Добрая фея, прекрасный рыцарь (сборник) (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 18

- Чёрствая она у тебя, как такой служишь? – продолжая улыбаться, прошамкал он минуту спустя. – Желчи много, ой, мно-о-ого, вот сердечко и не выдержало, заснуло…

Ничего не понимающий Айлинсфиль потянулся, потрепал спящего Вольфика за ухом. Тот уморительно дрыгнул задней лапкой и присвистнул.

- Неясно тебе, да, молодец? – фыркнул в бороду старичок.

Телохранитель кивнул.

Лесовичок тоже потянулся к болонке, осторожно потрепал мягкую шёрстку.

- Эх, молодёжь, да что ж тут непонятного! Сердечко, оно бьётся так: тук-тук. И трепещет иногда. У иных – аж заходится. А у неё, - старичок снова ткнул в неподвижную Илию клюкой, - ровненько бьётся. Всегда – ровненько. Значит – спит. Понимаешь?

Айлинсфиль неопределённо пожал плечами.

- Э-э-эх! – махнул на него рукой старичок. – Доброты она не видит, вот чего! Доброты, заботы и дружбы не понимает. А это – как с сердцем каменным жить. Тяжело-о-о!

Айлинсфилю вдруг вспомнилось, что болтают про Илию: чёрствая, жестокая… ледяная.

- Вот сердечко её и оттает, - улыбнулся старичок, словно прочитав его мысли. – Только не сразу. Но ты, главное, за неё не беспокойся. Лучше скажи, молодец, ты в карты – умеешь?

***

Водяницы оказались нагими, грудастыми и наглыми.

И всё это у них зашкаливало – просто гипер.

Нагие – не как во дворце: тряпками, пусть и прозрачными папины любовницы закрывались, когда я к нему в спальню врывалась. Тут дамочкам абсолютно параллельно было – кто рядом, с кем и сколько. А, и да – в каком состоянии.

Хуже – мне тут же предложили присоединиться!

С родным братом?!

С… этими?!

В общем, когда я, странно просвечивающая и вообще призрачная, возникла среди этой вакханалии, вечеринка у «дев, до срока умерших» была в самом разгаре.

Что б мне так умереть!

Утопиться что ли? Знать бы, что после смерти такая стану: бесстыдная, волосы до пяток и зелёные, словно водоросли, глаза громадные, и грудь… и бёдра… Как там папочка про таких говорит: «Сливки с сахаром»?

И похожи – словно близняшки.

Штук сто.

А в центре – братишка. Тоже – обнажённый… и глаза такие – навыкате. В общем, видок – как после новомодного наркотика.

Кажется, сто штук – даже для него много.

Девицы, поняв, что присоединяться я не желаю, решили не отвлекаться от процесса. И я-то думала они его… того… ну, что благонравной принцессе, пусть и наследнице, знать необязательно, даже нежелательно.

Щас! Они его… поили.

- Давай, касатик, ну ещё кубок… ну, за папу, - шептали они и вились вокруг братишки, как мальки вокруг куска хлеба. – А теперь за маму…

- Это… зачем? – вырвалось у меня.

Ближайшая водяница удивлённо обернулась.

- Как – зачем? Чтобы жабры выросли.

Гениально! И как я сама не догадалась, а?

- То есть жабры вырастут…

- Если сто кубков тины выпить, - отмахнулась водяница. – Неужто не знала?

Мда… А глазки у братика так и закатывались, так и закатывались. Слейрс дёргался, норовил вырваться, отплёвывался. Но как-то вяло. И не эффективно.

- А теперь за сестричку…

Интересно, всю родню начиная от легендарного Элия-основателя они уже перебрали?

На «сестричке» Слейрс дёрнулся особенно истово и на мгновение уставился на меня. Правда, быстро обвис и забулькал, захлёбываясь.

Я поёжилась, стряхивая оцепенение.

Отвернулась – сзади водяниц и нет совсем, а тропка ниточкой вьётся, манит.

Я пошла, было к ней, но тут перед глазами неожиданно возник отчаянный взгляд Слейрса. Не просящий – братишка ничего не ждал от любящей сестрёнки, это и так понятно. Но что-то там внутри него – не в голове, а сердце, наверное – молило: помоги!

И это тот же братик, который вечно задирал меня на балах. Братик, постоянно только и думающий о том, как бы устроить мне какую пакость. Братик, люто, до подкорки ненавидящий сестрёнку.

Но – помоги.

