Рыцари веры (СИ) - Вудворт Франциска - Страница 58

– Что случилось? Да на тебе лица нет! – с беспокойством воскликнул он.

«Вообще-то не лица, а лифчика», – от этой мысли стало неестественно смешно, и я не стала сдерживаться, разразившись каким-то каркающим смехом. Если честно, это был смех сквозь слёзы, только плакала я в это время внутри. После пережитого стресса меня стало потряхивать.

Ужас, чуть не изнасиловали в собственном доме!

– Да что с тобой?! – развернул меня к себе Кир, и я прильнула к нему, обняв за талию.

– С Кристофом встретилась. Еле ноги унесла, – пробубнила я, уткнувшись ему в грудь.

– Опять тебя дома ждал? – начал закипать Ольховский. Неприсущий ему в голосе металл заставил меня одуматься и взять себя в руки. Ещё не хватало, чтобы он побежал ко мне и устроил с ним разборки.

– В гости пришёл.

– Да ты вся дрожишь! – почувствовал обнимающий меня Кирилл.

– Не откажусь от кофе… с коньяком, – ответила я, нехотя от него отстраняясь. Мне определённо нужно было расслабиться и привести нервы в порядок.

– Что он сделал? – не двинулся с места Кир и удержал меня, когда я хотела пройти мимо него на кухню.

Перед глазами тут же пронеслись картины поцелуев, и как пришлось терпеть, когда меня лапали. Интуитивно понимала, что об этом лучше молчать. Не потому, что Ольховский не так поймёт или в чём-то обвинит. Просто тогда столкновение между ними двумя станет неизбежно, а мне на сегодня хватило выяснений отношений.

– Мне кажется, за мной следят. Кристоф откуда-то узнал, что я не ночевала дома и о моём визите в отель ему тоже известно.

– Теперь ты убедилась, что они из Ордена? Я больше и на шаг тебя одну не отпущу! – меня сжали в объятиях, но я была совсем не против.

Потом сидела на кухне, уютно устроившись на диванчике, поджав под себя ноги, а Кирилл отпаивал меня кофе, щедро сдобренным Бейлисом. Пришлось рассказать ему о встрече с Кристофом, опустив часть с приставаниями. В таком пересказе получилось сухо и коротко. Призналась только в том, что сбежала от испанца, оставив его в квартире.

Кирилл пожурил, сказав, что лучше бы я ему позвонила и тянула время, а так только вызвала лишние подозрения. Оправдалась тем, что телефон был разряжен, и я испугалась. Последнее – чистая правда, между прочим. Меня беспокоило, что Кристоф в отместку мог оставить включенными краны в ванной, но смелости идти проверять не было. Даже вместе с Кириллом. Если за домом следят, то только выдадим себя.

– Не нравится мне всё это, – задумчиво произнёс Кирилл, и на глубине его глаз притаилось беспокойство. – Может, отдать им платок, чтобы оставили в покое?

– Что?! – не ожидала такого я.

– Этот Орден та ещё банда, и методы у них как у сицилийской мафии, но зачем нам этот платок? Ты же не думаешь серьёзно отдать его Лебедевой? Ей родная бабка его не доверила. Она себя с ним быстро засветит и в лучшем случае её уберут тихо и без шума, а в худшем с пытками, если будет упираться.

В чём-то он был прав. Получи шейный платок, Сашка тут же начнёт экспериментировать и использовать его по максимуму.

– Оставлять его у себя смысла нет, – продолжил рассуждать Кирилл. – Опасно, да и не зачем. Использовать его я тебе не дам. Слишком большой вред он наносит здоровью, а тебе ещё мне детей рожать.

– Чего?! – ахнула, потрясённая его планами на себя любимую.

– А что тебя удивляет? Хочешь заработать себе астму или ещё какую болячку?

– С этим понятно. Ты рождение детей не хотел бы со мной сначала обсудить.

– Ты имеешь что-то против детей?

– Нет, но считаю разговоры об этом как-то преждевременными. Они должны рождаться в браке, а мы с тобой неделю только встречаемся.

– Серебрянская, ты мне с третьего класса нравишься, а с седьмого я тебя люблю, – хмыкнул Кирилл. – Неужели думаешь, мне нужно ещё время, чтобы определиться, с кем я хочу быть в этой жизни? Что поделать – ты у нас тугодум и подслеповата, разглядела меня только сейчас.

Единым махом испортил всю романтику момента Кир, и уже расчувствовавшаяся я резко захотела его прибить.

– Ольховский, мне тебя пожалеть, бедненького? – зашипела похлеще змеи, отставляя чашку.

