то с началом творится полная неразбериха. Где у истории начало? Наивно предполагать, что это — тот момент, с которого ее стали рассказывать. История началась задолго до того, как главные герои появились на свет — то, что стало для них началом, для родителей было лишь продолжением, а, возможно, и концом, и этому концу предшествовало другое начало, а оно тоже было чьим-то концом — история уходит корнями в века, и где-то там, в глубине, спрятан незримый источник, первое Слово и причина всего. Мир таинственным образом обновляется извне, тогда как конец всегда имеет конкретную природу и неотвратимое воплощение. Конец неизбежен, начало неуловимо. Загадка истории — как вообще при этом что-либо может происходить.

И все же что-то постоянно происходит и складывается в короткие отрезки бытия, еле заметные для человеческого сознания. Охватить все мироздание невозможно — но можно уловить его мерцающую, невидимую суть, которая прорывается то здесь, то там в незначительных деталях, мелких происшествиях, повседневных мыслях — в людях. Начало и конец мироздания заключаются в одном вздохе — чтобы на мгновение увидеть их, нужно всего лишь задержать дыхание.

Он задержал дыхание. Перед его глазами, старыми, мудрыми желтыми глазами, почти утратившими свой блеск, промелькнула вся история человечества — вся история вселенной. Он не удивился. Он всегда видел весь мир — сразу.

И только конец — как обычно — ускользал от него. Его история обрывалась неизвестностью, повисала на полуслове. Она ничем не заканчивалась.

Потому что в самом конце, на границе между абсолютным знанием — и абсолютной пустотой — в его истории появлялась надежда. И за ней он не мог разглядеть неотвратимый исход. Надежда шептала — конца нет.

Смерти нет.

Есть только Начало.

Теплый воздух впитывал последние лучи солнца, нижний двор заполнили голоса прислуги, крики детей, лай собак. Куры перебегали дорогу прямо под копытами, кошки, прищурившись, смотрели вслед — скорее отдавая дань традиции, ибо едва ли хоть что-то в путниках могло заставить кошек насторожиться.

В верхнем дворе замка было тихо и пусто. Фонтанчик, к которому путники подвели лошадей, еле слышно журчал. Они приехали вдвоем, но были ли это друзья, братья, или слуга и господин, сказать точно никто бы не смог. Оба сняли куртки, оставшись в одних рубахах, сапоги для верховой езды покрывал одинаковый слой пыли. Тот, что был ниже, моложе и, на первый взгляд, веселее, сполоснул лицо и руки, потом, подумав, опустил в холодную воду голову и после долго довольно отфыркивался, отряхивая светлую кудрявую шевелюру. Второй, высокий, с коротко стриженными волосами, запыленными так, что сложно было разглядеть их истинный темно-русый цвет, стоял рядом с конем, внимательно осматривая верхнюю галерею, идущую вокруг двора. Кудрявый, закончив фыркать и плеваться, ушел вглубь замка, а стриженный опустился на край фонтана, зачерпнул пригоршню воды и задумчиво провел мокрой рукой по небритому лицу. Дорожная пыль оставила на ладони грязные подтеки, и, глядя на нее, он задумчиво улыбнулся, отчего его четко очерченные правильные черты лица сразу стали мягче.

Кудрявый вернулся вместе с конюхом из замковой челяди и дворецким. Лошадей повели к конюшне, а дворецкий глубоко поклонился и учтивым жестом пригласил второго путника проследовать за ним. Они ушли, и во дворе снова стало очень тихо

***

— Генри! Я ужасно рад тебя видеть, — король поднялся навстречу. Крепко обнял, потом отстранил, положив руки на плечи, как будто желая получше рассмотреть. В отличие от многих, королю при этом не пришлось запрокидывать голову наверх — природа наградила всю династию Дейл хорошим ростом.

