Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 42

У обоих терпения хоть отбавляй. Юнги хочет целовать Чонгука безостановочно, невинно дотрагиваться губами до его щёк, подбородка, носа, и чувствовать его рядом настолько долго, насколько это только возможно. И лишь потому, что сам уже готов зайти дальше, пробирается поцелуями к уху и сквозь улыбку горячо выдыхает «Направо». Чонгуку повторять не нужно. Он всё понимает сходу. Юнги же вновь целует его в губы, но делает это уже не так нетерпеливо, как прежде, а гораздо мягче, нежнее, и Чонгук больше не может выносить подобное с его стороны, поэтому пытается добраться до кровати как можно скорее, чтобы взять контроль над ним в свои руки.

У обоих жажды овладеть друг другом хоть отбавляй. Чонгук понимает, что пришёл правильно, когда упирается ногой в кровать. Он встаёт на матрац коленом, неспешно укладывая Юнги перед собой, и целует его, целует, целует, будто не обращая внимание на этот тихий, жалобный скулёж, на блуждающие по телу руки, скользнувшие под его свитшот, и давящую на поясницу ступню. Юнги, такому беззащитному, прижатому к холодной постели, хочется отдать всего себя полностью, отправить ненадолго в рай и позволить ощутить себя самым беззаботным. И Чонгук непременно займётся этим, ему бы только хоть чуть-чуть привести растекающегося от его прикосновений Юнги в чувства, вернуть его на Землю. Показать, насколько взаимна его любовь.

Дышать становится нечем. Чонгук осторожно раздвигает Юнги ноги, выпрямляется, дёрнув его наверх и усадив перед собой, и, наощупь отыскав край футболки, стягивает её ему через голову, а сам снимает с себя свитшот. Юнги ничего не видно в этой темноте, он никак не может сфокусироваться, но ему это даже на руку, потому что, не смотря на Чонгука и не зависая на его красоте, он только лучше концентрируется на том, что ощущает от их тесного контакта. А ощущает он постепенно накатывающее возбуждение, чонгуково глубокое дыхание у себя на губах, его пальцы, которыми он расстёгивает пуговицу на джинсах и которыми нечаянно касается низа живота. И в Юнги подрывается спокойствие. Он доверяет Чонгуку на двести восемь процентов, вот только готовы ли они оба это выдержать и не покалечить друг друга? Способны ли вынести самые напряжённые минуты и не сорваться?

— Чонгук, — Юнги обхватывает его лицо ладонями и невесомо трётся своим носом о его, прикрывая глаза. — Давай я сам.

— Не доверяешь мне? — хрипит тот, отпуская замок ширинки.

— Себе не доверяю.

Юнги скользит руками вниз, по шее, давит ими Чонгуку на грудь, укладывая его на спину, и наваливается сверху. На чонгуково лицо падает жёлтый свет уличного фонаря, что прорывается сквозь щель между не до конца задвинутыми шторами, и Чонгук так бесподобно красив с этим открытым лбом, с которого съехала чёлка, с этим влюблённым, но серьёзным взглядом и опухшими от поцелуев губами. Юнги не понимает, почему не влюбился в него ещё в тот день, когда они познакомились, почему ему понадобились чёртовы четыре года для того, чтобы разглядеть в Чонгуке человека, без которого бессмысленно жить. И чем больше смотрит на него, тем больше осознаёт, что точно не сможет сдержаться, если Чонгук начнёт растягивать его сейчас, и что сдастся уже через минуту, наплевав на то, что обоим отсутствие подготовки сделает очень больно.

— Я не перетрахал пол университета, как Намджун, но всё равно умею это делать, — зачем-то настаивает Чонгук.

— Я верю, — улыбается Юнги, смотря ему в глаза, и убирает растрепавшиеся пряди от его лица. — Но я слишком хочу тебя, чтобы оставаться спокойным, пока ты меня касаешься, и покорно дожидаться конца.

— Ты всегда такой ответственный? — улыбается в ответ Чонгук, и Юнги тут же перестаёт моргать. Он никогда не видел его таким беспечальным. Таким до невозможного прекрасным.

— Нет, — еле заметно мотает головой Юнги, не прекращая вглядываться в него. — Только рядом с тобой.

Улыбки исчезают с их лиц.