– Лучше поцелуй. Даже не представляешь, сколько ты мне задолжала, – заявил самоуверенный наглец, потянув меня на себя.

– Нет, я тебя сейчас придушу! Подслеповатая, значит? – возмутилась я, стукнув его по плечу. – Тугодум? – ещё один удар от души.

– Серебрянская, привыкай к мысли, что выйдешь за меня замуж и родишь пятерых детей. Это я тебя в известность ставлю, а то ты у нас слишком много думаешь, и мы и так много времени потеряли, без труда скрутил меня Кирилл, пересадив к себе на колени. – Поженимся в любое время, а вот первого ребёнка родишь после окончания института. Не хочу, чтобы ты нервничала беременная на экзаменах и зачётах.

Как вытащенная из воды рыба я хватала ртом воздух, не находя слов.

– Рад, что возражений не имеешь, – усмехнулся Кирилл, пока я пыхтела как ёжик, и закрыл мне рот поцелуем. Несмотря на самоуверенность слов, нежным, бережным, сладким. В носу запершило. Я расслабилась и ответила, перестав вырываться. Какой же он дурак! Или я глупая, что столько лет не замечала его чувств?

Тема платка всплыла ещё раз, когда я засела за изучение записей Веры Игнатьевны.

– Так что ты думаешь насчёт передачи платка ЭТИМ? – выделил последнее слово Кирилл, подсаживаясь ко мне.

– И как ты себе это представляешь? Мне прийти и преподнести им его с голубой каёмочкой?

– Зачем же так? Можно отправить посылкой, – не обратил внимания на мою иронию Кир.

– С чего ты взял, что после этого они отстанут? Может, им через день платки приходят почтой. Откуда они узнают, что это тот, за которым они охотятся?

– Не суть важно каким образом, обсудим. В принципе, как тебе идея?

Я задумалась, а на душе кошки скребли. С одной стороны хорошо избавиться от платка. Не нужно думать, что с ним дальше делать. События показали, что просто хранить его, и то опасно. Мою квартиру уже обыскивали. Узнают про Ольховского, и к нему вломятся. С другой же… Всё внутри переворачивалось от того, что придётся отдать вещь тем, кто вероятно причастен к гибели Сашиной бабушки.

– Не могу. Не им, – поморщилась я. – Получается, Аделаида Стефановна напрасно умерла. Она пытки пережила, но не призналась. Мне доверила его. Нет, уж лучше Вере Игнатьевне отдать. Она же говорила, что чем больше вещей, тем негативного влияния меньше, а у неё и так руки болят. Ей нужнее.

– В ближайшее время она вещи забрать точно не сможет, и не известно, как долго ещё будет находиться под наблюдением. Нужно подумать, где нам их хранить. Орден так просто не успокоится.

Мысль о том, что вещи отдавать не скоро, странным образом успокоила. Вот умом понимала, что от них лучше избавиться и они причина всех проблем, но терять их не хотелось. Они же чудо в нашем техногенном мире! И хотелось как можно подробнее изучить их влияние. Может, и не врут наши сказки о шапке-невидимке и сапогах-скороходах.

Кирилл о чём-то размышлял, вернувшись к своему компьютеру, а я листала записи Веры Игнатьевны. В отличие от уже имеющегося у меня дневника, в записях не было ничего о событиях личной жизни, лишь в хаотичном порядке записаны все слухи насчёт вещей.

Начиналось с того, что собранный полностью женский костюм даровал женщине неограниченную власть над миром, но и несколько вещей надетых вместе давали неожиданные эффекты. Дальше шло описание вещей. Взгляд зацепился за шляпку. Оказывается, внешне громоздкая и смешная, она дарует возможность скрыться ото всех. Остаться неузнанной в толпе знакомых, пройти незамеченной мимо охраны. Не уберегает от электронных следящих устройств, но на людей действует и даже женщинам способна отвести глаза.

«Вот тебе и шапка-невидимка», – хмыкнула я про себя.

Были ещё и чулки, дарующие грацию. Лиф артистичности, наделяющий владелицу управлять эмоциями окружающих людей. Панталоны, вызывающие вожделение у противоположного пола к владелице, но о них я уже знала. Заинтересовали шейный платок и перчатки, так как они у меня были. Перчатки делились на два вида: первые обостряли восприятие, даруя миру художниц, писательниц, скульпторов, а вторые даровали власть и были особенно ценны. Женщине в этих перчатках покорялись люди и умения. Оружие в таких руках становилось смертоносным, но вот творить такие люди уже не могли.