Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 45

– Пять минут – это метров пятьсот, – обернулся Марк когда они, наконец, дошли до конюшни. – Если экстраполировать масштаб, то город, надо думать, также нехилый.

Вчерашних мертвых на своем месте, разумеется, не оказалось. Все «парковочные места» пустовали – все кроме одного, самого крайнего, слева перед внешней дверью, в котором умиротворенно жевал свою еду привычно лоснящийся сверкающий глянцевый конь, необычного серо-стального цвета, каких Марк не то, что не видел, а даже не представлял, что кони такие бывают.

– Вот тебе раз, – он только покачал головой. – Никогда не думал, что у непарнокопытных бывают такие пепельные блондины. Но это круто и стильно, да!

Он подошел и погладил мерцающий упитанный бок.

– Это не твой, случайно? Не удивлюсь, если ты сюда на нем прикатил.

– Тте́ссенггерт.

Мальчишка сцепил поводья с фиксатора на стене – панель-стена поднялась, открыв за собой участок вымощенного пространства. Животное, методично дожевав еду, со спокойной отстраненностью двинулось в глухую белую мглу. Марк со свом спутником двинулся вслед. Они вступили в туман. Стук копыт привычным образом рассыпа́лся по сторонам и доносился теперь сразу со всех сторон, только здесь не так явно выраженно, как там наверху, где «игхорг» окружал плотнее, так плотно, что уже едва виднелось полотно пути под ногами.

Шли они, очевидно, по улице. Дорога, огороженная по сторонам ажурной решеткой-заборчиком выстой в полметра, надо думать, являлась улицей – за ней в зону видимости попадали газоны – холодный изумруд травы, маленькие звезды цветков – мягко-розовые, жемчужно-янтарные, бархатно-голубые, мшисто-сиреневые (очевидно, «городской» стандарт); за газонами – все та же хитроумная чеканка оград-палисадов, за ней – палисадники, за ними – должны быть дома, в тумане уже не видно.

И снова – ощущение из всего этого, даже в этом глухом тумане, великолепия исходило одно – пустота, ничего, безжизненность.

Почти сразу стало понятно, что животное уводит их на восток.

– Погоди, – обернулся Марк к мальчику после очередного маневра. – Ведь ттайргес остается там? – он указал на запад (насколько он еще ориентировался, давешний перекресток находился там).

– Эйне́нг ойх эйта́йммде.

Насчет выброшенного кристалла мальчишка, похоже, теперь «не парился». Положение дел он представлял как бы намного лучше, и текущий статус волшебного камня его, очевидно, вполне устраивал. Возможно, у него имелась своя задача максимум-минимум; минимум – доставить Марка в некоторую дестинацию, которую он обозначил на схеме, и пока все шло в соответствии с этой задачей...

Город, похоже, располагался на плоскости – шли они минут уже двадцать, и за это время путь не опустился-поднялся ни на одну ступеньку. (Хотя, может быть, никакие не двадцать – столько времени без единого взгляда на часы, с ориентировкой только по ходу солнца, начинали сказываться каким-то странно-отточенным пониманием условности часов, минут, секунд, вообще всяких этих единиц измерения времени – реальную значимость имело, действительно, только солнце, его положение, его свет, и тепло...)

Марк шел, немного отупевая от этого странного акустического эффекта, к которому было, все-таки, трудно привыкнуть – когда звук собственного передвижения отражается на тебя самого со всех четырех сторон, и еще сверху из неба; и отупел, очевидно, до такого состояния, что в этих отраженных звуках начал слышать посторонние примеси. В эхо его шагов стало словно подмешиваться какое-то другое, «подэхо», и очень сильно казалось, что это «подэхо» имело какой-то свой собственный отдельный источник.

– Слышишь? – он остановился, обернулся к мальчишке, поднял палец. – Что за акустический мусор? Во всей этой стерильности?

Тот, как видно, давно заслышал и сам.

– Геэссе́йммдетт, – сказал он вполголоса, оглянувшись. – Эттааге́йм вейрге́йне леме́йнгдетт, – указал дальше вперед.

– Леме́йнгдетт, – Марк кивнул. – Я решил, что тоже буду вас так троллить, хотя сейчас, по ходу, шуткам не время. Двигаем дальше, быстрее! – он шлепнул лоснящийся упитанный бок. – Что он так тащится? Внуши ему, как-нибудь, что за нами крадется опасность!

