Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян - Страница 27

Я сижу напротив Ярослава и, опуская совсем интимные подробности, медленно проговариваю всё это. Слышу дыхание, ритм которого поменялся уже раза четыре…

Андрей с позором и скандалом уволил заместителя, не посмотрев на опыт и выслугу. Я до сих пор не знаю, связывало ли Кагана и Ваню что-то большее. Но Андрей бы себя трахать не дал, даже под страхом кастрации. А предположить, что мой бывший подставил кому-то зад, тоже было из области фантастики. В конечном итоге я сошёлся с Андреем, и через год он мне предложил стать совладельцем клуба с равными правами и обязанностями. Честно скажу, растерялся, как на первом экзамене. Помню, сказал, что подумаю, а Каган радостно заявил, что все бумаги подготовит. Больше мы к этому вопросу не возвращались… Андрей погиб. А Иван позвонил спустя три месяца с просьбой пересечься на «просто поговорить о жизни».

Вот жопой вижу «ласковую» улыбку моего нынешнего, от его ауры прикурить можно.

— Ну? — выдаёт с нажимом и даже мне минералки приносит, чувствуя, что у меня губы и горло пересохли. Пью медленно, оттягивая продолжение, стакан отбирают где-то на грани вежливости, милостиво не выстеклив передние зубы.

— Ну?

Рассказываю об этой напряженной встрече, опуская про настойчивые ухаживания Вани, попытки затащить меня в гостиницу. О его клятвах, что будет рядом и окружит заботой… пока из-за моей несгибаемости ядом на асфальт не плеснул истинный мотив якобы возвращения. Андрей оставил какую-то бумагу, завещание, об этом Ване сообщил адвокат Кагана, нотариус подтвердил, но сказал, что сам документ с фамилией счастливца хранился у Андрея, непосредственного владельца раскрученного клуба. Зная, что я живу с Каганом, Иван предположил, будто я знаю о завещании и где оно. И естественно, мне не поверил, когда я заявил обратное. Ласковые слова тут же закончились, а в меня вцепились знакомые грубые руки, только уже с форой.

— Хочешь сказать, один из твоих бывших кинул второго на бабки или интерес, а тот решил отыграться на тебе?.. — Яр дышит слишком тихо для своего взвинченного состояния, это и пугает. — Не до хрена ли на тебя одного бывших?

— Тебя волнует только это?

— Меня волнует твоё участие в этой истории, которое может боком выйти. Плохое предчувствие…

— Я ни на что не претендовал, Яр, и в дележе не участвовал. Зачем слепому клуб?

— Не прикидывайся святой невинностью при таком-то имени! — фыркает и садится напротив на корты. — Зачем клуб? А туристы, а занятия? Инструкторов полно, которым, помимо удовольствия, охота за любимое дело бабло получать. Клуб сейчас функционирует?

— Конечно.

— А кто там рулит?

— Друг Андрея, очень хороший человек, Артемий Щитков, кмс. Он меня всегда на встречи приглашает, на дни рождения.

— А ты Ваню не можешь отправить к этому хорошему человеку? Пусть они сами перетирают ситуацию, раз ты не в курсах.

Жму плечами: Иван не мог не сходить к Щиткову. Тот на правах действующего зама мог фигой у носа покрутить и сказать: неси документ, будем разбираться, а я пока продолжаю дело Андрея, развивая скалолазание как роскошный вид спорта. Ваня хотел этот клуб, он в него душу вкладывал и подогревал вполне здоровые амбиции. Что произошло между ним и Каганом, было ли дело во мне или в роковой ошибке Вани на подъёме — тайну унёс с собой Андрей, забыв меня посвятить.

Яр встаёт и меня тянет подняться.

— Короче, с бывшим больше не общаешься: на «нет» печать не поставишь. Пусть доки сам ищет без тебя. Ясно?

— Ясно.

— Если ему будет непонятна схема — с ним пообщаюсь я.

— Кто бы тебе это позволил? — шепчу с досадой, меня обнимают, покусывая сзади в шею.

— А ты попробуй запрети…

— Кстати… скоро у Андрея юбилей. А клуб он основал в свой день рождения. Ну, захотел так человек, имел право.

— И? Мы не поедем? — говорит на выдохе резко и в таком приказном тоне, что меня передёргивает.

— Правильно, МЫ не поедем, а я — да.

— И здоровья хватит? — звон стали, и объятия Яра опадают вдоль моего тела. Сразу становится холодно и одиноко, и на губах горчит, и грудь сжимается, воздух из лёгких толчками, а на возвратку никак — от этого начинаю задыхаться.

