Исчадие ветров - Ламли Брайан - Страница 54

Де Мариньи дивился выносливости волчьих воинов — как они могут столько времени двигаться без отдыха? Четверо ехали на волках, остальные торопились рядом, вцепившись в свалявшуюся шерсть на боках животных. Время от времени они менялись местами и, хотя явно радовались таким случайным передышкам, де Мариньи казалось, что они не ведают усталости вообще. А вот он, в отличие от выносливых индейцев, начал уставать, к тому же еще замерз и проголодался. Мысленно он не уставал благодарить Кота’ну за подаренную им меховую одежду.

Два раза де Мариньи пропускал Детей Ветров подальше вперед, а сам приземлялся и делал короткую разминку, поначалу не чувствуя онемевших от холода рук и ног и пытаясь вытряхнуть усталость из головы. К слову, голова у него все еще раскалывалась от боли. Оба раза он потом без особого труда становился на след волчьих воинов, но все равно так устал, что уже начал отчаиваться — должны же эти индейцы хоть когда-то отдыхать? А тогда и он сможет выкроить себе кусочек сна.

Но похитители встали лагерем, только пройдя еще несколько миль. Силберхатта сдернули с волчьей спины и покормили — от одного вида пищи рот де Мариньи наполнился слюной, — потом Вождю снова связали руки и оставили трех человек его охранять. Остальные четверо индейцев вместе с волками тут же повалились прямо на землю и заснули.

Де Мариньи поражался стойкости этих людей к холоду (а даже здесь, в умеренном поясе, было достаточно холодно), пока не вспомнил, что рассказывал ему Силберхатт об эффекте, производимом близким присутствием Итаквы — выносливость индейцев являлась результатом постоянных перепадов температуры. Вот отчего руки Силберхатта все время казались ледяными, а он сам при этом вовсе не мерз даже в жестокие морозы! Что же касается де Мариньи, то он задубел в какие-то несколько минут, и единственное, что его грело, так это мысль о том, что Силберхатту приходится гораздо хуже.

Убедившись, что волчьи воины будут спать как минимум несколько часов, де Мариньи свернул в сторону в поисках места, где можно спрятаться и отоспаться. Через несколько миль он обнаружил пещерку, вход в которую был надежно скрыт кустами, и там устроился спать, завернувшись в подаренный Кота’ной мех.

Проснувшись, де Мариньи решил, что спал слишком долго, — он замерз еще сильнее, чем раньше, руки и ноги вконец закоченели. Хлопая себя по бокам и груди руками, чтобы согреться, он вышел из пещеры и, завернувшись в меха, поднялся в воздух.

Небо на севере было как будто затянуто сплошными грозовыми тучами. Когда де Мариньи только появился на Борее, он пролетел высоко над плато, и с высоты ему тогда показалось, что это серый каменный выступ, мрачно нависший над бескрайней снежной равниной, словно знак беды. Он знал, что пройдет не так уж много времени, и ему придется туда лететь, а выжить в тамошнем холоде будет трудно. Кроме того, Силберхатт говорил ему, что именно там живут Дети Ветров, именно там они поклоняются Итакве в его тотемном святилище. Если похитившие техасца дикари утащат его туда, то никакой надежды спасти его уже не будет.

Де Мариньи вернулся к месту ночевки дикарей, где никого уже не было, и не останавливаясь полетел дальше на север, ориентируясь по следу волокуши и внимательно смотря вперед. Он летел на предельной скорости, и минут через двадцать равнины под ним сменились холмами. Прямо по курсу де Мариньи увидел неровные гребни гор и отметил, что теперь волчьим воинам придется сбавить ход.

Меж тем горы становились все выше и круче, на испещренных промоинами и ущельями сланцевых склонах тут и там из растрескавшейся глины торчали огромные валуны. Края ущелий были выщерблены, их дно, усыпанное битым камнем, скрывалось в глубокой тени. Горы выглядели необитаемо и угрожающе.

И тут он увидел волчьих воинов. Они были прямо перед ним, чуть выше по склону, и пытались затащить Часы Времени на последний гребень. Этот процесс настолько занимал их внимание, что никто не заметил де Мариньи. Он приземлился и, спрятавшись за камнем, продолжил наблюдение.

