Как открывали мир. Где мороз, а где жара
(Из истории путешествий и открытий) - Гумилевская Марта - Страница 49

И вот однажды — это было 15 августа 1749 года — Ваня Химков сидел на берегу и смотрел в морскую даль. Он уже ничего не ждал и ни на что не надеялся… Решил, что пора, пожалуй, уходить в избу, поднялся во весь рост, потянулся и… замор. Парус!.. На фоне голубой дымки, освещенной солнцем, ясно вырисовывался белый парус!

Не помня себя, с громким криком: «Парус, парус!» — Степан побежал к избе. Он схватил рогатину и оленью шкуру, побежал обратно к берегу, изредка выкрикивая: «Парус, парус!» Кормщик и Степа Шарапов услышали крик, забрались на горку, где всегда был наготове хворост, и зажгли костер на самом видном месте.

Ваня прибежал к ним, стал размахивать рогатиной с оленьей шкурой. Костер ярко пылал, столб пламени и дыма поднимался к небу. Зимовщики не отрывали глаз от заветного паруса, паруса-спасителя!

Невозможно передать радость, охватившую моряков, когда они увидели, что сигналы их замечены. Ладья направлялась к берегу.

Судьба сжалилась над ними, не дала им помереть здесь. А они-то перестали ждать… Нет, видно, правда: пока человек жив, нужно надеяться!

…Трудно жилось эти годы жене кормщика Химкова. Мужа и сына она окончательно похоронила в сердце своем. Ждать, надеяться на счастливый случай давно перестала. Жила с двумя младшими детьми, сына собиралась на будущий год отдавать в зуйки — корабельные мальчики, чтобы с детства приучался к морскому делу, как его отец и старший брат.

Осень 1749 года баловала теплыми, ясными днями просто на удивление! И морянка в тот год рано задула, и ребятишки, как всегда, забравшись на колокольню, возвещали, что «матушка-лодейка чап-чап-чебанит», и все село выбегало навстречу «ветреным гостям».

Не выходила одна Химкова. Тяжело ей всегда было в эти дни. Она возилась возле печи, когда услыхала в сенях чьи-то тяжелые шаги. «Кого это бог несет?» — равнодушно, спокойно подумала она. Звякнула щеколда, и через порог, низко пригнувшись, переступил широкоплечий, загорелый помор.

— Здравствуй, матушка-хозяюшка! — весело сказал он. — Как жива-здорова? Как детки?

Химкова удивленно посмотрела на него.

По всему было видно, что он только что приплыл на своей ладье. Почему же он сразу, не заходя домой, явился к ней, нарушив все обычаи? Что-нибудь случилось?

— С благополучным возвращением, соседушка, — приветливо сказала Химкова и пристально посмотрела на помора. Взгляд ее стал выжидательным, беспокойным…

Но сосед не ждал вопросов. Он подошел к ней, ласково обнял за плечи и сказал:

— Ну, матушка, не все же мне дурные вести тебе приносить! Можно иной раз и порадовать. Бросай все дела, собирайся в Архангельск — мужа да сына встречать! Торопись. Ни о чем не расспрашивай. Потом все узнаешь. Да детей с собой возьми. Объявились, бродяги, вот ведь дела! Всякое на свете бывает, особенно в нашей поморской жизни!

Яков Санников выпряг собак, накормил их и теперь мог позаботиться о самом себе. В избушке, построенной им когда-то из плавника, без окон и печей, зато с большим очагом, который греет, пока топится, лежали аккуратно сложенные дрова.

Их принес тот, кто был здесь последним. Так уж водится у полярных путешественников. Они не покинут свой приют без того, чтобы не подумать о тех, кого занесет сюда судьба после них: оставят дровишек, если возможно — провиант и даже табачок! Так диктует неписаное священное правило путешественников, высокое чувство товарищества, взаимной помощи…

Санников растопил очаг, подвесил над огнем котелок с похлебкой и чайник. После длинного перехода, который он только что проделал к северному берегу острова Новая Сибирь, он порядком устал, проголодался и теперь с удовольствием предвкушал заслуженный отдых.

Опытный промышленник, Санников последнее время был проводником в экспедиции Матвея Матвеевича Геденштрома, посланного на эти малоисследованные острова Новосибирского архипелага, и в скором времени он сам должен был сюда прибыть. Санников ждал его и кое-что собирался подготовить к его приходу.