— Не веди себя как… Ван.

— А ты не тупи. Я, в отличие от тебя, вижу неприятности и стараюсь от них беречь твою задницу. Мало тебе предприимчивых студентов?

— Считаешь, что вытащишь мою задницу из любой задницы? — меня подрывает изнутри знакомый протест и обида… даже не обида — досада. — Ошибаешься. И сильно. Я могу и сам. Научился.

— Так, блядь, и гора с плеч! — отходит на шаг и разжимает руки. — Живи как знаешь! А я пошёл. Возить буду по-прежнему, Герман, без сбоев расписания. Если тебе важнее доказать всему миру, что ты супергерой, чем включить мозги. Я из-за этого тратить свои нервы не буду. Тебе не пятнадцать, и мне давно тоже, отвечай за свои решения.

Ярослав

— Куда ты собрался? — его голос останавливает меня уже в коридоре. Просчитываю в уме, все ли сделал: прибрался, есть приготовил (тут, простите, кулинария не мое, поэтому картошки пожарил), пса выгулял… Усмехнулся, припомнив, что работаю с Герой уже пару месяцев, а зарплату так ни разу и не получал, но оно и неважно, я изначально за это взялся не ради денег. Рука у Геры зажила, работает ей исправно… да, я подглядывал, но то уж моя натура и никуда ее не денешь.

— Домой. Дел много, — шнурую кроссовки, сверяюсь в уме с расписанием, все вроде бы нормально, но чувство, тяжестью упавшее на грудь, не отпускает.

— У тебя ужасный характер, Яр.

— Знаю, — соглашаюсь, не споря ни единой мыслью. — И принимать меня придется или таким, или не принимать вовсе.

— То есть ты даже не попытаешься найти компромисс? — я слышу в его голосе не печаль, как хотелось бы, а скорее холодную отчужденность, и что напрягаю его своим присутствием — тоже вижу, а все равно не получается просто взять и уйти, хлопнув дверью.

— Не вижу смысла.

— Тогда до завтра, Ярослав.

— Пока, Фю... Герман… как там тебя, забыл отчество.

Уже в подъезде остановился на лестнице, на автомате кивнул Арчи, чтобы брал поводок, а пес по привычке, что везде со мной таскается, выскочил за дверь. На меня впервые в жизни собака посмотрела как на идиота. Пришлось ему идти обратно, недовольно хлопая ушами, скрестись в дверь и ждать, пока откроют. Я слышал, как он, забавно гавкая, ухал на Германа, никак лекцию ему читал, не иначе, тот скупо молчал, спрятавшись за стеклами своих очков.

Домой добирался по пробкам, проклял, как минимум, половину человечества. Уже поставив тачку, вспомнил, что из еды дома только соль, и поплелся по снегу в магазин, утопая ногами в пышных комьях сугробов. Встал, как придурок, посреди дороги, представляя, а как Герман пойдет в магазин один… решил забухать.

В продуктовом была толкотня, то ли зарплату получили, то ли по мне соскучились черти, но толпа вновь стала приносить дискомфорт, очень напоминающий паническую атаку. Не спасал ни накинутый на голову капюшон, ни удаленность от забитых плотняком отделов. С Германом было проще. Я, кроме него, вообще никого не видел, а ему было плевать, как я выгляжу.

На кассе завис на пятнадцать минут, у женщины передо мной все никак не проходила оплата по карте, и я уже было хотел ту самую карту засунуть ей поглубже… но свершилось чудо… вырубили нахрен свет и встала торговля! В итоге замерзший, как сука, и злой, как стадо чертей, купил в круглосуточном ларьке пирожки и пару банок пива, чтобы немного снять стресс, ведь завтра за руль, но к спиртному так и не притронулся, так же, как и к еде, не полезло. Сидел прямо в куртке, отогреваясь, припоминая, как бесился Герман, когда с улицы ему ледяные руки под футболку засовывал, даже сейчас слышу этот матерный визг. Да и просто бесил… вел себя иногда как мудак. Тиран недоебанный, кому что доказывал?.. Да просто не умею иначе. Не научили. Как привык за себя отвечать так и пру напролом, потому что поддержать некому, никто не полезет защищать, никто не решит моих проблем, сам, и каждое решение — это выбор, за который придется отвечать. Так же и с Германом: все, что делал — во благо, даже если грубо, но это он потом поймет. И, черт подери, права была его мать, не такой человек ему нужен. Спокойный, мягкий, который будет ему опорой, а не позвоночником, предварительно выдрав его собственный.