Бои на Карельском перешейке - Гурвич М. "Составитель" - Страница 10

Белофинны не могли скрыть свою злобу на истребителей, которые выручили свой экипаж и не дали им подбитый самолет. Они с еще большим ожесточением открывают пальбу, но безрезультатно.

В этот день среди летчиков царило веселье. Радостно и приятно было у всех на душе.

На другой день на имя командира эскадрильи тов. Шинкаренко пришла телеграмма от командира бригады скоростных бомбардировщиков тов. Никонова. Он благодарит его и всю эскадрилью за помощь, оказанную экипажу подбитого самолета.

Утром 30 ноября начался славный путь батальона капитана Угрюмова. Над черными вершинами елей в полнеба ударили грозные огневые всплески. От гула вздрогнула земля. С рокотом пронеслись в высоте снаряды на вражескую сторону.

На том берегу реки Сестры полетели обломки разбитых логовищ врага, запылали белофинские казармы.

Артдивизионы в 8.30 перенесли огонь в глубину. Над сумрачной долиной реки взметнулись ракеты. Они рассыпались зелеными пятизвездиями.

Командир батальона капитан Угрюмов не ложился ни на минуту в эту ночь, проверяя дозоры, обходя подразделения. Сейчас он был на своем наблюдательном пункте над обрывом у реки. Здесь же, над обрывом взвод станковых пулеметов вел огонь, чтобы сковать противника.

Правее — 4-я и левее-6-я роты уже прошли на ту сторону реки. Комбат, не видя из-за леса движения рот, тоже перешел на тот берег со своими посыльными и связными от рот. Штаб батальона был в землянке в лесу.

Роты стремительным броском заняли лесистые бугры за долиной реки, бойцы углубились в лес. И тут была первая неожиданность: никто не видел врага. На дороге вдоль границы громоздились завалы. Вражеские окопы были пусты.

Капитан Угрюмов, двигавшийся с 4-й ротой, приказал командирам рот усилить боевое охранение, держать роты собраннее, чтобы не прерывалась зрительная связь.

Перед батальоном стояла задача: перерезать полотно железной дороги Белоостров-Териоки и Курносовское шоссе. Дальнейшая задача — к исходу дня овладеть Териоками.

У противника, по данным разведки, были самокатная рота, кавалерийский эскадрон, бронепоезд. Это — против батальона. Но противник мог подбросить силы. И сведения разведки могли оказаться неточными, устарелыми. Какие силы белофиннов будут отходить от Белоострова?

Комбат бросил влево 6-ю роту лейтенанта Баранова с задачей прикрыть батальон от удара с фланга. 4-я рота наносила решающий удар. 5-я двигалась во втором эшелоне уступом между рот.

Вдруг откуда-то из-за сосен и берез, из-за бугорков затрещали выстрелы. 4-я рота залегла. Командир ее лейтенант Мухамедзянов вопрошающе глянул на комбата.

Капитан Угрюмов приказал:

— Вышлите взвод. Поставьте задачу: обойти справа, разведать, захватить врага.

Через мгновение взвод младшего лейтенанта Светлова исчез в болотистом лесу. Вскоре впереди загремели выстрелы. Потом раскрасневшийся, запыхавшийся связной доложил, что группа белофиннов сбита и откатилась.

Рота двинулась вперед. Капитан Угрюмов оценивал обстановку: «Противник действует мелкими группами. Он хочет нас измотать Ну, я его сильнее измотаю!»

На окраине деревушки Луцтахантя красноармейцы Чуримов и Литвиненко, заметив огонь из окопа, бросились туда с двух сторон. Но и оттуда белофинский снайпер успел сбежать. Красноармейцы увидели в окопе щегольскую офицерскую шинель, кожаную сумку с документами. Они кинулись в окоп.

Тотчас с грохотом разорвалась предательская белофинская мина. Раненым была оказана помощь. Капитан Угрюмов опять передал по телефону командирам рот приказание ускорить движение, развивая успех, и зорко смотреть под ноги, остерегаться мин.

Белофинны откатились от деревни Луцтахантя. Капитан Угрюмов любовно смотрел, как ловко, скрытно обследовали деревню бойцы взвода лейтенанта Шведова. И вот — на кирке затрепетало алое знамя.

