Кровосмешение (СИ) - Агафонов Андрей Юрьевич - Страница 7

— Предполагаю, что есть другой, — говорит Логан. — Кто он, не имею понятия. Пытался вычислить еще в Туруханске. Зомби — это или его косяк, или провокация. Возможно, он не один. Все это только версия. Здесь торговал некий Мамедов. Сидел на мясе. Откуда взялся, неизвестно. Но он только исполнитель. Слабый.

— Что с ним случилось?

— Взяли менты, отдали федералам. Те перестарались.

— Как?

— Изгоняли из него бесов.

— Идиоты… — вздыхает Кабзон. — Господи, какие идиоты. Так значит, говоришь, есть другой? Или, может быть, другие?

— Все может быть, — пожимает плечами Логан.

— Я узнаю у своих, — Кабзон по-молодому энергично поднимается из кресла. — Дай мне автомобиль, нужно успеть на обратный рейс.

Белый ренжровер с занавесками на окнах пулей вырывается из ворот губернской администрации, выруливает на центральную улицу и взревывает. На следующем перекрестке в тот момент, когда ренжровер равняется с припаркованными в кармане у магазина «Мойдодыр» старыми «Жигулями», гремит взрыв. Металлические шарики и болты прошивают корпус ренжровера, убивают на месте молодую пару и отрывают ногу пенсионеру. Витрина «Мойдодыра» осыпается с нежным шелестом осенних листьев. Мимо изрешеченного ренжровера проносится мотоциклист, возле цели притормаживает и бросает в залитый кровью салон коктейль Молотова. И с ревом уносится дальше.

Ночь. Дождь. К перрону подходит железнодорожный состав. Железная дорога упирается в железные ворота. Свет прожекторов освещают прибывших. Это — узники. Их много. Ворота со скрежетом открываются. Подгоняемые солдатами, прибывшие устремляются внутрь. Сразу за воротами их рассортировывают — крепких мужчин и молодых женщин направо, всех остальных — налево. Слышны жалобные крики. В середине расходящегося потока, словно дирижер, замер офицер в распахнутом черном плаще. На шее офицера — Железный крест, на груди — шеврон с двумя распластанными летучими мышами, вышитыми серебром на черном фоне. Офицер простирает вперед руку, останавливая бегущего на него мальчугана лет пяти.

— Хальт! Как тебя зовут, малыш?

— Иосиф.

— Какое совпадение! И меня зовут Йозеф! Ты понимаешь меня?

Мальчик стремительно кивает.

— У тебя есть братья, Йозеф?

— Нет, только сестра.

— Она старше тебя?

Малыш кивает.

— Это хорошо. Очень хорошо. Подними голову.

Офицер крепко берет мальчика пальцами за подбородок и ощупывает нижнюю челюсть. Мальчик впивается зубами в его пальцы, прокусывая перчатку. Офицер вскрикивает от боли. Автоматчик рядом с ним вскидывает автомат, но офицер рукой пригибает ствол к земле:

— Нет-нет. Этот мальчик будет жить.

За спиной офицера полыхают отблески пламени.

Отблески полыхающего джипа в окне третьего этажа правительственного здания. В окно смотрят двое — губернатор и Логан. Логан прикладывает к стеклу два пальца. Губернатор крестится. Логан выразительно смотрит на него. Рука губернатора опускается.

Частный жилой дом в пригороде. Во дворе за деревянным столом — компания мужчин. На столе две бутылки водки, закуска, переполненная пепельница. Впрочем, все бросают окурки прямо на землю.

— Водителя жалко, — говорит усатый охранник в камуфляже, — он на такое не подписывался.

— Хрен с ним, — огрызается Крылов. — Зато этого гандона спалили.

— Другие остались, — возражает качок — любитель русской словесности.

— Мы теперь знаем, что их можно убивать. Понимаем, как. Проблема только в поиске.

— У меня есть идея, — говорит качок.

— Водитель-то — ваш, — говорит Логан губернатору. — Есть соображения?

— Бакурина ко мне, — командует губернатор в переговорное устройство. — Разберемся, Олег Евгеньевич.

В кабинет заходит мужчина с седыми волосами, зачесанными назад, и лицом типичной сволочи.

