Трагедия с 'Короско' - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 11
- Предыдущая
- 11/29
- Следующая
- Насколько я понял, этот араб сказал, что не имеет никакой надобности в переводчике, и что так как за него никто не даст приличного выкупа, а он слишком жирен и тучен, чтобы из него мог выйти хороший раб, то лучше ему отсечь голову!
- Бедняга! - воскликнул Броун. - Слушайте, Кочрэнь, объясните им, чтобы они его отпустили. Мы не можем допустить, чтобы его зарезали тут же, у нас на глазах. Скажите, что мы найдем деньги, чтобы заплатить за него выкуп; я согласен дать какую угодно сумму!
- Я тоже дам, сколько смогу! - заявил Бельмонт.
- Мы подпишем общее товарищеское поручительство за него. Если бы у меня была здесь бумага и перо и гербовые марки, я бы в одну минуту выдал ему вполне законный документ, подлежащий во всякое время удовлетворению! - сказал Стефенс.
К сожалению, знания арабского языка полковника Кочрэня были недостаточны, а сам Мансур до того обезумел от страха, что утратил всякую способность что-либо понимать. Рослый негр вопросительно взглянул на своего предводителя, и затем его сильная мускулистая рука высоко взмахнула тяжелым мечом над головой драгомана, который взвыл не своим голосом и, протягивая вперед руки, молил о чем-то. Переглянувшись с Али Ибрагимом, его помощник подошел к дрожащему, заикавшемуся драгоману и задал ему несколько коротких вопросов.
Ни полковник, ни остальные ничего не поняли из происшедшее но Стефенс инстинктивно угадал, в чем дело.
- Ах, негодяй, негодяй! - воскликнул он с бешенством. - Молчи, молчи, несчастный! Молчи, презренная тварь! Лучше умри...
Но было уже поздно: теперь для всех стало ясно, что драгоман выдал, спасая себя, обеих женщин. По слову Али Ибрагима, человек десять арабов бросились вверх на утес и, минуту спустя, были уже наверху. Тогда из груди присутствующих вырвался крик ужаса, слившийся с криком отчаяния двух женщин. Грубые руки тащили их вниз, молодая девушка последовала за своими арабами, старшая же спотыкалась и падала; ее тащили, она плакала и взывала о помощи, а Сади, оборачиваясь, подбодряла ее.
Темные глаза Али Ибрагима равнодушно скользнули по лицу старшей мисс Адамс, но блеснули ярким огнем при виде хорошенькой мисс Сади. По его слову пленных погнали гурьбою к верблюдам; здесь обыскали у всех карманы и все, что было найдено ценного, высыпали в порожнюю торбу, которую Али Ибрагим завязал собственноручно.
- Что вы скажете, Кочрэнь? - сказал Бельмонт. - У меня есть при себе маленький револьвер, которого они не нашли на мне. - Не застрелить ли эту собаку драгомана за то, что он предал этих бедных женщин?
Кочрэнь отрицательно покачал головой.
- Лучше сберегите ваш револьвер для тех же дам, он может им очень понадобится, так как трудно сказать, что всех нас ожидает, в особенности их! сказал мрачно полковник.
Глава V
Длинною вереницей растянулись на земле полегшие на колени верблюды; одни из них были светлые, белые, другие темные, бурые. Они грациозно поворачивали из стороны в сторону свои сравнительно небольшие головы с умным, вдумчивым выражением больших кротких глаз Большинство были великолепные породистые животные, настоящие скакуны, но было и несколько более грубых и тяжеловесных верблюдов, так называемых вьючных животных, которые не выдерживали сравнения с первыми ни по статьям, ни по бегу. Все они были нагружены бурдюками с водой и различными съестными и другими припасами. В несколько минут достаточное число их было разгружено и предоставлено в распоряжение пленных, вьюки их были распределены на остальных. Пленных не связали никого, кроме почтенного мистера Стюарта, которого арабы, признав за духовное лицо и привыкнув видеть в религии синоним всякого насилия, сочли за самого опасного из своих пленников и потому связали ему руки верблюжьим арканом. Все же остальные были оставлены на свободе. Куда могли они бежать здесь, в пустыне, от этих быстроногих скакунов на своих грузных вьючных животных, уже достаточно замученных даже теперь?
Когда все расположились, караван тронулся с места, после того как арабы привычным окликом, дерганьем поводьев уздечки, заставили верблюдов встать. Никто из туристов до сего времени никогда не садился на верблюда, за исключением полковника Кочрэня, и в первый момент им показалось страшно очутиться так высоко над землею, а своеобразное колеблющееся движение спины верблюда на ходу, сходное с ощущением качки на море, не только смущало и пугало их, но у многих вызывало тошноту и другие симптомы морской болезни.
Но вскоре они забыли о своих физических ощущениях под влиянием нравственного сознания, что теперь между ними и остальным миром легла целая пропасть, что они все оторваны от своей прежней жизни и что теперь для них начинается новая, полная ужасов и мучений, безотрадная и безнадежная жизнь.
Всего какой-нибудь час тому назад они беспечно любовались природой. Сади болтала об английском и парижском покрое платьев, а теперь мысль о самоубийстве зарождалась в ее юной головке, как лучезарная звезда спасения. А там, в уютном салоне их парохода, ожидавшего их у скалистого берега, их ждал накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный фарфором и хрусталем, ждали новейшие журналы и романы на зеленом столе маленькой судовой библиотеки, ждали миссис Шлезингер в ее желтой соломенной шляпке и хорошенькая миссис Бельмонт в длинном покойном кресле. "Короско" почти можно было видеть отсюда, но каждый длинный перевалистый шаг верблюда уносил их все дальше и дальше от берега, в глубь бесплодной пустыни.
Судя по однородному одеянию, по красным тюрбанам и желтым сандалиям Кочрэнь сразу определил, что эти люди не бродячие разбойники, пираты пустыни, а отряд из регулярной армии калифа. Али Вад Ибрагим вел караван, который конвоировали по сторонам на всем его протяжении выстроившиеся в линию всадники из негров. С полмили впереди были высланы разведчики, а замыкающим ехал маленький коренастый араб, подручный или помощник предводителя. В середине каравана находилась маленькая группа пленников, которых никто не старался разъединить. Мистер Стефенс вскоре сумел заставить своего верблюда поравняться с теми двумя животными, на которых находились мисс Адамс-старшая и мисс Сади Адамс
- Не падайте духом, мисс Адамс, - увещевал он ее, - это, конечно, ужасное происшествие, но не подлежит сомнению, что будут приняты необходимые меры для разыскания нас. И я убежден, что мы не подвергнемся ничему иному, кроме кратковременного неудобства. Если бы не этот негодяй Мансур, - все это нисколько не коснулось бы вас!
Но мисс Адамс почти не слушала его утешений: за этот один час времени в ней произошла такая разительная перемена, что она была положительно неузнаваема. Она сразу превратилась в старую сморщенную женщину. Щеки и глаза ввалились, глубокие морщины избороздили лоб и лицо, ее испуганный тревожный взгляд поминутно останавливался на Сади. Но эти минуты опасности вызывали в сердцах даже апатичных людей мысль и заботу не о себе, а о других. Мисс Адамс думала только о Сади, Сади о своей тетке, мужчины думали о женщинах, Бельмонт думал о жене и еще о чем-то. Он до тех пор колотил пяткой по плечу своего верблюда, пока тот не поравнялся с верблюдом мисс Адамс.
- У меня ость здесь кое-что для вас, - шепнул он, наклоняясь к ней. Возможно, что нас скоро разлучат, а потому нам лучше заранее принять свои меры. Быть может, они вздумают избавиться от нас, мужчин, и удержать только вас, женщин!
- Боже мой, мистер Бельмонт, что же мне делать, я старая женщина и уже прожила свою жизни мне все равно... но Сади... это просто сводит меня с ума!.. Ее мать ждет ее дома, а я... - и она в отчаянии ломала руки.
- Протяните вашу руку под плащом, я вложу в нее нечто, вы постарайтесь не выронить... Ну, вот так, теперь спрячьте это хорошенько где-нибудь на себе, этим ключом вы во всякое время отопрете себе любую дверь!
Мисс Адамс на ощупь угадала, что это был за предмет, с минуту она, недоумевая, смотрела на Бельмонта, затем неодобрительно покачала головой, но все же спрятала смертоносный предмет у себя на груди. В голове ее вихрем проносились мысли: неужели это она, скромная, кроткая мисс Адамс, мечтавшая всегда о всеобщем благе людей, о братской к ним любви и милосердии, теперь, держа в руке револьвер, придумывает оправдание убийству. Ах, жизнь! Чего ты только с нами делаешь? Явись ты нам во всем своем коварстве и жестокости, и мы свыкнемся с ними и снесем все. Но нет! Когда ты смотришь нам в лицо всего приветливее, всего любовнее, тогда-то мы должны больше всего опасаться твоих безжалостных ударов!
- Предыдущая
- 11/29
- Следующая
