Амнезия, или Фанера над Парижем (СИ) - Купрашевич Владимир - Страница 17

- Позвольте…

Я не сразу понимаю, что происходит. Моя красавица, цветущая и пахнущая рижскими духами поднимается, и не удостоив меня взглядом, исчезает.

Приплыли. По здравому размышлению я должен быть благодарен этому уроду. Он. разрешает за меня ту самую проблему, с которой я не мог справиться. Теперь я спасен и должен воспарить в бескрайность свободы.… Камень с души! Вопреки радостному заключению меня трясет, и я не могу сообразить, как поступить. Она пьяна, а то, что у этого типа постель на двоих уже приготовлена, очевидно. Впрочем, каждый должен расплачиваться за свое легкомыслие сам. Недееспособных и несовершеннолетних здесь нет. Почему это я должен опекать всяких подрастающих сучек, у которых тяготение к блуду зало-жено с рождения?! Сую сигареты в карман, бросаю на столик деньги, но успеваю только подняться.

- Ты куда? – перехватывает меня за рукав Наташка.

У нее сияющее лицо. Наверное, в танце ей удалось достичь оргазма. Сопливая наивность! Она наслаждается иллюзией, что сегодня все мужчины у ее ног, и она – звезда вселенной …

Перехватываю официанта.

- Еще коньяку, пожалуйста.

Гарсон не возражает.

- Отчего ты такой мрачный? – излучает радость дрянная девчонка.

Опускаюсь на свое место, закуриваю и молчу.

- Так что с тобой? – не унимается она.

В куче оскорбительных слов, которые просятся на язык, я никак не могу подобрать самого удачного, вмещающего всю гамму отрицательных эмоций, которые меня душат, и довольствуюсь малым:

- Может быть, в вашей деревне, и принято уходить, с первым встречным и по первому свистку, но приличные люди считаются с желанием тех, кто их пригласил, - медленно, словно цитату из морального кодекса выдавливаю я.

Жалкая речь идиота. К тому же старания напрасны - очень похоже, что она не про-изводит на нее никакого эффекта.

Приносят коньяк.

- Налей и мне, - просит Наташка, явно не оценив глубину моих страданий.

Может быть и к лучшему. Я наливаю понемногу себе и столько же ей (жаль, без цианистого калия)...

- Извини, я так больше не буду, - обещает она с выражением на физиономии без ка-кого-либо раскаяния.– А почему ты не танцуешь?

- Нет желания, - рычу я.

- Выходит и мне тоже сидеть…?

- Я не об этом…не каменный же век…, - начинаю бормотать я и замолкаю, потому, что понимаю, что я как раз об этом…

С эстрады грохочет что-то ритмичное. Стараюсь не смотреть на нее, но каким-то другим органом чувствую, как все ярче расцветает ее лицо. Я даже явственно вижу, как приоткрываются ее губы, и она вся тянется к другому... На этот раз, правда, вспоминает обо мне.

- Ты не против?

Это даже не вопрос, скорее информация.

Как можно равнодушнее пожимаю плечами. Они уходят… В глазах темнеет. Финиш.. В общем-то, фраер не ошибся. У него хороший нюх. Я не знал раньше, что во мне столько бешенства. Выдерживаю некоторое время, чтобы дать возможность сложившейся паре, уплыть в толпу, поднимаюсь и, стараясь не задерживаться взглядом на лицах тех, мимо которых пролегает мой путь, выскакиваю на лестницу, слетаю по светлым мраморным ступеням. У дверей ресторанов недостатка в такси не бывает. Хлебное место. Я вва-ливаюсь в ближайшую машину и захлопываю за собой дверь.

- Артиллеристы, Сталин дал приказ! - ору я неизвестно отчего и неизвестно откуда пришедшую на ум строку.

Таксист таращится на меня.

- Ты что, полоумный?!

- Нормально, - бормочу я, пялясь на летящее под колеса полотно дороги.

У меня закладывает уши, словно мы в кабине самолета и вот-вот преодолеем звуковой барьер. Лишь по каким-то отзвукам понимаю, что водила спрашивает, куда ехать. По логике если уж ставить жирную точку в отношениях с Наташкой следует податься к Милене но, похоже моя решительность на исходе, и я называю свой адрес.