Любовь – это всё. И это всё, что мы о ней знаем. Когда Тэхён впервые произнёс эту фразу, Юнги не понял, в чём её смысл, счёл её глупой и пафосной. «Любовь – это боль, и это нормально», — вот что он ему сразу ответил. Сейчас Юнги точно не может сказать, кто из них двоих был тогда прав. Он потерялся в собственных суждениях, заплутал и запутался. Чонгук – всё для него. Это правда. Но Чонгук так же его боль, и в этом тоже есть истина.

Любить Чонгука дьявольски больно. Но ещё больнее не любить его вовсе.

— И что мне прикажешь делать здесь без тебя? — тихо говорит Чонгук, подцепляя его подбородок пальцами.

— Даже не знаю, — ухмыляется Юнги. Он плавно ведёт рукой по его груди, животу и начинает расстёгивать молнию на джинсах. — Может быть… — а затем ныряет пальцами под широкую резинку трусов и обхватывает головку, сразу же скользнув плотно сжатой ладонью вниз. — Лежать и думать о том, как я делаю это?

Если бы Юнги знал, как его накроет, когда он увидит, как Чонгук напрягается в его руках, чуть закатывая глаза и медленно опуская веки, как сжимает челюсти, словно сдерживая себя, и глубоко дышит грудью, он бы ни за что не стал его трогать. Потому что этот образ вряд ли теперь покинет голову в ближайшее время, а это значит, что Юнги будет совсем несладко, пока он примется подготавливать себя в ванной.

Он больше не может смотреть, как Чонгук мечется от его неторопливых движений рукой по члену, как облизывает губы снова и снова, как мнёт своими длинными пальцами мягкий плед, поэтому резко меняет свою ладонь на его, помогая ему влиться в тот же темп, добивает его хриплым «Теперь сам» в шею и, оставив короткий поцелуй, подскакивает с кровати, бросая его в постели с расстёгнутой ширинкой и рукой в трусах.

К чёрту замок на двери, к чёрту дополнительный свет, к чёрту джинсы и бельё.

У Юнги очень хорошая мотивация сделать всё как можно быстрее.

*

Намджун, чиркая полупустой зажигалкой, сидит на краю кровати, опершись о колени локтями, и выжидающе смотрит на дверную щель, сквозь которую виден свет. Сокджин поднялся наверх около часа назад, устав сторожить его в гостиной, и, судя по звукам, лёг в кровать, переодевшись во всё домашнее и специально оставив свет. Совсем скоро он уснёт и его не сможет разбудить ничто и никто, и именно этого момента ждёт нетерпеливый Намджун, у которого сейчас в голове только одна цель – достать Юнги из-под Земли. Ведь никто не может встать у него на пути, только Сокджин. Наивный, доверчивый сводный брат.

Проходит ровно десять минут: Намджун высчитывает их по звуку секундной стрелки своих часов. Он тихо поднимается на ноги, стараясь не стучать каблуками новых туфель по полу, осторожно открывает дверь, на несколько мгновений оставшись в проёме – проверяет, не прибежит ли брат, – а затем совершенно не по-доброму ухмыляется, доставая из кармана ключи от машины и дома. И ему не составляет никакого труда рвануть вниз по лестнице, вылететь пулей на улицу и, заскочив в машину и заведя двигатель, испариться с парковки за считанный миг.

Намджун прекрасно знает, куда они поехали.

И ему всё равно, что придётся сделать для того, чтобы вытащить оттуда Юнги за шкирку, и кто при этом может пострадать.

*

Чонгук сильно ударяется лопатками, падая спиной в дверь, за которой без вести пропал Юнги. Выдержка закончилась на второй минуте его отсутствия, дыхание сбилось окончательно; Чонгук не смог больше ждать, поэтому суетливо блуждал по комнате, стараясь утихомирить своё безрассудное влечение, свою неуравновешенность и готовность на всё, что угодно, ради того, чтобы вновь прикоснуться к Юнги. Сейчас он продолжает с собой бороться, понимая, что их разделяет лишь тонкая дверь, которая, к слову, не заперта, и кое-как терпит, и контролирует себя и своё желание ворваться в ванную и завершить то, что Юнги начал.

— Чонгук? — доносится обеспокоенный голос Юнги.

— Ты ушёл, предложив мне подрочить на тебя, растягивающего себя в душе, — тихо произносит Чонгук, прикрывая глаза и прислоняясь затылком к двери, и выдыхает: — Что с тобой не так?