Небо на плечах - Федорочев Алексей - Страница 16

Попытался прогнать по себе стандартную волну жизни — получил пшик. Дятел, свивший гнездо внутри черепа, не давал сосредоточиться даже на таком простейшем действии. Меньше пить надо! Глюк тем временем с упорством, достойным верного последователя доктора Менгеле, попытался выковырять из меня глаза для дальнейшего изучения. Мне мои глаза были дороги как память, поэтому строго шлепнул по пятнистой ручке. «Цветочная фея» расплакалась, потеряла равновесие и упала на рядом лежавшего Митьку. Ничего не соображая спросонья, брат подскочил, стряхивая ребенка с себя. Я едва успел подхватить.

На шум в комнату прискакала мама и отобрала у меня девочку:

— Стаська! Как ты сюда забралась?

Орущая годовалая сестра (а я наконец-то понял, кто по нам топтался) ничего ей, ясное дело, не ответила. Ну не считать же за ответ вопли, принесшие второе дыхание моей персональной дереводробилке, о которой я опрометчиво забыл. Рядом застонал им в тон Митька.

— Красавцы! Алкоголики и пьяницы, а еще графы! Это ж сколько надо было надираться, чтобы в таком виде к матери явиться? Вымахали два лося, а ума не набрались! Вы, ваши светлости, последние мозги еще не пропили?

Мама — святая женщина! Разнос на тему недостойного поведения двух отдельно взятых аристократов она закатила только после того, как привела нас в нормальное состояние. Особую радость нам с Митькой доставило наличие в доме сразу нескольких санузлов, потому что битву за сортир мы бы оба с позором проиграли.

Как выяснилось за завтраком (скорее, обедом по времени), Ефим, не зная, как себя вести в обществе целых двух нетрезвых графьев (а свои синие звезды нацепить мы не постеснялись — надо же перед людьми похвастаться!), которые формально не приходились ему никем, трусливо смылся на службу, оставив нас на растерзание разгневанной жене. Разумный человек: он мог сколько угодно нас не любить, но прекрасно знал, кому обязан восстановлением источника и новой карьерой. И хоть ему наверняка хотелось построить нас не хуже своих курсантов и отвесить профилактических подзатыльников — реально оценивал последствия подобного поступка. Пусть Митька не мог отстегивать матери того содержания, что выделял я, — а пока она не работала, эти средства были весьма актуальны, — зато был любимцем Милославского и имел в перспективе головокружительную карьеру. Я же в глазах отчима, вероятно, слыл вообще непонятно кем — мне благоволили и глава ПГБ, и сам император! О случившейся со мной временной опале Большаков был не в курсе, да и знай он — вряд ли это что-то изменило бы. Для справки: если дворянское звание тут можно было банально купить, пусть и за громадные деньги, то последний графский титул был присвоен около пятнадцати лет назад первому космонавту! Второго и последующих уже так не отмечали. Оцените, в какой я компании!

Наговорившись с мамой, поиграв с сестрой и близняшками, скупив ассортимент ближайших магазинов на подарки, за ужином мы порадовали отчима предстоящим назавтра отъездом: Митьке пора было на практику, а я из-за гулянки запустил дела.

— Теперь станем видеться чаще, — обрадовал маму брат. — Я до Рождества, скорее всего, в Москве буду.

Ефим вскинулся:

— Кхм… В академии теперь изменился порядок обучения?

— Нет, конечно, — успокоил его Митька. — Нас всех старше третьего курса на усиление забирают. Теперь это уже не секрет: в ноябре будет свадьба великой княжны Ольги. Венчание в Кремлевском соборе пройдет, так что осенью ждите наплыва высокородных гостей.

— А почему в ноябре? — заинтересовалась мать. — Почему не летом?

— Ты у кого спрашиваешь? Спроси у него, — кивнул на меня Митяй. — Он же у нас в столичном обществе вращается! Я знаю не больше обычного курсанта.

