Когда под ногами бездна - Лихэйн Деннис - Страница 16

Рейчел пообещала, что даст о себе знать.

Идя к своей машине по каменным плиткам дорожки, Рейчел поняла, что во второй раз потеряла его. К ней вернулось привычное ощущение: жизнь – та жизнь, которой она жила, – это цепь утрат. Появлялись люди, некоторые задерживались возле нее на какое-то время, а потом все равно исчезали.

Дойдя до автомобиля, она оглянулась на дом. «Ты был мне другом, – подумала она. – Ты был мне другом».

Спустя две недели, в 5 часов дня 12 января, на Гаити произошло землетрясение силой семь баллов.

Как и предсказывал Себастьян, Рейчел поручили освещать события для «Большой шестерки». Первые несколько дней она провела в Порт-о-Пренсе. Вместе со съемочной группой она делала репортажи о распределении продуктов питания и прочих предметов первой необходимости, доставляемых самолетами. Как правило, все заканчивалось актами насилия и беспорядками. Они снимали трупы, сложенные штабелями на автостоянке Центральной больницы. Снимали импровизированные крематории на улицах города, где тела словно приносились в жертву ради умиротворения, а серные вихри крутились в черном маслянистом дыму, и он смешивался с дымом от тлеющих зданий и газопроводов, из которых постепенно улетучивался газ. Рейчел отправляла корреспонденции из палаточных городков и пунктов медицинской помощи. В бывшем торговом центре они с оператором Гретой Килборн, снимая стрелявших по мародерам полицейских, запечатлели молодого человека с выпирающими наружу ребрами и зубами и почти полностью отстреленной ступней. Он лежал среди пепла и обломков, а рядом валялись украденные им банки с консервами, до которых он не смог дотянуться.

Сразу же после землетрясения в городе, помимо голода и болезней, активность проявляли только журналисты. Рейчел и Грета решили сделать несколько репортажей из приморского городка Леоган, где находился эпицентр землетрясения. Дорога в сорок километров заняла двое суток. Трупный запах стал ощущаться за три часа до прибытия на место. От города не осталось ровным счетом ничего, населению не оказывалось медицинской и иной помощи, по мародерам никто не стрелял, поскольку полицейских не было.

Рейчел сравнила это с адом, но Грета возразила:

– В аду все же кто-то отвечает за порядок.

Вторую ночь они провели в стихийном лагере беженцев, где стенами и крышами служили простыни. Вчетвером – вместе с Гретой, бывшей монахиней и девушкой, которая собиралась стать медсестрой, – они переводили молодых девушек из палатки в палатку, пряча их от мужчин, воспользовавшихся моментом, чтобы предаться насилию. Мужчины рыскали по лагерю в поисках девушек, вооружившись ножами и серпеттами – фермерскими мачете с изогнутыми лезвиями. Рейчел осталась в убеждении, что до землетрясения половина их были обыкновенными тружениками. Их главарь Жозюэ Даслюс был родом из провинции, располагавшейся восточнее зоны землетрясения. Девятый сын в семье, которая владела маленькой фермой в Круа-де-Буке и выращивала сорго, он озлобился на весь мир, осознав, что ферма никогда ему не достанется. Жозюэ Даслюс имел внешность киногероя и держался как шоумен. Он носил свободные брюки со множеством карманов и зеленую с белым футболку с закатанными рукавами. На левом бедре болтался автоматический пистолет 45-го калибра «Дезерт игл», а на правом – серпетта в потертых кожаных ножнах. Он уверял, что серпетта нужна ему для самозащиты, а пистолет, добавлял он, подмигнув, – для того, чтобы защищать других. Вокруг столько нехороших людей и творится столько нехороших дел, что без этого никак. Перекрестившись, он поднимал глаза к небу.

После землетрясения восемьдесят процентов территории Леогана были изрыты ямами и воронками. Закон и порядок были забыты. Ходили слухи, что в этот район посланы английские и исландские поисково-спасательные команды. Рейчел утром сама послала сообщение о том, что в гавани бросил якорь канадский эсминец. Среди руин города, как говорили, работали японские и аргентинские врачи, однако до сих пор никто их не видел.

