Плацебо (СИ) - "Хастлер" - Страница 22

— Пожалуйста… — хрипит мне прямо в губы и опять вторгается мне в рот, скользит языком по моим зубам, втягивает в себя воздух одновременно вытягивая из меня последний кислород, заставляет меня глотать свои стоны. Торопится, хнычет, как маленький, когда я замедляю движение своей ладони.

У меня в глазах уже пляшут красные искорки, и не выплеснутое желание обжигает напряжённые мышцы. Тяну его за бёдра ещё выше, по оттопыренной ширинке моих штанов себе на живот. Так немного легче. Не так тесно, не так давит.

Чувствую, как его тело начинает крупно дрожать, слышу, как его вскрики превращаются в хрипы, а потом его дыхание и вовсе замирает. Напряжённый член в моей ладони тут же начинает пульсировать, наливаясь ещё больше, и по пальцам растекается тёплая, вязкая жидкость.

Долгую минуту я просто слушаю его сорванное дыхание и прижимаю влажное тело к своей груди. Стараюсь переключиться, отвлечься, но получается совсем плохо. Он всё ещё на мне, кожа к коже, дыхание в мою шею, тонкие пальцы в моих волосах.

Пытаюсь поймать взбунтовавшиеся мысли, как-то зацепиться за реальность краем сознания. Постепенно получается. Но вместе с реальностью приходит и чувство вины. Возможно, следовало поступить по-другому? Может быть, был другой выход? А что, если он сейчас одумается, придёт в себя, и окажется, что я разрушил всё то, что едва зарождалось между нами.

А Мир как будто бы чувствует моё смятение, словно читает мои мысли. Сам слегка отстраняется, упираясь растопыренными пальцами мне в грудь.

— Ты красивый… — открывает всё ещё мутные глаза и смотрит на меня из-под влажных ресниц. — И если ты сейчас извинишься, я тебя ударю.

Скольжу взглядом по его порозовевшим скулам и покрасневшим, слегка припухшим губам, по растрёпанным волосам и всё ещё подрагивающим пальцам на руках. Хочется сказать, что он тоже безумно красивый, вот такой, расслабленный, ещё не совсем пришедший в себя. Хочется доказывать ему, что он вовсе не такой плохой, как о себе думает, но я молчу. Не хочу нарушать ту тонкую хрупкую нить, которая сейчас протянулась между нами. И да, я хотел извиниться. И спасибо ему, что он остановил меня вовремя. Теперь я понимаю, ему не нужны от меня извинения и жалость, потому что он сам хотел этого не меньше моего. И плевать, что это желание появилось благодаря панике и бессилию перед совсем другим желанием. У меня получилось заменить одну потребность другой.

— Не извинюсь… — мой голос слишком хриплый и незнакомый.

Мир устало улыбается и сползает с моих коленей. Растерянно смотрю, как он поправляет футболку и застёгивает штаны, совсем не обращая внимания на красноречивые пятна спермы на своей одежде. Так же молча, под моим офигевшим взглядом идёт в центр комнаты на подгибающихся ногах и поднимает с пола оставленный там фотоаппарат.

Прикидывает что-то в голове и всё же садится на пол, поджимая под себя ноги по-турецки.

— Не шевелись, — говорит почти спокойно, и только его блестящие зелёные глаза выдают ещё не совсем остывшее возбуждение.

Замираю и, как будто со стороны, слышу щелчки камеры. Объектив прямо на меня. Он меня фотографирует?!

— Что ты делаешь? — мой мозг отказывается понимать происходящее.

— Заслуживаю полноправное партнёрство, — на секунду сверкает довольной улыбкой. — Удивляю тебя…

========== Я вовремя? Или ты уже влип? ==========

Мир в тот вечер уснул рано, ещё не было и десяти. Сам. Без таблетки. А я, наоборот, вертелся в кровати почти до утра и никак не мог выбросить из головы сегодняшние несколько часов в студии. Мучил себя воспоминаниями, воспроизводил в памяти всё до мельчайших подробностей. Дыхание, движения, поцелуи, затуманенные глаза напротив. В который раз поражался, как он ловко и почти моментально перестроился с разморенного оргазмом мальчишки в шутливого и подвижного фотографа? Я даже не побоялся мысленно назвать его этим словом, потому что лично пересмотрел все отснятые кадры, как только Мир лёг спать. Увиденное меня поразило.

