Госпожа поневоле или раб на халяву (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" - Страница 62

Ну, я еще немножко поплакала… сняла, наконец, окончательно убитый театральный прикид — плащ, чулки и сапожки только выкинуть. Оба каблука я сломала, от колготов сохранилась примерно треть, остальное стало дырками, а плащ подрался и уляпался так, что стирать его смысла не было.

Я еще успела сходить в ванную, ужаснуться собственной звероморде в художественных потеках косметики, кое-как расчесать то, что когда-то было прической… и вернуться в чертярий, утешать хорька. Он, когда понял, что обратно никак, совсем приуныл, лежал на диване и душераздирающе вздыхал.

Я забралась к нему, кое-как расправила чертенкино одеяло, уткнулась в подушку, пропитавшуюся таким родным запахом. Подтянула к себе поближе звероида. Пошмыгала носом. И уснула.

Последней связной мыслью стало отчаянное желание, чтобы мне вернули моего чертенка, такого, каким он был всегда. Пусть иногда вредного, пусть с веником наперевес и сердитым фырчанием на пыль… но моего!!!

Владис:

Проснувшись, я подскочил и уставился на свои руки. Руууки! Ноги? Уууф! Даже задницу пощупал, проверил, что хвоста нет. Хаискорт! Счастье-то какое!

Тихо, чтобы не разбудить спящую рядом Алену, спрыгнул с дивана и пошлепал к зеркалу. Я! Привычный, родной, красивый, только волосы теперь длинные, как всегда после смены ипостасей. И есть хочется так, что просто трясет… Помнится я вчера закидал в себя все, что было в холодильнике, даже сырое мясо. То есть в магазин сначала надо бежать, а уж потом…

Я сел на стул и задумался. Бежать в магазин было не в чем — вся моя одежда пала смертью храбрых в тот момент, когда я принял боевую форму.

Ну если сварить макарон… Много макарон! То какое-то время можно прожить. Вторая пара штанов у меня есть, футболки и свитера тоже. В кроссовках холодно, но до магазина добежать можно. Куртку жаль… и денег на нее нет. Хаискорт!

Наевшись макарон с маслом и сыром, я почувствовал себя способным наконец поразмышлять на тему "а что вааще все это было?".

Причем в голове воспоминания о прошлом вечере были довольно смутные. Еще бы — две смены формы подряд требуют сил, и физических, и магических. Да еще и практики давно не было… Так, сосредотачиваемся!

Последнее, что я помню четко — включился поисковик. А он, зараза, срабатывает, когда кто-то из близких в опасности. Ну мышь мне уже давно близкая, главное чтобы перестала за младшего брата принимать… Потом драка. Пять низших да на меня бы сто лет назад… плюнул и растер. Даже в человеческом образе. Ну я почти и растер… Просчитался с выбором последнего, завершающего удара. Надо было сначала того, кто напротив мыши стоял, а я по тому, кто чуть левее… Ладно, навыки боя забыл, но тут же ошибка оценки действий противника! Зла на самого себя не хватает, хаискорт!

И ведь ладно бы, урод, в меня целился, я бы понял. А он в мышь… мою мышь! В голове сразу промелькнуло, что если ее сейчас убьют — я снова к Светлым… А оно мне надо?! После того как я тут только вкус нормальной жизни снова распробовал? Черти всем им сепуку с харакири… Лучше погибнуть в бою, пусть и глупо, чем опять к Светлым. И мышь опять же выживет… Дурында непутевая!

Так, хорошо, я бросился ее прикрывать и принял боевую форму. Почему? Мышь пожелала? Наверное, да. А почему тогда обратно не получалось? Фурией-то я потом стал легко… Ничего не понимаю.

Как был, голый, но сытый, я вернулся обратно в теплую кровать, залез под одеяло и принялся изучать спящую Алену. Удивительно, но на девятьсот с лишним она не тянула абсолютно, хотя переводчик старательно произвел вычисления и выдал мне именно девятьсот двадцать восемь, после того как она назвала свой возраст. Когда она, чуть приоткрыв губы, сладко посапывает на соседней подушке, такая беззащитная… Совершенно не связывается эта невинная молодая женщина и тот агрессивно-визжаще-лягающийся многорукий многоног в подворотне.

Что-то еще настойчиво скреблось в памяти, пытаясь выползти наружу. "Я тебя и такого люблю". Ха! И еще она мне целоваться разрешила, я вспомнил!