Мать перевела внимание на меня. Ответ на вопрос я знал — за месяц с последних событий кандидатура фаворита в гонках женихов окончательно определилась. Несмотря на временное отлучение от двора, новости оттуда я получал исправно, да и опала моя, скажем так, была очень условной. Официально — за нарушение регламента, я не должен был предлагать себя великой княжне в кавалеры — рылом не вышел, настоящую же причину знали только два человека. К тому же явившийся ко мне на дом Антон Кугурин — помощник Милославского, дал ясно понять, что это только до Дня империи, чтоб под ногами не путался. За артефакт, точнее за целую партию и клятву под блокировку не выпускать их на продажу, заплатили по-царски: помимо денег мне сдали в аренду на девяносто девять лет соседний с моим остров за символическую плату в одну тысячу рублей ежегодно. Круглые глаза Кирилла Александровича при виде этого договора стоило бы заснять для потомков, жаль, момент уже упущен. Похоже, мысль, что я внебрачный сынок императора, мелькнула и у него.

— У жениха — Родиона Ивановича Шувалова — только осенью траур по отцу истекает. Потом посты разные начинаются, потом Рождество. Потом опять посты. Можно свадьбу втиснуть, но вроде как не комильфо. А до следующего лета откладывать не стали, — отчитался я.

— Вот и славно! Ольга Константиновна в самой поре. Давно ожидали.

— Объявлено на Дне империи будет, но все, кому интересно, уже знают — шила в мешке не утаить, — добавил брат. — Так что, мам, шей платья!

— Куда мне! Там весь цвет империи соберется! — тепло улыбнулась мать, а Большаков завистливо покосился на нас.

— Приглашения я вам пришлю, — решил я подсластить пилюлю отчиму. — Мне по рангу полагается, но меня, скорее всего, Берген как помощника возьмет. Не пропадать же добру!

Искренняя радость матери была мне наградой. Так же как и неявная признательность отчима — ему места в соборе не светили никаким боком. Под это дело общение у нас пошло легче — Ефима уже не воротило от нашего присутствия, так что наутро мы попрощались с ним вполне ласково. Он по-прежнему нас не слишком выносил, но терпеть столь полезных людей ему было проще.

Ветрянка, тупейшая, банальнейшая ветрянка!!! Которой одаренные не болеют по определению! И не важно, сколько у тебя УЕ, — даже единица обычно не даст заразиться, если уже есть источник! Но в тот момент, когда мы с Митькой валялись в гостевой комнате у матери, мы ничем не отличались от обычных людей, так что умудрились подхватить ее от сестры, чей дар еще даже не начал формироваться. И иммунитета у нас к ней не было — до трех лет мы жили в очень замкнутом мирке дедовой усадьбы и контактов с другими детьми не поддерживали, а потом просто не могли заразиться. Точнее, я-то мог за те полгода, что был без источника, но пронесло.

Если кто болел ветрянкой во взрослом возрасте, меня поймет. Высокая температура, полная недееспособность и все сопутствующие явления. В себя пришел я только на четвертый день, весь украшенный шрамами от язв. А залечив их, почти сразу остался в гордом одиночестве: сначала свалился не переболевший в детстве Борис, а следом за ним — Ван и Ли. И если китайцы перенесли все относительно легко, повалявшись денек с температурой, то Борис, впав в забытье, чуть не отправил меня повторно на тот свет.

— Как ты?

Не знаю, что подумал обо мне Черный, очнувшись в собачьем вольере, но фонить и подрастать мои запасы метеоритного железа теперь вряд ли будут — превратились в мертвый металл. Гаситель высосал из них живую силу досуха. Не жалко! Добуду еще, благо известно где и как.

— Пить, — прошептал Борис обветренными губами.

— Сейчас-сейчас, — устало отозвался я. Но ни дойти до дома, ни даже покричать сил не было — два дня рядом с Борькой вымотали меня вконец. Недолго думая напоил друга из собачьей миски. Бобик, который мало того, что немало пострадал, попав под гашение, так еще и временно стал бездомным, тоскливым взглядом проводил последнюю собственность.

Вспомнив, что сам же строго-настрого запретил кому-то приближаться к нам до моего сигнала, все же нашел в себе силы проорать, чтобы нас отсюда забрали. В здравом уме я сам не понимал, как затащил гасителя внутрь. Почему-то помнилось только, как просовывал его сквозь собачий лаз, а кто-то помогал вопреки моим посылам. И так и не нашел ответа ни тогда, ни после: почему нельзя было сделать это через нормальную калитку? Списал на помутнение рассудка от истощения и зубной боли, которая шла в нагрузку к Бориной потере контроля.