Генри улыбнулся и поклонился. Его немного раздражало, что король говорил так, будто Генри совершенно случайно оказался в Дернби, а не был вызван сюда срочным письмом. Но, в конце концов, король всегда вел себя подобным образом.

— Ты поразительно быстро доехал. Я ждал тебя на несколько дней позже.

Генри только пожал плечами. Поездки верхом, в отличие от пеших прогулок, не доставляли ему большого удовольствия, поэтому Генри всегда стремился закончить свое путешествие как можно скорее.

— Как ты доехал? Как здоровье моей дорогой кузины?

Генри ответил подробно и вежливо и на вопрос о путешествии, и на вопрос о своей матушке — и на все остальные вопросы, заданные королем. Он догадывался, что тот срочно выдернул его в Дернби не для дружеской беседы — но хуже всего на свете король умел переходить к главному.

Они разговаривали не меньше часа, пока все вопросы, которые король мог задать из вежливости или из любопытства, не иссякли. Повисла неловкая пауза. Наконец король прокашлялся.

— Генри, я не случайно позвал тебя сюда.

Лицо молодого лорда не выдало ничего, кроме вежливого интереса. Только уголки губ слегка дрогнули.

— Мне... вернее, не мне, а нам. Нам нужна твоя помощь.

Теперь Генри действительно стало интересно. Единственная помощь, о которой он мог подумать, заключалась в двухстах первоклассных лучниках — охотниках-горцах — и трехстах всадниках. А это значило, что где-то назревает война.

— Я слушаю, ваше величество.

Но король, видимо, не мог продолжать. Он поднялся и начал ходить по комнате. Генри очень внимательно наблюдал за ним. Сколько он себя помнил, тот никогда не терял присутствия духа и врожденного оптимизма. Даже смерть горячо любимой жены, не пережившей родов второго ребенка, не сломила короля, хотя и украсила голову преждевременной сединой.

Наконец король остановился и смог выдавить из себя:

— Это Джоан.

Генри удивленно поднял брови.

— Принцесса Джоан?

Король только кивнул. Генри нахмурился, пытаясь припомнить, что вообще когда-либо слышал или знал о принцессе Джоан, кроме того, что она — принцесса. На ум ничего не приходило. Он встречал ее два раза — очень давно здесь, в Дернби, и еще раз — в столице. Тогда, два года назад, она нечаянно наткнулась на Генри в одном из покоев, когда тот был с Алисией. Генри опасался, что девочка проговорится — но знал, что проговорилась не она.

— Что случилось с ее высочеством? — спросил Генри.

Король тяжело опустился в кресло и спрятал лицо в ладони. Потом поднял глаза, и Генри увидел, что те вдруг стали очень старыми.

— Они охотились, — начал король очень тихим, усталым голосом. — Три года назад, здесь, в горах. Джоан отъехала в сторону, потом вернулась ко всем... Никто ничего не заметил. Вечером ее лихорадило, но все обошлось. А затем... Ей недавно исполнилось тринадцать, и этой весной... Она сидела у себя в комнатах... а потом разозлилась... на кого-то... и тут это случилось.

— Что?

— Дракон.

— В смысле, дракон?

— В смысле, она превратилась в дракона.

Генри некоторое время молчал. Конечно, он знал о таких случаях. На севере это происходило довольно часто. Человек уходил в горы, а возвращался... уже не совсем человеком. Какой-нибудь старый умирающий дракон оставлял свое тело и вселялся в человеческое с тем, чтобы постепенно подчинить его себе и снова стать драконом, обновленным, молодым. Суеверные жители обычно выгоняли такого «одержимого» из деревни, и у него не оставалось ни сил, ни желания быть человеком. Он исчезал, а дракон продолжал жить, поглотив его душу. Такое случалось часто. Но принцесса?.. Наследница престола, пусть и второй очереди? Ее не выгонишь. Ее даже не спрячешь. А она от каждого резкого слова, от каждой случайной обиды превращается в чудовище с когтистыми лапами и огромными крыльями.