Япония, японцы и японоведы - Латышев Игорь - Страница 17
- Предыдущая
- 17/248
- Следующая
Большим вкладом А. Л. Гальперина в развитие советского японоведения стала его педагогическая работа в Московском университете, и в особенности его заботливое отношение к взращиванию интереса к научной работе у студентов-выпускников Института восточных языков при МГУ и историческом факультете МГУ.
Однажды, где-то в 1956-1957 годах, по предложению Гальперина в отделе Японии было заслушано сообщение об американских военных базах, сделанное студентом-дипломником В. Я. Цветовым - тем самым Цветовым, который спустя двадцать лет, в 70-х годах, стал преуспевающим токийским корреспондентом московского телевидения. Именно Александр Львович усмотрел тогда в этом юноше некие творческие задатки. Я тогда, помнится, присутствовал на том заседании отдела. Впоследствии, в годы совместной работы с Цветовым в Японии, он как-то тоже вспомнил об этом заседании и сказал мне с улыбкой: "Откровенно говоря, мне было как-то неловко выступать перед солидными научными работниками и вещать им какие-то примитивные факты и суждения. Одному из сидевших передо мной взрослых дядей быстро надоело, по-видимому, слушать меня - он встал и вышел из комнаты. А знаешь, кто это был? Ты! Именно с тех пор я тебя запомнил". Мы оба посмеялись... Наверное, все это так и было, только вышел я, наверное, не для того, чтобы обидеть юного докладчика. Скорее всего, возникли какие-то срочные служебные дела, связанные с редакционно-издательским отделом.
Жалею я очень об одном: что не проводил в последний путь Александра Львовича, ибо умер он в 1960 году, когда я находился на корреспондентской работе в Японии. Его кончина была трагически скоропостижной: в ходе заседания японской секции Международного конгресса востоковедов, проходившего тогда в Москве, Гальперин выступил с докладом, потом отвечал на вопросы и с кем-то полемизировал, а потом вернулся на свое место в зале и... скончался от разрыва сердца. Ему было тогда 64 года...
Добрые отношения сложились у меня в первые годы работы в институте и с другим видным советским японоведом - научным сотрудником отдела Японии ИВАНа Петром Павловичем Топехой. Петр Павлович, как уже говорилось, был моим официальным оппонентом на защите кандидатской диссертации, и именно ему я обязан зачислением на работу в Институт востоковедения АН СССР. Именно он ходатайствовал обо мне перед Е. М. Жуковым и другими членами дирекции. В явочные дни мы нередко ходили вместе обедать в ближайшие кафе и столовые. Обменивались мы и критическими взглядами по поводу дел в нашем японоведении, да и не только в японоведении - в большинстве случаев наши взгляды на жизнь совпадали. Видимо, сказалось в этом одинаковая склонность к простой жизни, исключавшей бытовые излишества и предполагавшей заботу о поддержании здоровья и трудоспособности, а также целеустремленное духовное развитие.
Жизнь не баловала П. П. Топеху. Он был выходцем из бедной крестьянской семьи из Приморья, батрачившей до революции на сахарных плантациях Гавайских островов. Этим объяснялось, в частности, его свободное владение английским языком. В молодости после возвращения на Родину и призыва в Красную Армию он служил на Тихоокеанском флоте матросом-машинистом на военном корабле. Оттуда он и получил путевку на восточный факультет Ленинградского университета. Его преподавателем был там Н. И. Конрад, а его однокашником по изучению японского языка был Е. М. Жуков. В Академию наук Петр Павлович пришел после окончания войны и службы в армии в качестве переводчика английского языка. Именно Жуков по старой памяти и помог ему стать сначала аспирантом, а потом и научным сотрудником отдела Японии Института востоковедения АН СССР. В общении с окружающими Топеха был обычно немногословен, учтив и сдержан в отзывах о своих коллегах. Свое крестьянское и моряцкое прошлое он любил вспоминать лишь в узком кругу друзей: любил петь во время застолий украинские народные песни, а играя в шахматы, перед каждым ответственным ходом громко буркал морскую команду: "Пошел в брашпиль!"
