L.E.D. (СИ) - "Illian Z" - Страница 55

Коридоры чистые, но неприветливые, а кабинет, куда меня вталкивают и принуждают сесть на стул, больше похож на комнату допросов — мебель, — всего два стула и стол, —прикручена к полу, окна высоко, стены из твёрдого, пористого материала, гасящего звук.

Санитары уходят, я пытаюсь устроиться поудобней на жёстком, но тщетно. Да и руки затекли. Вообще, использование таких «пиджаков» ещё законно, нет? Врача приходится подождать и, когда он, наконец, является, испытываю чувство некоторого облегчения — унылость интерьера успела мне моментально наскучить.

— Добрый день, мистер Наэйдр, — приветствует меня.

Однако. Первый посторонний человек, который правильно произнёс мою фамилию. Высокий, сухопарый, чертами лица напоминает чем-то отца Гунтарда. И никаких стереотипных очков или бородки, официального костюма под халатом, ничего такого, а вместо блокнота — электронный планшет.

— Был бы добрый, — буркаю, — не будь я в психушке.

— Ну что вы, — улыбается, весьма располагающе, — вы не в психушке, а в реабилитационном центре закрытого типа. Моя фамилия Бейкер, я ваш курирующий психиатр.

— Очень приятно, — бурчу уже жизнерадостней. — А если это не сумасшедший дом, можно с меня уже одёжку снять?

— Вот это-то я как раз и буду определять, — доктор тапает планшет. — Согласно показанием вашего сожителя и его родни, вы наркозависимы, нервозны, агрессивны, асоциальны, склонны к насилию. Не врут же?

— Не врут, — опускаю голову.

Всё так и есть, только в конце надо приписать ещё «подонок, ублюдок и мразь» для полноты картины.

— Так вот, я хотел бы, чтобы вы сотрудничали. Для начала, ответим на несколько анкетных вопросов, согласны?

Киваю. Согласен. Главное, отвечать аккуратно, мало ли по каким критериям что будет проверяться. Скажу, например, что люблю собак крупных, бойцовских пород больше, чем кошек — припишут диагноз.

Но вопросы вполне обычные, стандартные. Как зовут, год и место рождения, состав семьи. Помявшись, называю птенчика в качестве мужа, но уточняю, что мы незарегистрированы. Поэтому следующий вопрос ставит меня в тупик.

— Сексуальная ориентация?

— В смысле? — переспрашиваю. — У меня муж есть!

— Отвечайте на вопрос, пожалуйста.

— Гей. Гомосексуальность, — покорно бормочу я.

— Понятно, — врач что-то помечает стилусом. — Не возмущайтесь, я просто уточнил.

Ах да, запоздало доходит до меня. Сейчас же всё не так просто, я мог бы быть би, или как там… ну те, кому всё равно, кого, отморозки.

— Предпочитаемая позиция в сексе?

— Простите, это обязательный вопрос?

— Желательный, — улыбается.

— Активная.

Не буду же я, в самом деле, свои условия ставить. Тем более, что таких неудобных вопросов больше не задаётся, меня осторожно опрашивают о детстве, школьной поре. Особенно деликатно — о гибели моего отца и обстоятельствах получения мной шрама на лице.

Я охотно иду на контакт — спина чешется немилосердно, да и малозаживший бок даёт о себе знать. А те события уже давно для меня не болезненны.

— Хорошо. Последний вопрос. Что вы можете сказать о том случае, из-за которого вы здесь? Есть ли в этом ваша вина?

— А чья ещё?

— Ну, а ваш муж говорил мне, что это, скорее, несчастный случай.

— Усугублённый несчастный случай, — бурчу. — Могу я с ним встретиться?

— Исключено, — психиатр гасит планшет, — только после курса лечения.

Молчу. На что я, в самом деле, надеялся? И так уже слишком злоупотребляю его добротой. Надо же, выгораживает. «Несчастный случай», ещё, наверное, никому не признался, что именно произошло. Конечно, я его не порвал, но скрыть такое…

— Зато меры содержания мы вам изменим, — доктор улыбается. — У нас, всё же, заведение добровольного пребывания. Но если вы будете нарушать распорядок, буду вынужден порекомендовать вас перевести. На этом всё, пожалуй.

— Как, а картинки с чернильными пятнами?

Врач едва не смеётся:

— Не представляете, как часто меня об этом спрашивают. Ну что за стереотипы прошлого века? У меня их даже нет!

— Тогда, может, скажете, что думаете?

— Я считаю, что ваше состояние в большей степени вызвано приёмом наркотиков. А точнее, резким отказом от них. Понаблюдаем вас, пройдёте курс медикаментозной коррекции, дальше изменим лечение.

Киваю. А что я могу? Отказаться? Тем более, если мне действительно собираются помочь.

По крайней мере, не очень модный нынче пиджак расстёгивают, я повожу плечами и обрадованно почёсываюсь. Хочется, конечно, санитару рожу разбить, но это прямой путь в одёжку и изолятор обратно.

А так мне выделяют неплохую отдельную комнату, со странной, правда, подушкой на кровати — будто гелевой, наверное, чтобы я не порвал её зубами и не нажрался. Зато у меня есть заботливо оставленная на столе пачка сигарет, причём моих любимых — возможно, что в нарушение правил.

А ещё меня не особо охраняют, так что я шлёпаю в обнаруженных сланцах в поисках курилки вполне спокойно, хотя санитары иногда поглядывают. Вот уж не худшее место, куда я мог загреметь за свои подвиги. Добровольное, надо же. Ещё надеются на мою сознательность.

По дороге, с любопытством заглянув в приоткрытую дверь, вижу других пациентов. У них то ли кружок йоги, то ли просто занятия медитацией. Вот уж хуй, я такой чушнёй заниматься не буду.

Помещение для курения отмечено указателями, и никто мне не препятствует его посетить. Обычная комната с вытяжкой, урнами и лавочками, правда, ещё и с окном, забранным, впрочем, железной решёткой.

Именно около него стоит парень, тоже курит, и кажется мне со спины смутно знакомым, даже в больничной одежде.

Оборачивается. Бек. Волосы убраны в хвост, пальцы держат сигарету не очень уверенно, руки до сих пор в бинтах.

— Добро пожаловать, — ухмыляется, — товарищ по несчастью.

========== 33. Записка ==========

Выглядит Бек жутко инородно в окружении этих однотонных стен, в этой маленькой комнате, в этой тусклой одежде. Как драгоценный гранат огранки «маркиз» в деревянной потрескавшейся оправе, примерно так. И только одно его, безусловно, красит — улыбка, с которой, затушив окурок, обнимает меня.

Сначала вроде бы по-дружески, с лёгким похлопыванием по спине, но потом прижимается жарче, трётся, как животное. Кое-что не лечится. Шепчет мне на ухо:

— Давай, а?

— Ты в своём уме? — отпихиваюсь.

— Нас хватятся минут через двадцать, а курят тут всего четверо, никто не придёт. Камера тут есть, но давно неисправна, я узнавал. Давай, по-быстрому?

Едва показывает кончик языка, чуть-чуть кусает губу. И это выглядит не пошло и не вульгарно, а так, что сразу вспоминается, что рот этому паршивцу не только для того, чтобы говорить и есть. И я был бы, чёрт его, не против. Только…

— Я грязный.

Полукровка усмехается, прикрыв рот рукой, отводит глаза, потом поднимает их на меня. Веселье. Нежность. Обожание. Ни тени того, что я видел недавно в больнице. Неплохие тут препараты.

— Ты милашка. Думать обо мне, ну надо же! — Бек чуть толкает меня к стене. — Не парься.

Уже во второй раз за сегодняшний день я лишаюсь штанов посторонним образом. Но сопротивляться — не хочется. И момент упускать — тоже. Бек хмыкает, несколькими опытными движениями рук приводит мой член в боевое положение, заглатывает слегка, пара круговых движений языком, а потом — смачный плевок в пепельницу.

— Не обижайся, — чмокает меня. — Зато теперь ты не грязный.

— Не болтай, — я кладу руку ему на затылок и подталкиваю.

Профессионал, мать его. Заглатывает чуть не целиком, сразу, резко выдохнув. Двигает горлом, чуть отпускает, ласкается языком, но агрессивно быстро, хоть и довольно нежно. Да, у нас мало времени, поэтому я ничуть не сопротивляюсь, не отвлекаюсь, не применяю уже свои навыки. Просто поглаживаю его по голове и полностью отдаюсь процессу.

Воспринимаю его как любовника, а не как клиента и, хотя полукровка показывает далеко не все свои фишки и возможности, что я успел прочувствовать раньше, старается он исключительно. Да и остальные техники — слишком медленные.