В нормальных условиях у Детей Ветров не возникло бы особых трудностей с восхождением, тем более что это был последний этап и дальше бы им пришлось только спускаться, что гораздо легче, но в этот раз они не учли веса Часов де Мариньи, а они были адски тяжелыми! Как-то раз, когда Титус Кроу изучал странные иероглифы на их циферблате с четырьмя стрелками, четверо сильных мужчин помогали ему сдвинуть Часы с места.

Трое волков на вершине гребня присели от тяжести — они были запряжены в волокушу и пытались втащить ее наверх. Часы, привязанные к волокуше нарезанными из шкур ремнями, вовсе не желали двигаться вверх по камням. Чуть ниже по склону пятеро индейцев толкали упрямые Часы сзади, отчаянно крича и ругаясь в попытках сохранить равновесие на крутом склоне. Наверху шестой погонял волков, изо всех сил колотя их кулаками в мохнатые бока. Седьмой и последний индеец, командир отряда, восседал на спине четвертого волка, а перед ним сидел Хэнк Силберхатт. Командир был на одном уровне с волокушей, но под ногами его волка была более плоская поверхность, чем у всех остальных. Как и положено всем командирам, он раздавал указания и просто орал на подчиненных. Силберхатт, явно уставший от всего этого, сидел прямо и спокойно, его руки были связаны за спиной.

Де Мариньи понял, что у него есть шанс, можно сказать, ниспосланный небесами — спикировать за спину вожака, выбить его из седла, подхватить Силберхатта и с ним перелететь через гору подальше от врагов. И все прошло бы именно так, если бы Силберхатт знал, что де Мариньи рядом и что у него есть план. Однако де Мариньи не учел, что у Вождя могли быть свои мысли на этот счет.

А Силберхатт думал о том, что похитителей надо любой ценой задержать до появления де Мариньи. В самом крайнем случае он мог мысленно вызвать Армандру, жрицу Плато, свою женщину, но это только когда уже не останется ничего другого: Армандра была отнюдь не бессмертной, и копья и томагавки могли убить ее, как и любого обычного человека. К тому же помимо имеющихся опасностей был еще и Итаква, который в любой момент мог вернуться на Борею. Поэтому техасец запер свой разум на замок, постаравшись стать телепатически невидимым, и думал об одном — только бы Кота’на и его отряд не успели вернуться на плато раньше, чем ему удастся спастись. В противном случае, если бы Армандра решила, что он в опасности, ничто на Борее не смогло бы ее удержать.

Де Мариньи уже приготовился к взлету, когда здоровенный техасец, полуобернувшись, резко впечатал локоть в живот командира, отчего тот упал на землю. Тут же Силберхатт вскочил на ноги прямо на волчьей спине. Он чуть не свалился, однако сохранил равновесие и тут же прыгнул на пятерых индейцев, толкавших волокушу.

Секундой позже на вершине творилась полная неразбериха: пятеро индейцев попадали кто куда, двое волков на вершине неожиданно приняли на себя полный вес Часов и теперь отчаянно скребли лапами по камням, пытаясь удержаться, командир лежал где упал, не переставая орать, а сам Силберхатт все-таки упал и катился вниз по склону, прочь от устроенного им хаоса. Он не мог ни встать, ни замедлить падение, так как его руки все еще были связаны.

В довершение всего ремни, удерживавшие Часы, с громким треском лопнули, шкуры порвались, и Часы внезапно обрели свободу. Перевернувшись, они на миг встали вверх ногами, затем пустились в обратный путь, кувыркаясь и ударяясь о камни. Испугавшись, что Часы стронут камень, за которым он прячется, и камень придавит его, де Мариньи взмыл в воздух, и разъяренные волчьи воины его тут же заметили.

Увидев его, они завопили от ярости. У де Мариньи сложилось впечатление, что они видят в нем причину, по крайней мере, половины своих бед.

Де Мариньи поднялся выше и посмотрел вниз. Часы наконец-то остановились, врезавшись днищем в огромный валун, и теперь лежали циферблатом вверх, и трое индейцев уже бегом спускались к ним. Двое других направлялись к широкому ущелью. Но где же Силберхатт?