Спящие красавицы (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 6

Он носился с идеей дать парню презервативы, но не хотел говорить об этом с Лилой, и не хотел этого поощрять. Он вообще не хотел даже об этом думать. Джаред настаивал на том, что они с Мэри просто друзья, и, возможно, даже в это верил. Клинт видел, как он смотрел на девушку, и именно так ты смотришь на того, кого хотел бы видеть своим очень, очень близким другом.

— Шейк из Младшей лиги, — сказал Джаред и поднял руки. — Ты помнишь?

Клинт помнил: удар кулака об кулак, сплетение больших пальцев, вращение руками, слабый удар ладонью об ладонь внизу, а затем двойной хлопок над головами. Хотя прошло много времени, все прошло просто прекрасно, и они оба рассмеялись. Блистательное начало утра.

Джаред вышел на улицу и скрылся из виду до того, как Клинт вспомнил, что должен был сказать своему сыну, чтобы тот вынес мусор.

Другая сторона старения: ты забываешь то, что хочешь помнить, и помнишь то, что хотел бы забыть. Может быть, об этом тоже рассказал ему тот старый остряк. Он должен вышить эти перлы на собственной подушке.

Получая на протяжении последних шестидесяти дней только хорошие рапорта, Жанетт Сорли пользовалась привилегией находиться в комнате отдыха три раза в неделю, между восемью и девятью утра. На самом деле это означало с восьми до восьми пятидесяти пяти, потому что ее шестичасовая смена в столярной мастерской начиналась в девять. Там она весело проводила время, вдыхая лак через тонкую хлопчатобумажную маску и вытачивая ножки для стульев. За это она зарабатывала три доллара в час. Деньги, которые шли на счет, она могла получить в виде чека при освобождении (заключенные называли свои рабочие счета Бесплатной Парковкой, как в Монополии). Сами стулья продавались в тюремном магазине, стоящем на другой стороне Шоссе № 17. Некоторые уходили за шестьдесят долларов, большинство за восемьдесят, и тюрьма продавала их немало. Жанетт не знала, куда шли эти деньги, да и ей было все равно. Иметь привилегию находиться в комнате отдыха, вот, что действительно её волновало. Там находились большой телевизор, настольные игры и журналы. Были там также автомат по продаже закусок и автомат по продаже газировки, которые работали только за четвертаки, а у заключенных не было четвертаков, четвертаки считались запрещёнными предметами — замкнутый круг! — но, по крайней мере, вы могли поглазеть на витрину. (Кроме того, комната отдыха превращалась, в назначенное время недели, в комнату свиданий, и такие ветераны свиданий, как сын Жанетт, Бобби, знали, как пронести несколько четвертаков).

Сегодня утром она сидела рядом с Энджелой Фицрой и следила за утренними новостями, идущими по Седьмому Каналу Дабл-ю-Ти-Эр-Эф, вещающему из Уиллинга. Новости представляли собой обычную солянку: уличная перестрелка, возгорание трансформатора, женщина, арестованная за нападение на другую женщину на Фестивале Грузовиков-Монстров, законодательное собрание штата дискутировало над проблемами новой мужской тюрьмы, которая была построена на месте снесенной горной вершины и, кажется, имела структурные проблемы. На общегосударственном фронте продолжалась эпопея с Кинсманом Брайтлифом. С другой стороны земного шара тысячи людей, как предполагалось, погибли в результате землетрясения в Северной Корее, а врачи в Австралии сообщали о вспышке сонной болезни, которая, как представлялось, затрагивает только женщин.

— Это все метамфетамин, — сказала Энджела Фицрой. Она жевала Твикс, который взяла с лотка автомата по продаже закусок. Ей достался последний.

— Ты о чем? Спящих женщинах, телке с Грузовиков-Монстров, или той перестрелке?

— Может быть и все они, но я имела в виду телку с Фестиваля. Однажды я была на одном из них, и имею представление, как ведут себя обдолбанные или накуренные детишки. Хочешь кусочек? — Она зажала остатки Твикс в кулаке (на случай, если офицер Лэмпли следила за ними через одну из камер в комнате отдыха) и предложила Жанетт. — Он не такой черствый, как другие.

— Я пас, — сказала Жанетт.

— Иногда у меня возникает желание умереть, — сказала Энджела как бы, между прочим. — Или что бы все подохли. Взгляни на это.

Она указала на новый плакат между автоматом по продаже закусок и автоматом по продаже безалкогольных напитков. На нем красовалась песчаная дюна со следами, ведущими куда-то далеко, казалось, в бесконечность. Ниже на плакате было такое сообщение: ПРОБЛЕМА В ТОМ, КАК ТУДА ДОБРАТЬСЯ.

— Чувак был там, но куда же он делся? И где это место? — Хотела знать Энджела.

— Ирак? — Спросила Жанетт. — Наверное, он добрался до следующего оазиса.

— Нет, он умер от теплового удара. Просто лежит там, где ты не можешь его видеть, глаза навыкат и кожа черная, как тот цилиндр.

Она не улыбалась. Энджела была наркоманкой и проблемой общества: зубодробительного, крещеного самогоном общества. Физическое насилие было тем, что оно для неё уготовило, но Жанетт догадывалась, что Энджела могла бы проходить по большинству статей уголовного кодекса. Ее словно вырубленное из камня лицо выглядело достаточно крепким, чтобы разбивать бетонные стены. Она провела изрядное количество времени в Крыле С во время ее пребывания в Дулинге. В Крыле С у тебя были только два часа прогулки в сутки. Крыло С как раз и было обществом плохих девиц.

— Я не думаю, что ты почернеешь, даже если умрешь от теплового удара в Ираке, — сказала Жанетт. Могло быть ошибкой, не соглашаться (даже с юмором) с Энджелой, у которой было то, о чем доктор Норкросс любил говорить «проблемы с гневом», но сегодня утром Жанетт чувствовала, что ей нравится опасность.

— Я хочу сказать, что это полная чушь, — сказала Энджела. — Задача состоит в том, чтобы пережить гребаное сегодня, и ты это прекрасно знаешь.

— Кто, по-твоему, это повесил? Доктор Норкросс?

Энджела фыркнула.

— У Норкросса ума побольше. Нет, это начальник Коутс. Джеееенис. Такая себе милая мотивация. Видела, как она заходила в кабинет?

Жанетт была старая, но отнюдь не добрая. Она была похожа на котенка, висящего на ветке дерева. Держись, малыш, помощь придет. Большинство котят в этом месте уже свалились с веток. К некоторым помощь все же приходила.

Телевизионные новости теперь показывали фотографию сбежавшего осужденного.

— О, чувак, — сказала Энджела. — Не надо было врать черным, не правда ли?

Жанетт не прокомментировала. Дело в том, что ей все еще нравились парни со злыми глазами. Она работала над этим с доктором Норкроссом, но в данный момент она застряла над этим влечением к парням, которые выглядели так, будто могли в любой момент взять провод и ударить по голой спине, пока вы были в душе.

— Макдэвид в одной из няня-камер Норкросса в Крыле А, — сказала Энджела.

— Откуда ты это знаешь? — Китти Макдэвид была одной из близких Жанетт — умная и смелая. Ходили слухи, что Китти на свободе водилась с очень дурной компанией, но в ней не было настоящей подлости, просто она часто уходила в себя. Кто-то в прошлом нанес ей глубокие порезы; шрамы были на груди, боках, верхней части бедер. И она была склонна к депрессии, но какие бы там лекарства ни выписывал Норкросс, кажется, они ей помогали.

— Если хочешь знать все свежие новости, ты должна приходить сюда пораньше. Я услышала это от нее. — Энджела указала на Мору Данбартон, пожилую библиотекаршу, которая отбывала пожизненное. Сейчас Мора размещала на столах журналы из своей тележки, делая это с бесконечным вниманием и скрупулёзностью. Ее белые волосы развевались вокруг головы, словно плетеная корона. Ноги ее были одеты в тяжелые прорезиненные чулки цвета сладкой ваты.

— Мора! — Сказала Жанетт, — но не громко. Кричать в комнате отдыха было строго верботен,[15] исключение делалось для детей в дни свиданий и заключенных на ежемесячной Парти Найт. — Иди сюда, подруга!

Мора медленно покатила к ним свою тележку.