Наклонившись, я только приготовился выполнить задуманное, как Алена распахнула глаза и, радостно взвизгнув, сама набросилась мне на шею.

Покрыв меня поцелуями и заливаясь счастливыми слезами она твердила: "чертенок!", "живой!", "снова ты…". Ну короче радовалась, примерно как я с утра, только более шумно… Слегка оглушенный таким напором, я растерялся лишь на пару минут, а потом принялся отвечать на поцелуи… Мышка сначала не поняла даже, что, в отличие от нее, я-то не просто от счастья обнимаюсь и целуюсь. Но когда я нежно прикоснулся к ее губам, она ответила… так ответила, что сомнений не осталось — сегодня мне все позволено… И я перешел от нежного едва ощутимого касания к более властному, одновременно укладывая Алену на спину, под себя, и продолжая целовать… Везде. Губы, шею, ключицы, грудь… Раздражающе-мешающую шелковую тряпочку пришлось быстро стянуть, она даже вроде затрещала слегка… Не важно!

Алена гладила меня, скользя руками по пояснице, по спине, по ягодицам… Ее трусики я срывал так же быстро и жадно, как до этого сорочку. Спускаясь поцелуями от груди все ниже и ниже… провел ладонью между ее ног… Она еще была не готова меня принять, так что снова — поцелуи… в губы… жадно, властно… шея… ключицы… грудь… чуть захватить сосок и сжать… Провести языком, подразнить, погладить ладонью… Никогда раньше не приходилось самому, да еще так долго, готовить женщину… Тут же я даже посмотрел на Алену, чтобы понять, нравится ли ей то, что я делаю или нет. Мне ответили улыбкой… уверенной, возбуждающе-привлекательной… Это не я брал мышь, это она позволяла мне… отдавалась, потому что она сейчас этого хотела. Мне нравилось то, что происходило между нами, нравилось это ощущение… мне доверили управлять, в меня верят… и я сделаю все, чтобы моей мышке было со мной хорошо. Чтобы она не пожалела о своем решении… Ладонью я снова принялся ласкать ее между ног, нежно поглаживая гладкий бугорок пальцем. Целуя везде и всюду, я заметил, что она просто выгибается и растекается в моих руках, и ей нравится моя агрессивная напористость.

Мои пальцы стали более настойчивыми и уверенными, поцелуи жестче… Алена приоткрыла глаза и застонала, и туман в моей голове стал еще гуще. А когда мышка, за волосы, подтянула меня к своей груди, намекая, что мне надо уделить ей чуть больше внимания, я уже не только принялся целовать и сжимать соски губами, но и, забывшись, иногда их покусывал.

Пальцами я уже чувствовал приятную тягучую влажность, сам же был готов уже очень-очень давно, так что я плавно… Хаискорт! Не узнаю себя совершенно, но да… плавно и очень медленно, не отводя взгляда от лица Алены, вошел в нее. Она тут закинула свои ноги мне на бедра, обхватывая, обнимая, пленяя… и сливаясь со мной в единое целое. Ее пересохшие губы манили, и я целовал, проникая в нее еще и языком… Чувствуя, что она вся — моя. Двигаясь в ней… ощущая, как ее мышцы начинают сжиматься… слушая, как она стонет… любуясь, как она извивается и сама устремляется мне навстречу… Сначала ритм задавал я, но потом — ее ноги… и ее руки… к желаниям которых я хотел прислушиваться… Почему-то, ее желания имели для меня значение… даже сейчас, когда в голове пусто и только стук сердца… разгоняющего кровь по венам… только стук сердца и жар… испепеляющий жар… и туман… и… ее мышцы, сжимающие мой член все сильнее, сильнее, сильнее… и ее стоны… громче… громче… громче… и ее ногти по моей спине… и… "Чертенок… давай… вместе…Со мной! Да…я… раз…решаю!" И жар устремился, как волна, как цунами… как… взрыв… смывая и унося приятное щекочущее-разрывающее ощущение удовольствия… оставляя после себя сытую удовлетворенную слабость.

Я едва успел увернуться и упасть не на мышку, а рядом… И практически отключился. Пришел в себя я оттого, что Алена повернулась ко мне, всем телом, закидывая руку мне на грудь и колено на ноги. Посмотрела еще чуть туманными от удовольствия глазами и вдруг весело хихикнула: