Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 98

— Пора заканчивать с этим, — Аддингтон потянулся к ее груди, глядя в сверкающие глаза, надежда в которых сменялась отчаянием. — Откуда только силы взялись…

«… когда Агольдэр попытался его развеять, у него ничего не вышло: тот был уже слишком силен. Он уничтожил его с помощью глубинной тьмы, раскрыв воронку и вливая в безумного монстра смерть. До той минуты, пока она не превратила его в тлен».

Каждый раз, когда внутри просыпалась тьма, Эрик шагал под водопад.

Водопада здесь не было, но ясность ума и предельная концентрация из практик Джинхэя все еще оставались сильны.

Он полностью отпустил разум, а потом ворвался в него с той жесткой и неумолимой силой, с которой укрощал все свои страхи и слабости. Долго против Аддингтона ему не продержаться, а значит…

Заклинание печати, которым он закрывал Шарлотту, Эрик выучил наизусть. Поэтому набросить его на себя труда не составило: запирая внутри магию и агольдэра, в своем теле, как в клетке. Бешеная злоба Аддингтона на миг сменилась изумлением, но было уже поздно — Эрик раскрылся навстречу тьме и смерти, позволяя ей хлынуть в тело мощным неиссякаемым потоком.

Из-за запирающего заклинания вырваться в мир она не могла, но он все-таки отступил от Шарлотты.

Шаг.

Другой.

Третий.

— Что ты делаешь?! — взвыла запертая внутри тварь. — Ты убьешь нас обоих!

Эрик не удостоил его ответом.

Вой Аддингтона вливался в хлещущую в тело глубинную тьму. Агольдэр бился, запертый в его оболочке, и разрываемый на части тем, порождением чего являлся. Тщетно пытаясь перехватить контроль над телом и разумом, но Эрик держался за ее взгляд. Просто смотрел ей в глаза, понимая, что должен уничтожить эту тварь до того, как остановится сердце.

Отчаяние в глазах Шарлотты снова сменила надежда, а затем… страх.

Она метнулась к нему:

— Эрик!

— Уведи ее.

Собственный голос показался чужим, таким он и был: жутким, надтреснутым, ломающимся.

Почти как у Ормана.

Через Ормана говорила Смерть? Эта мысль почему-то вызвала кривую усмешку. Особенно когда поднявшийся с пола виконт, пришедший в себя, с вытаращенными глазами вцепился в Шарлотту и потянул за собой к запечатанному пока выходу. Откуда в этом тщедушном тельце взялась такая хватка, одному Всевидящему известно, но виконт волок ее за собой, несмотря на крики Шарлотты, отчаянно пытавшейся вырваться.

Он смотрел им вслед под хрипы Аддингтона, затихающие внутри. Мир вокруг давно утратил краски, обернувшись изнанкой жизни, но ему уже доводилось здесь бывать. Доводилось чувствовать слабость и холод, видеть, как тлен пожирает даже камень.

Боли не было, был только холод и пустота.

Потом исчезли звуки, поэтому, что Шарлотта выкрикнула сейчас, он не расслышал.

Удары сердца превратились в удары малыша, дорвавшегося до фортепиано, по клавишам.

Такие же редкие.

И глухие, если надавить ногой на педаль.

Эрик упал — сначала на одно колено. Потом просто — на искореженные плиты, лицом вниз. Последней мыслью была мысль о том, что Аддингтона больше нет (внутри было бесконечно пусто), и что Шарлотта в безопасности.

С последним ударом сердца прервалась даже эта мысль, и Смерть снова раскрыла ему свои объятия.

Шарлотта

В миг, когда Эрик упал, мое сердце остановилось. Только что я слышала его биение под глухие шаги и хруст каменной пыли под ногами, а сейчас нет. Даже хриплое, сбивающееся дыхание виконта, бормочущего себе под нос, что мы должны отсюда вырваться, стало тише. Я больше ничего не видела и не слышала, и уж точно не представляла, что могу сжать руку в кулак и изо всех сил ударить Майкла в лицо.

Он взвыл, пошатнулся, удерживающие меня пальцы разжались.

А я бросилась к Эрику. Пролетев разделяющее нас расстояние, упала рядом с ним, переворачивая на спину, судорожно рванула жилет, затем рубашку: он не дышал.

Сердце под моими ладонями не билось.