Пока похлебка весело булькала над огнем, Санников вышел во двор разгрузить нарты. День стоял на редкость тихий, ясный, а ведь еще только вчера мела позёмка и небо застилали темно-лиловые тучи. Капризна природа Арктики, никогда не знаешь, что случится через час: засветит ли солнце или поднимется вьюга! Но Санников был привычен к этим шалостям Арктики и не променял бы тревоги своей свободной, хотя и не легкой жизни на спокойное сидение дома. Да и заработки у промышленника неплохие. А с чем сравнишь радость, что испытывает усталый путник, завидев продымленную насквозь избушку, где — он знал — его ждет заслуженный отдых, веселый огонь очага!

Грозна и сурова Арктика, но бывает она и невыразимо прекрасной вот в такие тихие, ясные дни, как нынче. Санников глубоко вдохнул целительную чистоту полярного воздуха и задержал свой взгляд на голубой дымке далекого горизонта. Но что это? Санников вздрогнул… Никогда раньше он этого не видел. А сейчас так четко вырисовываются вдалеке очертания какой-то гористой земли. Может, это ему кажется? Он стал всматриваться пристальней. Нет, это не облака…

Он видит землю. Неведомую землю. Это открытие глубоко взволновало промышленника. Еще бы! Не каждый день люди открывают новую землю. Это событие величайшей важности, все равно, есть ли на ней что-либо примечательное либо это просто клочок суши, покрытый льдом и снегом.

Наскоро поев и даже не отдохнув, Санников поспешил в путь. На глазок он определил, что земля лежит не дальше чем за 50–60 километров отсюда. Какую же новость он преподнесет начальнику экспедиции!

Но, увы, ему удалось пройти всего километров двадцать пять, как дорогу перерезала обширная полынья. Обойти ее он не смог и вернулся обратно.

Вскоре на Новую Сибирь пришел и сам Геденштром. Сообщение Санникова его живо заинтересовало. Да, действительно, он и сам видит в северо-восточной части горизонта какие-то горы. Не попытать ли еще разок счастье? Но и его остановила полынья.

Геденштром вернулся и занялся делами экспедиции.

Было это летом 1810 года.

На следующий год Яков Санников, продолжая работать у Геденштрома, побывал на другом острове — Котельном. И оттуда он снова увидел какую-то далекую землю, только теперь она лежала западнее первой. Санников решил, что, возможно, где-то на севере находится обширная земля и он с разных точек видит ее разные стороны. А Геденштром считал вполне вероятным, что там протянулась целая цепочка островков, которая доходит до самого «матерого берега Северо-Западной Америки». Так же как и в прошлом году, дорогу к этой земле преграждала обширная полынья, и Геденштром, не рассчитывая добраться до нее, все же положил ее на карту как некую предполагаемую «Землю Санникова».

…Прошло десять лет.

На Новосибирских островах работала другая экспедиция, под руководством лейтенанта П. Ф. Анжу. Анжу тщетно осматривал горизонт. Нет! Никакой гористой земли он не видит. Все же он попытался пройти по направлению к ней, но путь оказался слишком трудным, да и стоит ли тратить столько сил, времени, рисковать, быть может, жизнью, если, в сущности, на горизонте он ничего не видит? Возможно, его предшественники ошибались. Ведь ошибся же недавно он сам, приняв нагромождение торосов за какую-то неведомую землю!

Никакой Земли Санникова нет, решил Анжу, и стер ее с карты.

На долгие годы про Землю Санникова позабыли. Но одно неожиданное событие потревожило память о ней. Тот остров, что Санников увидел первым с берегов Новой Сибири, оказался вовсе не миражем и не нагромождением торосов. Его обнаружила, на нее ступила экспедиция несчастного Де-Лонга, который на своей «Жаннете» пытался пробиться к Северному полюсу. Корабль, как вы уже знаете, был раздавлен льдами, экипажу пришлось пробираться пешком к югу, и по дороге моряки наскочили на неизвестную им землю, которую они назвали островом Беннета. По справедливости, острову следовало присвоить имя Санникова, ибо он первый увидел его, но, возможно, моряки «Жаннеты» этого не знали.