Мечтатель (СИ) - Аверин Сергей Игоревич - Страница 23

— Позволите?

Я протянул ей обруч, матово блеснувший в тусклом освещении дрожащего транспортника. Она поднесла его к глазам, повертела так и сяк, провела по утолщениям преемников мозговых волн.

— А если я его одену?

— Не советую. — Покачал головой я. — Во-первых, переносной модуль, обеспечивающий связь с главным ядром института, еще не активирован, связи не будет, мы слишком далеко. — Я замолчал.

Изалинда выжидающе на меня посмотрела и спросила:

— А во-вторых?

— Человеческий мозг не выдержит того напора, который в него впрыскивает ИИ. За несколько секунд, в лучшем случае, это приведет к сумасшествию. Впрочем, перед тем, как мозг откажет, у вас будет пара мгновений ни с чем не сравнимого блаженства.

— Почему?

— Перед смертью разума по нервной системе пройдет импульс, проверяющий единение с системой. Единения не наступит, поэтому импульс вернется в мозг, неся абсолютное наслаждение. А потом разум накроет волна информации ИИ, и все навсегда прекратится.

— То есть каждый раз, когда вы надеваете обруч, — Изалинда остановилась, переждав, пока какой-то рядовой пройдет мимо нас, — вы испытываете…

— Нет, — хмыкнул я. — Импульс, пройдя по нервам, не возвращается обратно. Он полностью поглощается организмом.

— А откуда…

— Откуда я знаю воздействие? Я же хронист, мне ведомо все.

— Бахвалитесь!

— Бахвалюсь, — признался я. В проходе опять прошелся рядовой в своем непонятном костюме. — Изалинда, — спохватился я, — Вы не знаете, что за одежда на наших милых солдатах?

Она одарила меня взглядом, который ничего доброго мне не сулил. «Она знает» — понял я. Иначе так бы не смотрела.

И Изалинда поняла. Она была прирожденным психологом, представителем почти вымершей и почти запрещенной профессии. Она, как и мой босс, умела читать людские души. Бог знает, что она усмотрела во мне, но она начала говорить:

— Это не костюм, это доспех. А точнее, экзоскелет. Вам знаком такой термин? Он означает робота, надеваемого на человека. Это самое старое определение. Новое — аналог МЕБОСа, лишенное собственного разума, но также увеличивающий силу, ловкость, восприятие. Этот доспех работает по энергетическому принципу, в отличие от МЕБОСов, в которых только электроника и механика. Каждая канавка — проводящий канал. Чем интенсивнее воздействие на доспех, тем интенсивней свечение, и, соответственно, интенсивней противодействие. Также доспех способен воздействовать на ДНК, изменять скорость метаболизма. Раны затягиваются моментально. В этом костюме отрезанная конечность прирастет обратно за полчаса.

— Не буду спрашивать, откуда вы знаете то, что не ведает хронист.

Изалинда потупила глаза.

— Я лучше пойду. Мы почти на месте.

— Идите, — неизвестно чему вздохнул я. И уже шепотом, когда она исчезла в проходе, добавил: — Идите…

Рядом появился давешний генерал и навис надо мной грузной тушей.

— Надеюсь, вы меня поняли?

Потрясающая тупизна! Армия навсегда! Ура!!!

— Да, господин генерал.

— Я за вас рад. Готовьтесь. Мы садимся.

Садимся? О, господи, нет…

Я сполз по креслу, стараясь занимать меньшую площадь и спрятаться от силы притяжения, от которой, как и от смерти, спрятаться проблематично.

Но, вопреки моим ожиданиям, транспортник мягко спружинил двигателями, и опустился на твердую поверхность. Я прошел по тесному коридору, заваленному зелеными и желтыми коробками, и попал в скромный ангар, из которого выкатывали мои машинки. Археологии, в силу привычки, сбились в плотную кучку и издалека наблюдали за разгрузкой. По краю круга света, отбрасываемого кораблем, рассыпались солдаты с винтовками в руках. Их экзоскелеты мягко мерцали.

Дальше тех десятков освященных метров не было ничего видно. Я даже не мог разобрать, где мы находимся. Посадка должна была пройти на крышу здания, но какого здания, в каком районе, куда нам потом отправляться…

Я нерешительно стоял у прохода, когда вниз съехала последняя землеройка, и у люков начали угрожающе перемигиваться лампочки.