— Нет, — прошептала я сдавленно и беззвучно, не слыша собственных слов, задыхаясь, глотая вместо воздуха пустоту. — Нет… нет, нет…

Сковавший тело лед напоминал небытие или дикий, первобытный ужас. Этот ужас захватил меня с головой, липким потом плеснул в ладони, дрожью прокатился по спине. Я вытолкнула себя из него усилием воли, возвращая в реальность, стягивая потрепанные перчатки и разогревая остатки магии, которую не выпил Аддингтон.

Всевидящий, мне же ее хватит?!

Хватит же?!

Сила отозвалась вяло, плеснула в ладони, а после и в тело Эрика, мягким голубоватым свечением.

Тщетно.

Я не чувствовала отклика, остатки магии утекали сквозь меня, не в силах помочь.

Та слабая искра, что билась во мне, не могла вернуть его к жизни.

«Нам удалось выбраться, но когда я отняла тебя от груди, ты уже не дышала…»

«Вокруг нашего сгоревшего дома осталось выжженное поле аламьены. Выжженное не смертоносным пламенем, а живой силой Рауля. Он вытянул все силы из цветов, чтобы вернуть тебя, Шарлотта…»

Строчки из письма мельтешили перед глазами, и я с трудом сконцентрировалась на окружающей меня жизни. Потянулась к ней, чтобы услышать отклик, раскрылась на полную, и почувствовала, как в меня хлынул доверчивый свет и тепло.

— Простите меня, — прошептала так же беззвучно.

А потом упала на грань. В полумраке между жизнью и смертью тянущиеся ко мне нити казались особенно яркими. Я вбирала их в себя, не отнимая ладоней от груди Эрика, чувствуя, как отчаяние отзывается в каждой клеточке моего тела.

«Я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь…» — шептала мысленно.

Всевидящий, как мне справиться и остаться с ним?

Взгляд зацепился за созданный Аддингтоном купол, свечение в нем померкло, лишившись подпитки магией искажений, но…

Подхватив близлежащий корень, торчащий из земли, пустила силу в окружающие меня отростки. Миг — и сквозь серые краски в сплетение корней и ветвей ворвалось свечение совершенно иного рода, теплое и согревающее. Оранжерея вспыхнула магическим солнцем, оживающая сила собиралась в ней, текла сквозь меня и Эрика, как кровь по сосудам. Я впитывала ее, чтобы потом отдать резким ударом сердца, на выдохе.

Ему.

Удар вышел такой силы, что на миг показалось, будто я сама стала солнцем.

Или молнией.

Удар плеснул мне в пальцы и в его грудь, Эрик судорожно дернулся, и я вместе с ним. Жар, разбежавшийся по телу, мог запросто меня сжечь, и сжег бы, дотла… если бы искра не рассеялась в «сосудах», окутывая мягким теплом.

В ладонь снова что-то ударило, и я не сразу поняла, что это биение его сердца.

Ровный, мощный, удар.

Второй.

Третий.

Вместе с его судорожным вздохом в мир вернулись звуки. Истошные вопли Майкла, который орал, чтобы его выпустили отсюда, тихий стон Лавинии откуда-то сбоку.

Из глаз хлынули слезы, я ревела как сумасшедшая, но все-таки продолжала пропускать сквозь нас тепло, снова и снова, и сила окружающей нас жизни бежала от меня к нему, по раскинувшейся над нами кроне, собиралась во мне, и снова прокатывалась по телу Эрика, согревая.

Я осела на пол, рядом с ним, не отнимая ладони от слабо вздымающейся груди, не размыкая живого круга.

Вернулись не только звуки, но и краски: глядя на оплетающий нас кокон, я видела, как искореженная жуткой магией природа превращается в странный волшебный сад. По крайней мере, мне так показалось…

С этой мыслью я потеряла сознание.

С этой мыслью провалилась в темноту, чтобы окунуться в море аламьены.

Запутавшись в коротких ногах, упала на теплую землю, прямо в заросли. Упала, но не заплакала: передо мной открывался целый мир. Муравьи тащили какие-то зерна в свой домик, похожий на горку (я помнила, его мне показывал папа), прямо над цветами порхала бабочка с огромными разноцветными крыльями. Вокруг жужжали шмели и пчелы, но меня интересовала именно она. Оранжевый, синий, желтый и черный — эти цвета на ее трепещущих крылышках сливались в удивительной красоты узоры. Бабочка села на раскрывшийся белый цветок, и я потянулась к ней, чтобы схватить…