Я никогда не думал, что могу быть таким, каким увидел себя на фото. Я даже не мог представить, что он видит меня таким. Глупо, но я не узнавал сам себя. Горящие глаза, растрёпанные волосы, голая грудь, влажная от испарины, зацелованные губы. А ведь я даже не позировал, просто говорил с ним тогда, рассматривал его, хотел до звёздочек в глазах, а он сам сумел поймать нужные моменты.

Мир тогда фотографировал меня довольно долго. Что-то спрашивал, а я отвечал невпопад. Улыбался, а я залипал на его улыбки и ямочки на щеках. Он вёл себя так естественно, что я начал побаиваться, что мне просто всё почудилось. Хотя, стоящий колом член, говорил совсем о другом и жутко отвлекал, не давая сосредоточиться.

И, как только я начинал понемногу успокаиваться, Мир как будто бы специально подходил к самому дивану и, гипнотизируя меня глазами, просовывал свою острую коленку между моих ног. Снимал вблизи, только лицо, сосредоточенно делая вид, что его нога рядом с моим членом нужна ему только для опоры. А у меня было такое чувство, как будто из меня выжимают весь кислород. Раза два я чуть позорно не кончил в штаны от таких издевательств над моим организмом. Не знаю, понимал ли он, как действует на меня, скорей всего, что да — понимал. И тогда напрашивался вопрос, зачем он это делал? Играл? Дразнил? Мстил? Соблазнял? Вариантов было много, но с ответом на этот вопрос я так и не определился. Это было сумасшествие, в которое он с лёгкостью втянул меня.

В какой-то момент я просто не выдержал и, оставив его одного в студии, закрылся в небольшом душе. Мне даже не пришлось напрягаться. Пара-тройка движений, и я уже кусаю губы и, зажмурив до боли глаза, выпускаю из лёгких сжавшийся воздух, оставляя на пластиковой стенке белесые разводы.

И он прекрасно знал, что я там делал, потому что, когда я вышел, то увидел это в его глазах. Но Мир просто смолчал. Не было едких комментариев, не было вообще ничего. Его запал прошёл так же быстро, как и возник. Теперь он выглядел уставшим и сонным. Обычным измотанным подростком. Но было поздно, я уже знал, каким он может быть. Я запомнил каждую секунду. И, именно поэтому, я не мог уснуть.

И только когда в окна заглянули первые лучи, я устало прикрыл глаза и даже сам не понял, как задремал. Проснулся так же неожиданно. Даже сквозь закрытые веки чувствуется, как нещадно слепит полуденное солнце.

Всё ещё не открывая глаз, протягиваю руку на подушку рядом и обнаруживаю пустоту. Первое что накатывает — это страх. В голове уже складывается картинка — вчера вечером я просто бросил ключи на полку в прихожей. Я устал, вымотался, мои нервы были на пределе и я просто забыл спрятать их. Мир тогда первым ушёл на кухню, делая вид, что ничего не произошло, заварил нам чаю, сделал горячие бутерброды. Болтал без умолку обо всём и ни о чём конкретно. Рассказывал про какие-то телепередачи, которые смотрел недавно, а я даже не спросил его, когда это «недавно» было. Только смотрел на него. Хотел его. Я не мог быть таким спокойным, как он. Меня выкручивало, мне хотелось притянуть его за руку, спрятать лицо у него на груди, провести губами по коже на втянутом животе.

Ключи… Если мне повезёт, он вернётся…

— Перестань себя накручивать…

Вздрагиваю от спокойного тихого голоса рядом с собой. Улыбаюсь, не открывая глаз, и облегчённо выдыхаю. Неужели у меня все волнения на лице были написаны?

— Выспался? — на ощупь двигаю рукой и обхватываю его голую, острую коленку.

— Даже слишком, — слышу в голосе смешинки и, ещё не видя его лица, знаю, что он улыбается. — Можно тебя спросить кое-что?

Моргаю, пытаясь привыкнуть к свету.

— Не смотри.

Опять послушно закрываю глаза и даже кладу свою раскрытую ладонь поверх век.

— Мне так будет проще спросить, — начинает оправдываться, а я готов хоть голову под кровать засунуть, если ему так надо. — Почему ты вчера не взял меня?

Улыбка тут же сползает с моего лица, потому что голос, которым он задал этот вопрос, неприятно подрагивает, как будто его обладатель глотает слёзы. Молчу, обдумывая, как по деликатнее объяснить ему, что вчера я думал только о нём и том, чтобы хорошо было ему.