Шальная мельница (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" - Страница 26

Помолчал немного Хельмут, а затем вдруг хмыкнул.

— Я думал, у вас на этот случай есть особый человек, который специализируется на лошадях и жеребости.

Смеется тихо тучный старик. Прокашлялся (наигранно). Шумный вдох.

— Есть, есть такой человек. Однако, Вы знаете, я Ваше мнение безумно ценю, а случай для меня, для нас, очень важный. Много переживаний, средств, надежд вложено в эту кобылицу. А посему… никаких прорех не должно быть ни с ней, ни с ожидаемым приплодом.

Еще тягучие мгновения, рассуждения, взгляд около Хельмута по сторонам.

— Я понимаю, — продолжил Гость, — что Вам неприятно, что… открываю от лечения людей ради какой-то скотины, однако… прошу, внемлите моей просьбе и помогите нам.

Глубокий вдох, немного помолчав, все-таки одобрительно закивал головою.

— Хорошо, сейчас позову Беату, кое-что возьму с собой — и сможем отправляться с Вами.

— Нет, не надо Беаты, — спешно отозвался пожилой человек.

Обмер Хельмут, проглотив слова. Видно было, как он замялся от такой неловкости, хотя спорить не стал, так как не впервые ему сие слышать от окружающих людей.

Несмело кивнул.

— Хорошо… Тогда сам…

— А у меня еще одна просьба. Не сочтите за дерзость. Уже с Бальги дошла до нас молва о великолепном исцелении раненного молодого человека, которого Вы и Ваша новая Помощница (Анна, кажись) вытащили буквально из лап смерти. Ведь это правда — не просто сплетни?

Оторопел еще больше наш Доктор. Взглядом невольно выстрелил в нашу сторону, но тут же осекся, переведя глаза вновь на своего гостя. Шумный вздох.

— На вилы тот упал, брюхо распанахав. А так да, Анна мне помогала.

— Во-от, — поспешно отозвался мужчина. — Не могли бы и ее с собой позвать? Говорят, ее знания поражают своей глубиной и широтой, будто у нее дар Божий. Мне бы очень хотелось ей представиться, и, если соблаговолит, то иметь возможность с ней пообщаться. И от помощи не откажусь, если она вдруг понадобиться. И, не переживайте, — внезапно его в голос стал вкрадчивый, тихий, — за всё отблагодарим, и Вас, и Вашу Помощницу. Не обидим, Вы же знаете…

…

— Кто это? — озлобленная, прозревшая, оледеневшая от жути и страха внутри, отрешенно шепчу я Беате.

Звонкий вздох — и болезненно скривилась девушка:

— Бауэр фон Нейман, негласный Покровитель Цинтена…. и нашего приюта в том числе.

(Л и л я)

— Хорошо, уважаемый риттербрюдер Бауэр. Сейчас я переговорю с Анной, соберем всё необходимое и придём к Вам.

— Я сопровожу…

…

— Что он от меня хочет? — колко, испугано кидаю я Хельмуту, шепчу, едва тот подошел ко мне вплотную. Растерянный взгляд на меня, на Беату. Следую его примеру — перевожу взор на Знахарку, но та стыдливо, отчасти, виновато опускает взгляд и уходит в сторону, отворачивается от нас.

— Будь с ним предельно осторожна, и не доверяй ему, что бы он не говорил. Беата, — крикнул вдруг девушке, шаг в ее сторону.

Обернулась Знахарка, резвое движение вперед.

— Приготовь всё необходимое…

И пока мы с Хельмутом изо всех сил пытались осмотреть «опечаленную, вялую» (по словам Бауэра) кобылицу, этот странный, не на шутку пугающий, мужчина то и делал, что откровенно пялился на меня, словно желая забраться мне в голову и выудить оттуда все интересующие его тайны. Нет-нет, а все же иногда бросал какие-то странные фразы, вопросы, причем, больше адресованные мне, нежели Врачу, но я исправно следовала совету своих друзей — и упорно молчала.

— Я думаю, ничего страшного с вашей животиной не происходит. Истощение, усталость. Судя по всему, роды у нее все же скоро?

Молча закивал головой Фон-Нейман, при этом вновь бесцеремонно метая на меня взгляды.

Тяжело вздохнул Доктор, прошелся по помещению, вытирая насухо (после мытья) руки.

— Кормите лучше, выводите на воздух. А в остальном — даже не знаю, что предписать.

— Анна, а Вы что думаете по этому поводу? — внезапно решился на прямой выстрел старик.