Не я послушалась – моё тело. Я думала ещё, поверить ли этому взгляду – единственному проблеску братишкиной души за годы и годы.

Тело не раздумывало: я очнуться не успела, а уже шагнула в клубок водяниц, настаивающих на ещё одном кубке, ну маленьком, ну ничего страшного же… Зато – навеки вместе.

Брат не хотел «вместе». Брат жаждал вырваться. И я стянула еле заметные на мне перчатки и ударила по извивающемуся клубку – тяжело это, без касания, без хоть сколько-нибудь маленького контакта. Тяжело – но я справилась.

Девицы, противно визжа, подались назад, проклиная меня, на чём свет стоит. Ну а я потащила мгновенно потерявшего сознания братишку к тропе.

Боги, я помогаю… Этому… Ничтожеству?!

Не верю!!!

Но я тащила его – и девицы туманом таяли у нас за спиной, крича что-то про жабры и «вместе – навек».

Тогда в голове впервые мелькнула мыслишка: «А не ошибалась ли я насчёт брата – всё это время?».

Ну, нет. Конечно, нет.

***

- Ох, утречко уже! – потянувшись, вздохнул старичок, скидывая карты. – Поздненько, домой пора. Ну, бывай, молодец!

Айлинсфиль потянулся, вернул лесовичку карты – тут же превратившиеся в сухие листья.

- Счастливого пути, дедушка.

Потянулась, забавно зевая, собачка. Вильнула хвостом, лизнула носик. Телохранитель перевёл взгляд на место у костра, где только что сидел старичок, но ничего, кроме сгустка тумана не разглядел.

- Я. Тебя. Уволю, - раздалось из-за спины.

Айлинсфиль рывком обернулся.

- Дай только вернуться, - прошипела Илия, - сначала уволю, потом казню.

«Сердечко-то не проснулось», - послышался Айлинсфилю голос старичка. Сам юноша только пожал плечами, с удивлением рассматривая лежащего рядом с принцессой Слейрса. Илия в объяснения пускаться не спешила, так что Айлинсфиль решил на время считать, что так оно и надо. Ну перенёсся принц из одного конца леса в другой – так с кем не бывает?

***

Братишка с утра чертыхался от любого звука – особенно от издаваемого мной. Какое… истинное наслаждение лицезреть Его Высочество в таком состоянии! Уже за одно это спасла бы. Особенно понравилось, как он, по-прежнему вздрагивая, тихонько дёрнул меня за рукав во время утреннего сбора, указывая в сторону – отойдём, мол?

Ну, отойдём.

- Это… ты была?

И взгляд. Живой. Без ненависти. Изумлённый, но не злой.

Так бы и смотрела…

Вместо этого я буркнула в ответ:

- Ну, я.

Брат почему-то вздрогнул и схватил меня за руку – я дёрнулась, и он тут же отпустил.

И шепнул, тихонько, словно сам себе не верил:

- Спасибо.

Мда, нагие грудастые девицы, оказывается, страшная сила. На раз перевоспитывают и вежливым словам учат.

Я хмыкнула и пошла прочь, к Аю и его собачке.

Спиной чувствуя изумлённый взгляд брата.

Прелесть!

***

День снова прошёл без приключений. Тропинка вилась и вилась, словно путеводная нить. Никаких ответвлений, развилок, указателей. Айлинсфилю это совсем не нравилось. Здесь что – одна тропа на весь лес? Или в эту часть просто никто не заходит? Если так – почему?

А с закатом не пришлось даже искать место для ночлега. Башня – одно слово: развалины – соткалась, словно из воздуха. Айлинсфилю она не понравилась просто до дрожи, но принцесса капризным тоном заявила, что «мы спим здесь, а в твоих услугах никто не нуждается». И гордо прошествовала к дыре, оставшейся от дверного проёма.

Пришлось идти следом, поминутно ожидая худшего.

Зря, в принципе. Развалины, как развалины. Не должно их тут быть, просто – вот и всё.

Айлинсфиль решил оставаться начеку – раз уж у принцессы временное помешательство, а её «сладкоречивый» братишка отчего-то даже не перечит.

Что, конечно, тоже странно.

***

- А-а-а-а!

- Да в… и на… вас всех! Спать хочу! – заорала я, не открывая глаз.

- А-а-а-а! Муа-ха-ха!

- Слейрс! Да заткнёшься ты уже или нет! – выдохнула я, уверенная, что балагурит братишка.

Только почему-то женским голосом.

- А-а-а-ау-у-у-у-у!

- Ну я тебе сейчас устрою!!