Мальчишка развел руками. Они пошли дальше; конь шел себе не торопясь, выбирая ведомую только ему дорогу. Марк, по мере того как они шли и шли, а постороннее эхо не исчезало (оно только иногда ослабевало, затем могло дальше усилиться, но продолжало явно присутствовать), начинал испытывать даже тревогу.

– За нами кто-то идет, – он основа обернулся к малому. – Сто сорок шесть процентов, и, может быть, буквально по пятам, – обернулся назад, указал в белую муть.

– О́йггенсе айке́нг, – мальчишка снова указал себе на глаза, и снова приставил к губам палец.

– Я все очень хорошо понял. Так давай поскачем? Хеве́те-ка? – он припомнил что говорил Гессех когда предлагал ему сесть верхом. – Или он что, двоих не выдержит? – похлопал по лошадиному боку. – Или у вас ПДД запрещают?

Мальчишка изобразил жестами жезл и взрыв (у него так хорошо получилось, что ошибиться было нельзя).

– Ясно. От вас с непарнокопытным не останется даже кусочка плазмы. И я опять останусь один. Я этого не хочу, поэтому пустим события на самотек. Тогда ты мне вот что скажи – ты с самого начала знал, что за тобой, теперь за нами, шпионят? И что тогда весь этот демарш значит, вообще? Нет, что за дурдом-то, все-таки! У меня уже реально ум за разум заходит – я... Хотя стоп! Я, кажется, ворвался в чем дело. Они, по ходу, не догоняют, что ты пытался увести меня в ту сторону, так? И соответственно не знают, что стекляшка ныне покоится там, что у нас сейчас ее нет. Тогда почему они будут стрелять? Почему им сразу не грохнуть, тебя и скакуна, чтобы остался только я и ттайргес? Стекляшке-то наверняка ничего не будет! Хотя да, зачем им тогда тебя грохать? Нет, это какой-то дурдом, честное слово! Мое попадание – самое шизофреничное за всю историю наблюдения. Или я чего не догоняю, чего-то критически существенного, для всей этой вашей идиотской логики. Ладно, пошли, и посмотрим что будет дальше. Чем все это закончится...

Они шли, шли и шли, и сколько прошли – было неясно, а мегаполис никак не кончался. Марк, поначалу считая повороты, давно потерял к этому интерес и сбился со счета; непарнокопытное, все так же неторопливо-уверенно, следовало своему курсу... Скоро он понял, что дорога пошла по мосту – он прозевал как ограды, газоны и тротуары закончились, и теперь по сторонам полотна стелятся ленты перил – за которыми растворяется сама в себе белая мгла «игхорга»...

Он подскочил к перилам – муть и ничто; вернулся к коню и мальчишке, обернулся назад, вслушался.

– А где шпионы? – повернулся он к своему спутнику.

– Эйне́хх ведхе́сс таахе́ссеммде, – тот снова развел руками.

Марк снова подскочил к перилам.

– Да уж, – он посмотрел вниз. – Там может быть километр. А в длину может быть сто, – он посмотрел вперед, в матово-белую мглу.

Они пошли дальше. Прошли еще, наверное, час (или хрен его знает сколько; главное – реально немало). Мост не кончался. Марк почувствовал, что – вот, наконец, – начинает сходит с ума; ему захотелось выдрать из безупречной полированной кладки под ногами брусок и швырнуть его за перила – в надежде на то, что там, может быть, булькнет (тот мост, который они переходили тогда, с Эйнгхенне, был тоже такой же нехилый, но он шел над водой, а не над какой-то бездной, и не высоко). Проклятый туман реально начинал выносить мозг... И он снова подскочил к перилам, и снова перегнулся и посмотрел вниз...

Конь стучал копытами дальше; юнец остановился и терпеливо ждал пока Марк вернется. Он вернулся, они пошли дальше. Но вот кончился и этот бесконечный мост, и вскоре из тумана надвинулась рама перекресточного параллелепипеда, и в нем протыкал пространство черно-вишневый кристалл... В рассеянном туманном свете «эйргедд» как никогда явно казался «черной дырой», сосущей потихоньку матово-белую мглу; высосет – опустится ночь...

Конь доцокал до перекрестка и остановился. Постояв полминуты, свернул влево, прошел метров двадцать, сошел с дороги и занялся пощипыванием травы.