Леший. Четвертые врата (СИ) - Геярова Ная - Страница 24
- Предыдущая
- 24/69
- Следующая
– Когда было-то?
– Да, сегодня, ночью. Ближе к трем. Я только не понял, чего там бабуська эта ночью делала. Хотя кто знает, может жила. Ты у Михаила, участкового, спроси.
– Спрошу, – севшим голосом проговорил Кондрат и отключился.
Глянул туда, откуда пришел. Через арку было видно, что машина Еши так и стоит на том самом месте, где оставила майора. Леший еще раз посмотрел на останки газетного киоска и пошел обратно к машине.
***
– День добрый, Михаил Семеныч, – преждевременно постучав в дверь, поздоровался с участковым, Кондрат. Михаил кивнул, отставил в сторону кружку с чаем, подвинул на середину блюдце с печеньем. Михаил Семёныч, участковый Новославского района, собирался вот-вот уходить на пенсию, готовил на смену молодого паренька, только окончившего полицейскую академию. Темноглазый мальчишка, торопливо вскочил и отдал честь, стоило Лешему войти в кабинет.
– Сиди, – махнул рукой Кондрат, придвинул стул и присел к столу.
– Не откажись от чайку, майор, – налил кипятка из небольшого чайничка и кинул в него пакетик Михаил Семёныч.
– Чего отказываться. На улице холодно. Чаек, оно самое то.
– Крепче не держим, – улыбнулся участковый.
– Крепче стараемся не употреблять, – ответно улыбнулся, внутренне чертыхаясь, после вчерашней встречи с Разумовым, Кондрат.
– Оно и хорошо, – кивнул участковый. – А вы к нам по делу или так, мимо шли?
При всей казавшейся дружелюбности, Михаил Семёныч, внимательно смотрел на Кондрата и даже к чаю не прикасался.
– По делу, – покрутил бокал в руках Леший и отодвинул его в сторону. – Ты вчера на пожар в Новославском выезжал?
– Я, – кивнул участковый. – Молодые в такое время спят.
Сидевший по правую руку его мальчишка поперхнулся чаем.
– Так вы ж сами сказали …
– Сказал, – бросил на него косой взгляд, Михаил Сёменыч. – Отдыхай, пока я здесь, – и снова обратился к Кондрату. – И так, что тебе знать нужно?
– Проверку проводили?
– Да какая там проверка, – махнул рукой участковый. – Бытовое возгорание. Так и написали. Проводка неисправна. Бабуля в это время спала. По предварительному так ведется. А разбираться никто не станет. Сам знаешь.
– Михаил Семёныч, то, что написано в бумажках, я и сам глянуть могу. И даже знаю, что написано будет и кем подтверждено. Ты мне свое мнение скажи.
Участковый вздохнул, он, наконец, взял свои бокал и отпил, потянулся за печенькой.
– Я не пожарник, но бабку убили, а уже после устроили замыкание, – печенька захрустела на зубах.
– Отчего так?
– Так лежала она у входа, места там мало, чтобы спать. Значит, стояла в проеме двери. Может, кого встречала, может, провожала. Это, как бы, во-первых. Дальше, мне вот интересно, что ей делать ночью в ларьке? Не молодая вроде, по ночным свиданкам бегать. И не бомжиха какая, своя квартира у неё имелась. Я с соседями, конечно, не для протокола, но побалакал. Газетчицу нашу вечерком видели возращающуюся с работы. Значит, потом она вернулась. Зачем?
– Зачем?
Михаил Сёменыч, отпил из бокала и взялся за вторую печеньку.
– Тебе интересно, майор, ты и узнавай. А мне через две недели на пенсию. У меня по всем данным это бытовое возгорание, а бабулька нечаянно там оказалось. Дело я закрою. Сам кумекай. Если хочешь, переводи в отдел и работай. А я тянуть это дело буду все две недели, уйду, тогда и забирайте.
– Ты мне данные на неё запиши.
Участковый, вытер рука об руку, полез в стол, вытащил папку, достал листик и выписал на него данные старушки-газетчицы.
Кондрат, бумажку взял, кивнул участковому и поднялся.
Михаил Семёныч снова взялся за кружку, громко швыркнул.