— Слушаю, Евгений Юрьевич.

— Тут Олег Евгеньевич интересуется, откуда взялся водитель. Ты его принимал?

— Не я лично, конечно. Но проверку он проходил, как полагается, документы я смотрел.

— Значит, что-то просмотрел. Кто-то слил маршрут.

— Евгений Юрьевич, тут вариантов немного, машина могла поехать по Ленина, либо повернуть налево. И там, и там могли поставить заряженные автомобили.

— Это какая-то спецоперация получается.

— Она так и так получается, Евгений Юрьевич. Люди опытные.

— Господин Бакурин, — вмешивается Логан, — так получилось, что мы с вами в одной лодке. Хотят убить меня, а могут вас. Я в курсе про Мамедова. Я не Мамедов. То, что сегодня произошло, нам всем еще предстоит расхлебывать очень долго. Поэтому давайте так — если вы против, я уйду и больше не вернусь, а вы справляйтесь с последствиями самостоятельно.

— Олег Евгеньевич, о чем вы… — пытается вмешаться губернатор, но Логан жестом его останавливает:

— А если вы согласны жить дальше, то давайте более конструктивнее подойдем.

— Так я ничего и не говорю, — злобно бурчит Бакурин.

— А вам и не надо, — улыбается Логан одними губами, — вам и не надо. В общем, так. При теракте погибли двое.

— И водитель, — уточняет Бакурин.

— И водитель, — соглашается Логан. — По поводу Иосифа советую доложить немедленно. Остальное придумаем завтра.

— А вы по своей линии… — подсказывает губернатор.

— По моей линии все уже в курсе.

Звонок в дверь. Вера смотрит в глазок и открывает. В дверях стоит Михаил, он бледен.

— Что с тобой? — пугается она.

Михаил валится вперед лицом в квартиру. За ним заходят двое.

— Ну что, сука, стихи почитаешь?

Большой симфонический оркестр, сбиваясь от волнения, играет похоронный марш. По Красной площади несут закрытый гроб, обитый алым шелком.

— Москва прощается с Иосифом Давыдовичем Кобзоном, — журчит дикторский баритон, — ушел из жизни великий артист, представитель лучших традиций отечественной эстрадной песни, настоящий патриот своей страны. Иосиф Давыдович скончался после тяжелой продолжительной болезни, в буквальном смысле слова на сцене, посреди концерта, посвященного нашим солдатам, воюющим в Боливии…

— Езжайте все в Боливию, — ворчит Логан, отбрасывая в сторону газету со своей фотографией в траурной рамке, — он на сцене, я сгорел на работе… А Леша не иначе пал смертью храбрых. До сих пор от поля брани отскребают.

— Завидуешь или сочувствуешь? — спрашивает Алена Ахматова. Они сидят в телестудии, в мягких креслах, софиты погашены, сзади — зеленая стена.

— Кусаешься, — грустно констатирует Логан.

— Пока нет, — она мягко выпрыгивает из кресла, обходит его сзади и обвивает руками шею, — но могу.

И начинает расстегивать пуговицы на его рубашке.

Логан сидит с закрытыми глазами.

Из телевизора звучат траурные залпы.

— Вера! Вера!

Она открывает глаза. Серо-сиреневая тьма сменяется бледно-сиреневой физиономией Крылова. Вокруг нее плавают, тоже постепенно бледнея, багровые червяки.

— Ты же мне все скажешь, солнышко? — спрашивает Крылов.

Вера кивает и морщится — на лице кровоподтеки, на горле следы пальцев, один глаз заплыл. В волосах кровавый колтун.

— Что с Мишей? — хрипло спрашивает она.

— Сдох, — хмыкает сидящий к ней спиной качок. — Лес рубят, Мишки летят.

Она молча смотрит ему в спину. Единственный открытый глаз блестит.

— Какая чушь! — румяный профессор с носом Сирано и элегантной бородкой кардинала негодующе сворачивает газету с кровавыми пятнами на первой полосе и сует ее в карман кресла спереди, — вампиры существуют! Ну разумеется! И барабашка тоже!

— Вы не верите в вампиров? — вежливо улыбается его сосед, — это же теперь вроде как модно.