Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян - Страница 25

Тонкие ледяные пальцы легли на запястье, Герман встряхнул плечами, отгоняя морок, и пристально посмотрел в лицо гостьи. Анна немного оторопела, даже осторожно повела рукой перед растерянным лицом. Сегодня побритый Герман выглядел моложе своих лет, и невольно притягивали взгляд широко раскрытые коньячные глаза, длинные пушистые ресницы и полные губы с красивой чёткой линией.

— Извините. Анна… Аня… не надо на «вы». Мы одного возраста. Церемонии ни к чему. Чаю хотите?

— Да, подмёрзла, пока сюда бежала. — Женщина — раз, и она впервые за долгое время капнула на запястья любимые духи, долго и мучительно наслаждаясь их ароматом, словно выплывала…

Но это было лишь затишье перед бурей: опасная хищница взяла след и теперь рассматривала беспомощную жертву, наслаждаясь своим преимуществом. Герман не понравился ей с первого взгляда, при виде парня у нее начинали чесаться руки, а вены словно вздувались по всему телу, и становилось физически больно оставаться в стороне, не имея возможности вернуть эту боль ему.

Арчи неотрывно смотрел за ней, уже прошедшей в гостиную и потянувшей Германа за собой. Маленькая, ниже хозяина на голову, она внушала такой панический страх, что пёс скалил зубы и бдил каждое движение, мимолетный жест, готовый кинуться на нее в любой момент.

— Гер, этот парень, который вам помогает… вы хорошо его знаете?

— Яра? Да! — порывисто ответил мужчина. — Аня, не слушайте мою маму и на «ты», пожалуйста.

— Она вас… тебя любит и хочет уберечь от обмана и разочарований.

Туманов покачал головой: какая ерунда и нелепость судить о человеке по первому впечатлению, хотя… глядя на Ярослава, там и со второго взгляда не разберешься, даже если смотреть в упор. Гостья всё ещё сжимала его руку, что стало доставлять ощутимый дискомфорт.

— Откуда у него такие ужасные шрамы, он говорил? — спросила женщина, пристально рассматривая дипломы и награды, полученные в клубе, этот человек серьёзно относился к своему увлечению. — Они выглядят просто отвратительно…

— Ань, не думаю, что это наше дело, извини.

Стало неприятно от понимания, что она видит недостатки Яра, а Герман, даже если бы мог объяснить, что ценит мужчину таким, вне зависимости от внешности, увидеть его не мог.

— Ой, это ты меня извини! Кстати, мой любимый человек очень хотел завести собаку как у тебя, но не успел… — ее голос омертвел и стал больше походить на воронье карканье.

— Он, наверное, попал в аварию… Кто знает, может, он даже был виновником аварии…

— Аня, о чём ты?! Давай не будем строить предположения. Я… сейчас кое-что запланировал, поэтому… попьём чай в другой раз? Я даже пирожных куплю. А пока, извини, ты не могла бы уйти? — ни к месту дрогнул голос и задрожали руки, стены начали сжиматься в кольцо и давить.

— Конечно, я же сама не собиралась задерживаться! — Анна подцепила пакет с книгами, легко соглашаясь.

— А на кухне, может, всё-таки прибра… — взгляд её остекленел, когда уже разворачиваясь, чтобы уйти, в шкафу за стеклянной дверью она заметила фотографию и пригляделась. В глубине ее черного зрачка зажглась карминово-красным нестерпимая злоба… Ещё живой и счастливый… Андрей, ЕЕ АНДРЕЙ! — обнимающий за плечи Германа…

Анне хватило несколько секунд, чтобы срастить: горы, клуб, увлечение Кагана мужчинами, хаски, авария… Когда она примчалась в больницу, куда привезли трупы и пострадавших, обезумев от горя и ярости, добилась от спасателей и врачей — один ли был Андрей в машине. Ответ выхолодил нутро: с ним в салоне находился молодой человек. Один из эмчеэсников, вроде, указал на залитого кровью парня, метавшегося на каталке в полубреду. Но это точно был Ярослав! На него она направила всю свою жгучую ненависть и жажду мщения, ровно как и на других несправедливо выживших в автобусе. Откуда взялся Герман Туманов?! Почему его не было в списке выживших, который сделал для неё отец?