Нервно сглотнула я слюну (дрожь скатилась к рукам). Обмер в нерешимости и Хельмут. Пристальный взгляд на мгновение я обрушила в глаза своему защитнику, словно ища в них спасение — да тщетно. Глубокий вдох для смелости, усердно пряча негодование по отношению к этому незнакомцу (из-за предостережения), и отозвалась:

— Я не имела раньше дела с лошадьми, а уж тем более с теми, которые были в положении. Опыт же мой показывает, что Хельмут практически не ошибается в своих суждениях, так что не думаю, что стоит поддавать сомнениям и в этот раз его слова.

— Рад слышать, — усмехнулся мужчина. Шаг ближе.

Внезапно взял меня за руки (подаюсь, с ужасом слежу за происходящим; слышно напрягся и Доктор). Движение — и обронил в мои ладони Фон-Нейман небольшой мешочек с чем-то тяжелым, звенящим внутри.

— Прошу, примите нашу благодарность, — милая, загадочная улыбка; взор переводит учтиво на Хельмута, хотя мои руки все еще не выпускает из своих — не сопротивляюсь, жду.

— Не хотели бы отужинать вместе с нами, гости дорогие? — замялся Врач, не зная что и ответить. Но Бауэр не стал и дожидаться. Тут же обернулся ко входу и крикнул. — Анкэль!

Вмиг вошел в конюшню монах. Беглый взгляд на меня, на Врача, на своего «повелителя» и тотчас покорно опустил очи в пол.

— Проведите наших гостей в трапезную… — махнул рукой в сторону Хельмута (а вот меня из своей "хватки" так и не выпустил).

— Прошу, следуйте за мной…

Молодой человек тотчас проделал разворот и всем своим видом вынудил моего Доктора последовать приглашению. Едва же я решила начать движение, как немедля остановил меня «Покровитель». Молча, уверенно, да так, что невозможно не подчиниться. С испугом взор тому в глаза — полная непроницаемость. Замерли от такого в нерешимости и остальные.

Шепчет Фон-Нейман, твердо, мерно, даже не удостаивая тех взглядом.

— Идите. Мы Вас сейчас же догоним.

С ужасом перевела я на Хельмута очи — несколько мгновений сомнений, но сдался: покорно, печально повесил голову на плечах и подался на выход. Скрылся за ним и монах.

— Анна, — тотчас выстрелил словами Бауэр, отчего я резко перевела взгляд ему в лицо. Поежилась. Не дышу. — Не сочтите меня… лишившимся рассудка или бесстыдным наглецом, но…я не могу молчать. Я не знаю, когда еще удастся побыть с Вами наедине, чтобы могли смело поговорить, не страшась посторонних взглядов и ушей… Посему решаюсь, прямо сейчас, буквально, в первую нашу очную встречу, высказаться, облегчить свою душу. Все рассказы об этой вашей самоотдачи, храбрости, уверенности, образованности… — всё меня так впечатлило, что я не мог пройти мимо. Это — дар Божий, чудо. Особенно учитывая то, если верить слухам, что памяти Вы лишились, однако… мудрости своей не растеряли. Это — невероятно.

Пристыжено опускаю очи, молчу.

— Но есть еще кое-что… Анна.

Невольно вздрагиваю. И снова глаза в глаза.

— Неведомым образом Вы стали мне небезразличны. Днями и ночами напролет я не могу ни о чем думать. Ни о чем, и ни о ком, кроме… Вас. Это, в какой-то мере, — богохульство, ересь, однако… я не ничего поделать, ни-че-го, — внезапно сжал до боли мои руки в своих ладонях (вместе с чертовой платой). — Я не могу без Вас, Анна! И был бы безумно рад, если бы Ваша душа откликнулась на зов… моей.

Обомлела я от услышанного, глаза округлились. Забыла, как дышать. Дрожу.

— Ну же, Анна. Прошу, не молчите, не рвите мне сердце. Скажите что-нибудь! Ил-ли, просто, кивните — и больше ни в чем, никогда не будете нуждаться! Я позабочусь о Вас, как о самом дорогом, что существует на всей земле.

Внутри заскребли кошки.

— Бауэр… фон Нейман, — сухим, неживым голосом прошептала я.

— Да, моё солнце ясное, — радостно заулыбался тот, еще сильнее приблизившись ко мне.

Растерянный взгляд метаю от глаз к губам, подбирая слова. А внутри уже заживо начинает сжирать меня страх.