– Майор, там если дело брать будешь, в нем только оговорочка, не хотелось нам все это раскручивать. Ненужное, пустое. Так вот, чуть дальше от места, визиточка была, чуть подпаленная, но пластик толстый, на ней данные. Может к делу оно не имеет отношения. Вот только я чувствую, что имеет. Визиточку, я подобрал, так, на всякий случай.
Участковый встал, прошел к шкафу у стены, немного порылся. Вернулся к Кондрату и протянул пластиковую карту.
На чуть потемневшем пластике хоть и были зауглены первые буквы, но точно угадывалось имя – Бадмаева Номин.
Глава 16
Черепец Любовь Тихоновна, продавщица из газетного киоска, проживала на улице Смирнова, буквально через дорогу от парка. Удобно, рядом.
Кондрат вывернул в квадрат девятиэтажек. Детская площадка была пуста. Да и кто выпустит детей в такую погоду на улицу. Дождь продолжал моросить.
– Кондрат!
Леший обернулся.
Еши выскочил из машины и устремился к нему.
– Следишь?
– Не хочу пропустить отъезд.
– Я не поеду за Номин, – спокойно сказал Кондрат.
Еши пожал плечами.
– Может, и не поедешь. Но может, узнаешь, что у неё произошло. Мне, правда, нужно знать.
Кондрат остановился, поежился, и холодно сообщил пареньку:
– А мне, правда, не нужно знать, что там происходит с малознакомой мне Номин. И, вообще, ты, сколько её знаешь? Месяц, два. Уверен, что она не психическая?
– Не похоже.
– Отчего ж, всякое бывает.
– Та старушка, в парке…
Ох, что б этого, Еши! Вот не надо, не надо Кондрату знать, что связывает журналистку со старухой из парка. Но ведь он сейчас начнет рассказывать. Начнет вываливать на Лешего совершенно не нужную тому информацию. А майор не имеет никакого желания это слушать, не хочет он заниматься девчонкой. Своих заморочек хватает. Не желает он все это в одну кучу валить.
–… Номи была у неё. После разговора с газетчицей, она ездила в полицию, в Первомайский отдел.
Кондрат нехотя посмотрел на Еши. «Что б, ты провалился!», злобно мелькнуло у него в мыслях. Вслух, устало, спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Я возил Номин.
– И в полицию тоже?
– Да.
«Вот почему я не увидел её машины», – подумал Кондрат.
Они свернули к третьему подъезду. Обычная дверь, без привычных кнопок и домофонов. С объявлениями на старой, неровно висевшей доске. С надписями, рванными, полустертыми. Старый дом с длинными узкими окнами. Со старыми людьми, живущими в нем. В кубике новых девятиэтажек он выглядел сгорбленным, потерянным.
Еши открыл дверь. Прошел к лифту. Это был еще тот лифт, со створками за железной решеткой, которую нужно раздвинуть, а потом дернуть за веревку с помятым колокольчиком, издавшим совсем не звонкое – дзынь, дзынь – глухой звук. Сверху раздалось скрежетание, казалось, весь дом вздрогнул от движения лифта.
– Не нужно, она на втором – лучше пешком, – произнес Леший. Ни лифт, ни дом не внушали доверия. По его Кондратовскому мнению, такие дома давно нужно было снести и выстроить твердокаменные, новые, со всей коммуникацией и техникой.
Иногда он заводил такие разговоры дома. Тетушка на это была не согласна. И на подобные высказывания отвечала всегда резко, ответа не слушала: «Кодя, это наша история, памятники старины! Подремонтировать, подлатать, где-то что-то подменить. Но сносить! Безбожно! Нельзя сносить историю, нельзя уничтожать то, что напоминает о прошлом. Потому что без прошлого не может быть будущего. Тебя не может быть!»
Может она и права. Вот только власть имущие, скорее всего, разделяли больше мнение Лешего, нежели тетушкино. И дома достаивали свой век без ремонтов, в ожидании, когда же их посчитают непригодными для жизни и снесут к едрени матери. Пока такого решения не было, и, дом был вполне обитаем.
- Предыдущая
- 24/69
- Следующая