— Анна, мне неприятно, — мягкий голос мужчины отрезвляет: красивое лицо, солнечная улыбка на губах…

«Яркая, как рассвет!» — услышала она однажды случайно, когда Андрей говорил по телефону. Это явно не могло быть характеристикой бездушного наглого маргинала по имени Ярослав Соколов. Теперь оставалось получить лишь небольшое подтверждение, чтобы больше не допустить досадной ошибки. Анна погладила руку Туманова, борясь с желанием вонзиться в неё ногтями и поглубже:

— Гера, вы же были членом клуба «Каган-Климб»? И хорошо знали Андрея?

Уголок красивого рта слепого дёрнулся, мужчина аккуратно освободил пальцы.

— Ты права. Мы были близкими друзьями и партнёрами по спорту, — сдержанно вежливо ответил Герман и смолк, и напрасно она ждала хоть тени откровения. На лицо хозяина квартиры легла печать настоящей неприкрытой грусти.

Ей больше ничего не оставалось, кроме как, взяв с Геры слово, что он не забудет о приглашении на чай, и у них будет возможность пообщаться, — уйти.

— Вы расскажете мне про горы? Я их так люблю!

Туманов пообещал, чувство самосохранения давно притупилось из-за тревоги и волнений. Яр не перезвонил, а значит, депрессия могла усугубиться чем-то ещё. Он не мог видеть, как рука Анны мучительно ощупывала нож в кармане пуховика, а чёрные глаза резали его не хуже того же лезвия. И шарф, оставленный ею на полке, пропахший насквозь духами, он тоже видеть не мог…

====== Глава Х ======

Ярослав

Выскочил на улицу в чём был, в последний момент тормознув Арчи в коридоре. Пёс радостно схватил поводок, но, получив отказ, расстроился и опустил уши. Когда я стал переживать, что собака обиделась?.. А вообще, последнее время, проводя его чаще с Арчи, вижу, как ему не хватает движения, как он скован в Геровом мире, и, скорее всего, тот чувствует вину за вынужденный собачий дискомфорт. Но сейчас мысли мои были слишком заняты собой. Резко хлопнув дверью, ворвался в морозный день, завёл авто и рванул с места. Куда ехал — да кто бы знал. Дорога всегда помогала отвлечься, не думать ни о чём, а сейчас — всё наоборот: лобовое стекло, казалось, покрыто трещинами, и из него, как из порезов на коже, сочится кровь, застилая обзор. Встав на обочине, взял кофе в ближайшей кофейне. А хотелось надраться. Просто в сопли, чтобы уже выключить соображалку и временно пожить настоящим.

Телефон остался дома, его так и не зарядил, да и звонить особо некому. Душно в салоне, из открытой форточки, наоборот, сквозит, нервозность запредельная, и бесить начинаю даже себя самого. Решаю скатать домой, проверить обстановку.

К моему удивлению, соседи ведут себя смирно, значит, участковый… бывший участковый… смог надавить правильно, жаль только, во вред себе, но тут уже выбор каждого: или совесть, или разум.

Дверь отмываю битый час, и это при том, что знакомая соседка оттирала ее раньше. В квартире жуткая тишина, никто не шаркает носками по ламинату, никто не ходит следом, кусая меня за пятки, и вообще, не хватает Германа. Долго обдумываю эту мысль, чувствуя, как глубоко этот мужик пробрался мне под кожу, и к ужасу понимаю… глубже, чем все до него. Именно это и побуждает вернуться, хотя я все еще не в себе, так и вижу, как острое лезвие гладко скользит по его коже.

— Что с лицом? — спрашиваю в лоб, когда бледный Герман распахивает дверь слишком нервно для привычного своего аристократического поведения. — Мама уехала? Теперь скучаешь?

— Ты где был? — не нравится мне его интонация, и что меня не пускают в квартиру — тоже. Там, между прочим, мои трусы с носками на сушилке сохнут, и мужик мой тоже там — вот он стоит.

— Гулял… к себе смотался, бук захватил. Кино посмотрим.

— Особенно я.

— Блин, — прячу ухмылку в мехе расстегнутой аляски, — уговорил, ты будешь слушать.

— Яр, — отходит в сторону, пропуская наконец-то, ну да, сумку на плече, пакет, ещё и бук — ему не видно, а мне тяжело. — У нас всё нормально?

— Уже нет, — признаюсь честно и принюхиваюсь, такое чувство, что что-то мешает, как этикетка на новой футболке, которую ещё не успел срезать. — Выглядишь потерянным. И… чем воняет?