— Что, решил остаться? — поинтересовался солдафон с нашивками рядового. — Уже передумал?

Я смутился и быстро сбежал по трапу. Солдат остался внутри потешаться надо мной, а корабль, даже не закрывший люков, оторвался от здания и полетел вверх, чтобы через минуту превратиться в неяркую звезду и исчезнуть.

Пути назад были порваны. Перед нами лежала прямая дорога без поворотов, ведущая к самому неизведанному уголку Земли — подземному миру, к храму, который на том геологическом этапе, на котором он лежал, просто не мог существовать.

Недалеко активировали моторы мои землеройки. Солдаты суетились, бегали туда-сюда, но, опять же, не удалялись из заметно уменьшившегося круга света, создаваемого машинами. Инженерный отдел армейских разворачивал на крыше одной бурилки странного вида антенну, невероятно ловко вскрыв оболочку и подключив тарелку к общей питающей сети.

«Твари, — подумал я. — И где они только чертежи успели надыбать?»!

А вслед за этой мыслью пришло осознание дикого одиночества и мелкого, гнетущего страха, способного с течением времени перерасти в настоящую панику. По сути, я был один, среди людей, которых совершенно не знаю, ради цели, которая даже мне самому не понятна.

Все идет слишком быстро. Решения, экспедиции, разработка чертежей… Я сам толком не понимал, как и зачем оказался на границе последнего уровня.

Но реальность, в отличие от уже ставшего привычным электронного интерфейса, в этом гиблом месте захлестывала девятым валом бушующего моря. На крыше, в мельтешении фонарных огней и лучей прожекторов, понимаешь, что ты находишься в настоящем. Ты ощущаешь каждую секунду, ты не стоишь в реке времени, способный осознать только прошлое или будущее, а ты идешь по ней, идешь по течению со скоростью воды. И настоящее, тот самый момент, который нельзя уловить, вдруг оказывается сжатым в кулаке. Не будущее, далекое и недостижимое, не прошлое, восхитительное, но невозвратимое, а та секунда в течение которой ты не успеваешь сказать слово: «Сейчас», как это сейчас уже проходит.

Я жил моментом, я наслаждался им, и я боялся. Боялся неизвестно чего, боялся еще не до дрожи коленок, но, уже ощущая, как страх давит и прессует психику. От него было лекарство, но лекарство это пугала также, если и не хуже, чем темнота и пустота.

Надо было просто выйти из полоски сумрака и направиться к людям, заговорить, отдать пару команд, поругаться с генералом, успокоиться, забыть обо всем. Но это было тяжело, непривычно.

И я стоял, вращая на пальце обруч, разглядывая машины, осознавая себя в новом, пугающем мире… А потом, внезапно решившись, сорвался с места и пошел ругаться с военными, разломавшими уже половину машины и оголившими большую часть проводов.

Военные вникли, пообещали исправиться, заделать бреши, убрать антенну, но своей работы не прекратили. Я махнул на них рукой и залез в свою машину, разбираться с переносным связующим модулем института.

Через полчаса шесть герметичных коробок объединились воедино и стали представлять собой некое подобие заплечного мешка. Он соединял центральное ядро «Клиониса» и мой обруч, позволяя общаться с Игнессой. Связь обещали не очень хорошую, а производительность системы на уровень меньше, но мне много и не надо.

Когда я откинулся на спинку, с наслаждением разглядывая проделанную работу, до меня донесся окрик:

— Молодой человек, поможешь?

Я медленно повернулся. Рядом с машиной стоял мужчина лет сорока, в потертом белом костюме с нашивкой мастера-хирурга. На голову, скрывая волосы и затеняя верхнюю половину лица, была натянута шляпа, вышедшая из моды два десятка лет назад. Нижняя часть лица улыбалась, а левая рука, видимо, по давней привычке, подбрасывала и ловила коробочку портативного диагнизатора.

— С удовольствием, — улыбнулся я. Как давно мне не приходилось слышать «ты». — А как я могу вам помочь?

— На «вы» с богом в храме разговаривай. Ник. — Он протянул мне свободную руку. Я ее пожал и поинтересовался: