Взгляд Волка (СИ) - "Нефер Митанни" - Страница 27

- Пойми, Маша - уже не ребёнок! А если она сама наткнётся на эту заметку в газете? И тогда обида на деда неизбежна. Мне кажется, она должна узнать это от него самого!

- Ага, - усмехнулся Георгий! – Вот так просто наткнётся на заметку в газете двадцатилетней давности. Да пойми же – она тогда в пелёнках лежала! И газета эта давно в архиве! – возразил он с горячностью.

- Нет, не только в архиве! Она есть и у Трофимыча в доме! У старика хватает ума держать газету среди всяких семейных документов, - Алексей усмехнулся. - А Мария – девушка пытливая, ты сам прекрасно это знаешь.

- Да уж…- кивнул Георгий и усмехнулся, вспомнив, как Маша учинила у него настоящий обыск. – И всё же мне твоя идея не нравится. Газету у Трофимыча надо изъять… под любым предлогом. И проблема решена.

- Ага! Вот так приду и заберу! – с возмущением воскликнул Сивко и сдавил руль. – Согласись – бред! Старик имеет полное право хранить память о своём единственном сыне! И Мария должна узнать правду об отце и матери!

- Ты прав! – Георгий раздражённо смотрел на друга. – Но не сейчас! Маша беременна. В её положение такие эмоции будут вредны.

- Прости, - уже миролюбиво сказал Сивко, - я не знал. Решай сам. Но с Трофимычем надо поговорить – пусть если уж не уничтожит газету, то хоть перепрячет её.

- Да, с ним я поговорю, - Георгий задумчиво нахмурился. – Но с Маши пока хватит тревог. Поверь, носить моего сына тяжело… Не забывай, что я чувствую за неё. И очень боюсь.

Стряхнув воспоминания, Георгий поднялся и поставил чайник. А что если?.. Да нет же! Ерунда всё это! Но мысль-заноза не давала покоя. В тот день, когда он рассказывал Маше о своём роде, она напомнила ему о том, как он спас её.

«Он гораздо меньше меня, - сказал я тогда Ладушке». И что? Тогда разговор сбил меня с мысли…Надо ещё раз вспомнить… Меньше меня… Точно! Как же сразу не понял?! Едва догадка осенила его, как всё встало на свои места. Словно освободившись от тяжкого груза, Георгий налил в чашку дымящийся чай, отхлебнул с облегчением, смакуя терпкий аромат.

- Ну вот, пьёшь чай без меня, - Маша стояла за его спиной.

Повернувшись к ней, он сразу встретился с укоряющим взглядом. Большие зелёные глаза в рассветной полутьме комнаты казались огромными. Она шагнула к нему и прижалась ладонями к его обнажённой груди, сразу словно поворачивая в нём тугой ключ.

- Да, - улыбнулся ей и протянул чашку, - хочешь?

- Неа, - пухлые губы изогнулись в лукавой улыбке и прижались к его правой груди.

Потом один лёгкий поцелуй, второй, третий. Губы-бабочки запорхали по нему, воспламеняя, заставляя трепетать от сладкой боли предвкушения. Она медленно, смакуя каждый миллиметр, заскользила губами по его коже, не скрывая своей жажды почувствовать его тело и заставляя его естество каменеть от желания, но Георгий сдержался, давая Маше возможность насладиться своей властью над ним.

На мгновение Маша прервала ласки, пристально посмотрела ему в глаза. И этот её взгляд снизу вверх – покорный, манящий, обещающий, окончательно свёл его с ума. Прорычав что-то нечленораздельное, Георгий подхватил девушку на руки и в два шага оказался на кровати. Лёгкий халатик полетел прочь, полностью обнажая Машу. Склонив голову к её груди, Леший начал языком описывать круги вокруг правого соска, а потом стал сосать напрягшуюся вершинку, заставляя любимую застонать и выгнуться навстречу его жаркому рту.

- Э, нет, - вдруг захихикала она и упёрлась руками в его плечи. – Так нечестно! Я хочу сама! Чур, сейчас я первая!

Он еле сдерживается, но всё-таки уступает, с ухмылкой ожидая продолжения. Она ловко выворачивается из-под него и устраивается рядом, касается ладонями, губами, скользит языком везде, где только может.