Все утро и весь день они помогали Рональду Революсу, который до землетрясения учился на медбрата, и переправили трех смертельно раненных людей из лагеря в медпункт, устроенный в трех милях от лагеря миротворцами из Шри-Ланки. Переводчик заверил Рейчел, что они окажут помощь обитателям лагеря, как только наладят работу – к следующему вечеру или, самое позднее, через пару дней.

Когда Рейчел и Грета вернулись в лагерь, туда прибыли четыре молодые девушки. Изголодавшиеся, потерявшие всякое терпение мужчины из банды Жозюэ тут же заметили их, и, пока девушек поили водой и осматривали их раны, грязные помыслы каждого из насильников мгновенно слились в общий импульс.

В эту ночь Рейчел и Грете было не до репортажей – разве что кто-нибудь согласился бы выпустить в прямой эфир то, чем они занимались. Вместе с бывшей монахиней и Рональдом Революсом они перемещали девушек из палатки в палатку, редко оставаясь на одном месте больше часа.

Дневной свет не был помехой для насильников – они не видели в своих устремлениях ничего постыдного. Смерть в последнее время стала для местных жителей обыденным событием, прискорбным лишь в том случае, если умирал кто-то из близких. Мужчины беспрерывно пьянствовали всю ночь и сейчас, на рассвете, еще не закончили; оставалось только надеяться, что алкоголь рано или поздно усыпит их. Двух девушек удалось вывезти из лагеря, когда утром в сопровождении бульдозера прикатил американский грузовик, чтобы увезти трупы к разрушенной церкви у подножия холма.

Но две другие бесследно исчезли. Они прибыли всего несколько часов назад, лишившись перед этим и дома, и родителей. Эстер носила выцветшую красную футболку и джинсовые шорты. Другую, в бледно-желтом платье, звали Видлен, но все обращались к ней как к Видди. Эстер была угрюма, почти ничего не говорила и избегала смотреть людям в глаза, что, впрочем, было понятно. И всех поражала неизменная жизнерадостность Видди, чья улыбка пронзала насквозь сердце каждого. Рейчел провела бо́льшую часть ночи вместе с Видди. Но наутро никто во всем лагере будто и не помнил Видди с ее желтым платьем, настежь открытым сердцем и привычкой непрерывно напевать.

Обе исчезли напрочь, словно и не появлялись здесь. Через час после восхода солнца стали расспрашивать двух их подруг, но те отмалчивались. Спустя три часа казалось, что, кроме Рейчел с Гретой, бывшей монахини Вероники и Рональда Революса, никто в лагере в глаза их не видел. К вечеру Вероника принялась рассказывать то, чего не было, а Рональд начал думать, что ему изменяет память.

В девять вечера Рейчел случайно встретилась взглядом с одним из бандитов, учителем-естественником по имени Поль. Он всегда был неизменно вежлив. Поль сидел возле своей палатки и подстригал ногти ржавыми ножницами. В это время среди беженцев ходили слухи, что если бы даже девушки прибыли в лагерь – а на самом деле этого не случилось, – то к тому моменту, когда эти несуществующие девушки якобы исчезли, трое из шести пьяниц, рыскавших по лагерю той ночью, уже спали. И если этих девушек изнасиловали (чего не могло быть, так как их здесь не было), то Поль должен был участвовать в этом. Но если их убили (чего тоже не могло быть, так как их не существовало), то к этому моменту Поль тоже спал. Преподаватель Поль был всего лишь насильником. Если он и думал что-то о судьбе девушек, то тщательно это скрывал. Он посмотрел Рейчел в глаза, изобразил с помощью большого и указательного пальца пистолет, наставил ствол на ее промежность, взял в рот палец и принялся его сосать. При этом он беззвучно смеялся.

Затем он поднялся, подошел к Рейчел, встал перед ней и пытливо вгляделся в ее глаза. Очень вежливо, чуть ли не подобострастно, он попросил ее уехать из лагеря.

– Вы сочиняете небылицы, и это беспокоит людей, – учтиво объяснил он. – Они не скажут вам этого, потому что у нас вежливый народ, но это их расстраивает. Сегодня вечером, – он поднял вверх палец, – никто не скажет вам, как он расстроен. Сегодня вечером, – палец опять поднят, – вам и вашей подруге ничто здесь не угрожает.