В те годы Петр Павлович работал над изданием своей книги "Антинародная политика правых лидеров японской социалистической партии". Заголовок этой книги отражал, как мне думается, не столько взгляды самого автора, сколько те политические установки, которыми в тот момент руководствовался ЦК КПСС в своих оценках политики зарубежных социалистических партий. В дальнейшем взгляды Петра Павловича на деятельность японских социалистов, как и взгляды советского руководства хрущевских времен, претерпели значительные изменения. Но тогда, в сталинские времена, никто не мог в своих публикациях отклоняться от оценок, данных "директивными инстанциями", а потому исследователям приходилось лишь накапливать информацию и приводить ее в своих публикациях либо в соответствующем освещении, либо без комментариев.
Что касается личных качеств П. П. Топехи, то как ученый он выделялся своим стремлением к неторопливому, обстоятельному изучению источников. В то же время это был человек упрямый, способный внешне спокойно, но упорно отстаивать свои взгляды. О научной работе он мечтал еще в молодые годы, но обстоятельства сложились так, что в полной мере он приобщился к ней лишь в конце 40-х - начале 50-х годов. И занимался он этой работой с явным удовольствием, отдавая ей большую часть своего времени даже в выходные дни и отпускные периоды. В те годы Петр Павлович все глубже и глубже вникал в проблемы японского рабочего и профсоюзного движения, которым он когда-то интересовался ранее, еще до войны. В середине 50-х годов он по праву стал лидером этого направления работы советских японоведов. Но параллельно его внимание стали привлекать и общие вопросы послевоенной истории Японии. В лице П. П. Топехи отдел Японии Института востоковедения АН СССР имел солидного, надежного и перспективного исследователя, что и подтвердилось в дальнейшем.
Среди молодых работников отдела Японии обращал на себя внимание красивый статный мужчина - Вадим Алексеевич Попов, внешность которого соответствовала скорее облику дипломата, чем ученого. Да и сам Попов в молодые годы собирался работать в дипломатической сфере и даже окончил Высшую дипломатическую школу при МИДе СССР. Однако неожиданно возникшие осложнения, связанные обычно у красавцев-мужчин с так называемыми ошибками молодости, привели к тому, что в те времена "строгих нравов" Вадиму Алексеевичу пришлось забыть о дипломатической карьере и заняться научной работой... Будучи человеком одаренным, работоспособным и целеустремленным, он быстро утвердил себя в академической сфере. Главной сферой его научных интересов стали аграрные проблемы и крестьянское движение Японии. Защитив в 1951 году кандидатскую диссертацию по послевоенной земельной реформе в Японии, В. А. Попов стал в последующие годы наиболее авторитетным знатоком проблем, связанных с жизнью послевоенной японской деревни. Способствовало научным успехам Вадима Алексеевича прежде всего его добросовестное, вдумчивое отношение к использовавшимся им статистическим данным и прочим источникам. Благоприятно сказывалось на положении В. А. Попова в институте и еще одно его качество: умение ладить с начальством, включая таких черствых и капризных людей как ставшая тогда заведующей отделом Японии М. И. Лукьянова. В этой связи поначалу несколько прохладным было его отношение ко мне как к человеку, вызывавшему активную нелюбовь Лукьяновой. Но, искренне уважая Попова за ум и успехи в науке, я стремился преодолеть его холодность и наладить с ним добрые отношения. И мне это, судя по всему, удалось: в дальнейшем в течение ряда лет мы довольно тесно сотрудничали с Поповым. Иногда я был титульным редактором его публикаций, а еще чаще он брался редактировать мои рукописи. В этом качестве Вадим Алексеевич был очень "удобен" для меня. Будучи проницательным человеком и прагматиком, он прекрасно понимал, как нужно вести себя с издательскими редакторами, занимавшимися обычно ненужной правкой рукописей лишь для того, чтобы создать видимость своего активного участия в подготовке этих рукописей к печати. Беря на себя ответственность за качество текста, Попов таким путем прикрывал мои рукописи от ненужных умствований и бесполезной стилистической правки издательских редакторов, не вторгаясь и сам без острой необходимости в мои рукописные тексты.
- Предыдущая
- 17/248
- Следующая