Маша познаёт его, открывая для себя новые грани наслаждения. Отбросив стыдливость, она сама наслаждается своими смелыми ласками. Точка за точкой скользит по его груди языком, осторожно самым кончиком проходится по его затвердевшим соскам, целует и царапает, чуть прикусывает его шею. Он терпеливо то задерживает дыхание, воспаряя от её ласк, то выдыхает со стоном. Из-под полуопущенных ресниц наблюдает за ней, любуясь раскрасневшимися лицом его Ладушки. Да, и сейчас она смущена, но эта борьба с собственной стыдливостью делает её ещё желаннее.

Не спеша, она направляется ниже, оставляя поцелуи на его животе и бёдрах, но упорно обходя самую нетерпеливую его часть, которая уже давно напряжена. Георгий стонет и чуть приподнимает голову.

- Ладушка, - его голос звучит хрипло, выдавая его нетерпение, - боюсь я уже …

- Тсс, ещё немного, - тонкий пальчик прижался к его губам, она улыбается, смотрит на него с нежностью, и Леший тонет в зелёном озере её глаз.

Изящные Машины пальцы пробегаются по внутренней стороне его бёдер и опускаются на изнывающую плоть, вызывая его хриплый стон.

- Ладушка! Ты решила меня свести с ума? – потемневшие глаза стали почти чёрными, где-то в их глубине танцуют огненные блики.

Георгий и правда сгорает изнутри, точно готовый к извержению вулкан. И Маша смиряется. Оседлав его бёдра, впускает в себя, мягко обволакивает своей нежностью и начинает двигаться в чувственном танце.

Он приходит в себя от её поцелуя. Едва приоткрыв глаза, встречается с мягким любимым взглядом. Охватив ладонями его лицо, Маша целует его нежно, точно боится причинить боль, и Георгий сжимает её в своих руках, борясь со своим привычным страхом, что без неё он потеряет себя. Ладушка, маленькая, хрупкая, как цветок ландыша – его свежий источник жизни.

***

Они лежали, не размыкая объятий, расслабленные, насытившиеся горячими ласками.

- А дед не приходил? – вдруг вспомнила Маша и с тревогой посмотрела на Георгия.

- Нет, наверное… Когда я проснулся, мы были одни, - он чмокнул её обнажённое плечо и осторожно намотал на палец упругий локон. – Ты правда считаешь, что у старика роман?

- Не знаю… - неуверенно отвечала Маша. – Ну, а как ещё можно объяснить его отлучки?

- А ты не пробовала его спросить прямо? – он нахмурился.

- Нет, мне как-то неудобно… - указательным пальцем она провела между его бровей: - Не хмурься! Что тебя тревожит?

- С чего ты взяла? – он засмеялся, обнажая белые ровные зубы.

- Вижу и всё. Чувствую. Ты напряжённый.

- Конечно, когда твои пальчики щекотят меня, - он растянулся в улыбке и вдруг серьёзно спросил: - А ты помнишь родителей?

- Нет… А почему ты спрашиваешь? – она внимательно посмотрела на него, в её голосе явственно послышалось недоумение.

- Так… Я тоже хочу всё о тебе знать, - его лучистый взгляд, открытый и ласковый, заставил её печально улыбнуться.

- Мне самой странно…- призналась Маша. - Они разбились, когда мне было тринадцать, но я даже их лиц не помню… Только по фото. Дед говорит – это от стресса. Словно выпал кусок в несколько лет. А вот всё, что касается дедушки, помню до мелочей.

- Что именно? – вновь спросил Георгий.

- Как он меня маленькую кормил кашей, - Маша улыбнулась своим воспоминаниям, - я капризничала, не любила манку, а дед начинал обманом, всякими историями заставлять меня раскрыть рот. Знаешь, даже в школу в первый класс меня дедушка повёл… Странно, да?

- Ну почему же? – он попытался улыбнуться и погладил её по голове. – Наверное, родители были заняты…

- Да, он говорит, что тогда они оба были в командировке, - Маша погрустнела. – Но у меня ощущение, что я вообще родителей не знала… В моей жизни был только дед…

Она замолчала, думая о своём, и прищурившись, опять заметила:

- И всё-таки тебя что-то тревожит.

- Нет, всё хорошо. Просто мне нужно сегодня сбегать до Никольской просеки. Я там давно не был, - нарочито бодро ответил он.

- Ну вот, - она капризно надула губы.

- Ну, Ладушка, мне правда надо, это же моя работа, - чмокнув Машу в нос, быстро встал с кровати и принялся натягивать джинсы, потом пошутил: - Если ты будешь так меня сверлить своими глазищами, я не смогу одеться и останусь с тобой, но потеряю работу.