— Молодец! — одобрил комбат, вспоминая, как лейтенант Шведов обещался первым водрузить красное знамя в этой деревне — еще там на исходном положении.

За деревней телефонная связь с полком прервалась. Роты стремительно продвигались вперед. Запорошенные снегом, еле видны были белые шнурки, куски проволоки — все это были мины, фугасы, расставленные врагом. На одну из мин попал командир пульвзвода лейтенант Спирин. Он был убит. Пулемет взорвало. Больше потерь от мин не было. Красноармейцы замечали их, обходили без вреда для себя, ставя значки — сигналы для товарищей, которые пойдут следом.

И снова — на этот раз через связных — комбат приказал командирам рот: не распылять силы, держать в руках роты, держать живую связь цепочкой — действовать приходится в лесу.

Усилить бдительность.

Комбата догнал начальник штаба батальона старший лейтенант Дорошенко. Он сообщил, что переправа через Сестру рухнула под танком, строится другая. Приданные средства усиления задерживаются. Задерживаются и батальонные тылы.

— Вперед! Развивать успех! — приказал комбат.

Оставив за себя начштаба Дорошенко и поручив ему взять в свои руки связь с подразделениями, капитан Угрюмое поскакал со взводом разведчиков вперед, по дороге. Справа и слева стояли стеной сосны. Угрюмов с командиром разведчиков скакали рядом, впереди взвода, метрах в семидесяти. Звонко били копыта. Вдруг командир разведчиков привалился к плечу Угрюмова.

— Товарищ командир, держитесь в седле! — строго крикнул Угрюмов. И, повернувшись, увидел, как падал командир, убитый двумя пулями в голову. Угрюмов в то же мгновение свалился с седла, оставив левую ногу в стремени. Он был любителем конного спорта, великолепным наездником и рубакой, и сейчас это спасло его. Притворившись убитым, он обманул врага. Взвод разведчиков уже свернул с дороги в лес. Лошадь с Угрюмовым прискакала к другим лошадям. Угрюмов бросился к разведчикам:

— Почему не стреляете?

Белофинская засада вела яростный огонь, а тут — молчали два ручных пулемета.

Разведчики по приказанию Угрюмова пустили в дело оба пулемета. Завязался бой.

Подошла 4-я рота. В обход вражеской засады выбросился взвод.

По тому, с какой взволнованной радостью и блеском в глазах встретили его бойцы и командиры, капитан Угрюмов почувствовал, как никогда ярко и глубоко: его и всех этих людей связывает огромная боевая дружба, дружба беззаветно преданных Родине, общему делу патриотов.

Через три дня в финском домике на берегу моря Угрюмов рассказывал мне про эту разведку и, добродушно посмеиваясь, признался:

— Я до первого боя, — чего только не думал про войну! Занимаешься дома, и вдруг представляется тебе картина: мой батальон идет в атаку. Сигнал. Я наблюдаю за ротами. И вижу — одна рота отстает. Я — в седло, на свою «Красотку». Шашку — вон! Рота, за мной! И — галопом туда. Первым заскакиваю в расположение врага и крошу. Крошу налево и направо. Теперь-то я вижу: так только в мечтах бывает. А в жизни — рядом со мной комвзводу две пули в голову. Какая же тут храбрость? Какое геройство? Дурь это одна — так под пули врагов подставляться!

Роты продвигались вперед, сшибая засады врага. Кончились сосны. Потянулся березняк. Из-под снега торчала ржавая осока. Под ногами бойцов легко пружинило торфяное болото. В следы быстро натекала вода. Дыханье бойцов становилось все чаще и шумнее. На пылающих лицах проступил крупный и обильный пот.

Болото кончилось. Среди огромных сосен показались богатые, нарядные дачи. Где-то за ними была железная дорога. Впереди начинались улички, перерезанные окопами. Комбат сверился с картой.

— Куоккала. Надо ускорить движение и перерезать полотно.

Из-за углов в глубине уличек затрещали очереди белофинских автоматов. Пули свистящим роем неслись над залегшими бойцами. Бойцы тоже открыли огонь. Капитан Угрюмов сердито сдвинул брови, а в глазах его блеснула усмешка. Неподалеку красноармеец шпарил из винтовки, просунув ствол в щель забора. Никакого врага в той стороне и не было!