У подъезда никого. Если она и появится здесь, то, не раньше утра. Не затем фраер «закадрил» девочку, чтобы отпустить ее с миром… Представляю с каким наслаждением это мурло станет оглаживать ее ножки, как его похотливые пальцы скользнут по ее коленям.. Прийти все же она должна. Хотя бы за вещами. А я должен вырубиться до рассвета, и когда у двери прозвенит звонок выставить ее чемодан на площадку. Можно еще дать пинка, под зад. В конце концов, это же то, чего я хотел. Или нет?

Поднимаюсь в свою квартиру, раздеваюсь на ходу и решительно ныряю под одеяло с намерением немедленно отойти ко сну. Мужества хватает ненадолго. Ловлю себя на том, что жду звука шагов. Их все нет. Прокувыркавшись с полчаса встаю, кое-как напяливаю одежду и выскакиваю на улицу.

Она сидит, у подъезда на скамейке. Ее поза, выражение лица с размазанной по щекам краской и зареванными глазами, подтверждают драму, которую я и предполагал. Драма по моей вине. У меня подкашиваются ноги и я готов ползти к ней. Или все-таки от нее?

Мы уже в прихожей. Она тянется ко мне, но я отстраняюсь.

- Я же только тебя люблю, к тому же он вдвое старше меня. Кстати, он спрашивал, кто ты.…Знаешь, что я ответила? Что ты мой муж…

Хочу умолять ее никогда не нести подобную околесицу, но не могу подобрать слов и чувствую, что сижу по самые уши в той самой канаве, которую, пытался обходить. Да и ничего я не обходил, я лез в нее как баран, которого поманили с другой стороны румяной корочкой.

- Ты сердишься на меня? Я немножко пьяна и, потом…я ведь никогда не была в ресторане…

Девчонка настойчиво жмется ко мне, и все мои аргументы начинают казаться до смешного нелепыми.

Я вижу, как розовеют ее щеки, приоткрываются в ожидании губы. Она пытается стянуть с меня галстук. Похоже, опыта у нее в этом деле немного и я ловлю себя на том, что помогаю ей.. Продолжая избавляться от одежды и путаясь в ней, мы двигаемся в комнату, хотя изредка мне все же кажется, что двигаться следовало бы в противоположном направлении. Но сознание здесь уже ничего не решает. Оно лишено права голоса. Последнее, о чем я успеваю подумать, перед окончательным падением, это о том, что когот-ки мои оказались куда слабее, чем я предполагал. Это даже не сожаление, а прискорбная констатация факта.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ее волосы щекочут мне лицо

- Я хочу пить!

Летального исхода я допустить не могу и иду на кухню. За окном начинает светать.

Возвращаюсь в комнату со стаканом воды. Свет от ночничка, оранжевой розочки падает на кровать где лежит обнаженной молодая женщина. Лежит она на животе, по диагонали кровати и, свесившись, что-то рисует пальцем на прикроватном коврике. Очертания стройных ножек, уже вполне зрелых ягодиц, шелковистой кожи, светло-бежевого оттенка в свете ночника. … Жаль, что у меня нет красок и недостаточно таланта, воссоздать эту картину, чтобы созерцание женского тела вызывало бы безумное желание овладеть им. Так как это происходит сейчас со мной. Она поднимает голову, улыбается мне и пере-ворачивается на спину. Дрянная девчонка, едва начав жить, уже знает, как убить мужчину. Она нисколько не комплексует, наоборот, в выражении ее лица появляется что-то вызывающе-заносчивое. Приближаюсь к ней.

- Мы немного запачкали простынь. Надо будет постирать.

Я смотрю на красные пятнышки и у меня снова такое чувство, словно я снова преодолеваю звуковой барьер.

- Но,… ты же сказала, что уже взрослая, - напрягаюсь я.

Наташка вынимает из лежащей на полу сумки паспорт, и сует мне.

- Можешь убедиться.

- Я не об этом, - бормочу я и понимаю, что экзамен на устойчивость мною провален.

Смотрю на нее во все глаза, опускаюсь на колени и несу что-то совершенно дебильное. Наверное, подписываю какое-то обязательство. Вытекающее из сложившихся обстоятельств. Это конец.

Чтобы открыть дверь в наше общежитие, следует напрячься. Студенты подозревают, что такую пружину поставили по инициативе преподавателя по физкультуре, от занятий которой все увиливают. Вахтерша прекращает вязание, смотрит поверх стекол своей оптики, сверяя мою внешность с картотекой памяти. Совпало.