The lust (СИ) - "StrangerThings7" - Страница 44

Юнги проходит в гостиную, усиленно игнорируя выползающие из каждого угла комнаты горькие воспоминания, и прислоняется к окну, ожидая брата.

Ирэн уходит в спальню переодеваться, предварительно показав Мину, где кухня, вдруг гость захочет кофе.

В квартире ничего не изменилось, все так же, как и было тогда в тот вечер, когда Чонгук поставил его на колени и надел ошейник. Юнги ненавидит это место, продолжает не реагировать на тянущиеся к нему щупальца воспоминаний, и пусть одно из них уже обвилось вокруг шеи и душит, не дает парню протолкнуть кислород в легкие, не позволяет открыть глаза. Мин знает, что должен справиться, знает, что дороги назад нет — раз уж он дошел до сюда, надо пойти до конца.

Чонгук входит в гостиную минут через десять и на ходу сушит волосы полотенцем, второе полотенце обмотано вокруг его бедер. Чон так и застывает с рукой в волосах, когда видит стоящего у окна Юнги. Чонгук сперва думает, это призрак из прошлого, мираж… но Юнги шумно сглатывает, вжимается в стекло, и Чон понимает, что не показалось. Юнги реален. Чон скользит по нему взглядом, отмечает про себя платиновые волосы, новые проколы в ушах, как не кстати, вспоминает про штангу на языке и очень сильно хочет ее почувствовать.

Юнги красивый. Он всегда был красивым, но сейчас его красота приобрела другой оттенок. Сейчас перед Чонгуком не испуганный мальчик с волосами цвета мяты, а красивый, очевидно знающий себе цену, сексуальный парень. Чонгук не знает, за что зацепиться, что запомнить больше всего, впитать в себя, ибо то, что Мин реален, все еще под сомнением. Потому что не может реальный человек быть настолько соблазнительным и притягательным, не может он исчезнуть из чужой жизни на долгие два года, а потом вернуться и одним своим видом перевернуть к херам все то, что отстроил Чонгук.

На Юнги белая изодранная футболка и голубые узкие джинсы с конверсами, но он чувствует себя голым. Чонгук одним своим взглядом прошибает насквозь, заставляет съёжиться, чуть ли не прогнуться под ним. Чон облизывает вмиг пересохшие губы, отбрасывает так и не понадобившееся полотенце в руке в сторону, делает шаг вперед и снова замирает. Обстановку спасает влетевшая в гостиную, и уже одетая и накрашенная Ирен.

— Любимый, ты нас не знакомил, но мы сами немного познакомились, — улыбается девушка и подходит к Чонгуку. — У тебя очаровательный братик. Кстати, — обращается она к Юнги, — меня Ирэн зовут, и я невеста твоего брата.

— А я папа римский, — бурчит Мин и уводит взгляд от Чонгука.

— До вечера, — говорит Ирэн, так и не поняв заявление Мина, целует Чонгука в щеку и выходит из квартиры. Мин не рад уходу Ирэн. Пока она находилась в квартире Юнги рассчитывал на нее, как на поддержку и помощь в случае чего — Чонгук бы не стал при чужих людях плохо себя вести с Мином. Но она ушла и забрала с собой всю надежду Юнги на то, что сегодняшняя встреча закончится чем-то хорошим. Но Мин решил не унывать и не сдаваться, все-таки теперь он не просто какой-то никому не нужный пацан — за ним стоит Техен.

— Симпатичная, только жаль, что глупая, — наконец-то, смелеет Юнги и обращается к брату. — Неужели еще остались девчонки, которые верят, что стоит тебе с ними переспать, и ты на них женишься, — язвит Мин.

— Она моя невеста, — спокойно говорит Чонгук и улыбка застывает на лице Мина.

— Как… невеста… — Юнги пытается прочитать по лицу брата, что это шутка, но оно непроницаемо. Он уже знает, что это не шутка, Чонгук не врет. Юнги отшатывается назад, прислоняется к стене и пытается удержать на лице маску безразличности, которая под цепким взглядом Чонгука покрывается трещинами и сыпется на пол.

— Значит, приехал… — говорит Чонгук и делает шаг вперед. Юнги пытается не смотреть на обнаженный торс, на капельки воды, скатывающиеся с иссиня-черных прядей и разбивающиеся на широких плечах, старается не смотреть на рельефную грудь, правую сторону которой закрывает, пока еще не понятный для младшего рисунок, видимо идущий со спины, и уж точно не смотрит на кубики пресса на идеальном животе и еле держащееся на тазобедренных косточках полотенце.

Мин с трудом поднимает взгляд наверх, лишь бы больше не опустить его вниз и не гипнотизировать, черт знает как, держащееся на брате полотенце, и застывает, впившись в чернильную бездну напротив.

— Приехал, вынужден был, — Юнги не узнает свой голос, который, будто, слышит издали.

Чонгук подходит ближе, останавливается в трех шагах и продолжает изучать. Смотрит на белоснежные волосы, на хрупкую фигуру, на татуировки на тонких запястьях и, вроде, видит нового Юнги, вот только глаза у него старые. Они такие же детские и такие же притягательные. У Чонгука ладони чешутся, кончики пальцев покалывают от желания прикоснуться.

Юнги резко вскидывает голову, словно вспоминает заученную роль, достает новую маску и цепляет на лицо.

— Невестой обзавёлся, Хосока посадил, Мону выслал, чего я еще не знаю? — ядовито спрашивает Мин и больше взгляда не уводит.

— Ты в бункере жил? — усмехается Чонгук. — Или настолько на всех плевать стало, после того, как Техена получил? — язвит Чон.

— Возможно и то, и то, — не удерживается Мин. — Я поговорить пришел.

— Разговаривать — это последнее, что мне хочется с тобой делать, — Чонгук подходит вплотную, но Мин даже не двигается, хотя отчетливо видит загорающееся желание на дне чужих зрачков. Чон протягивает руку к пряжке ремня Юнги, просовывает под футболку и кладет ладонь на обнаженный живот. Чувствует, как парень весь подбирается, прерывисто дышит, но не отталкивает и почти не дрожит.

— Вытащи Хосока из тюрьмы, перестань доказывать, что ты сволочь, я и так это знаю, — хрипло произносит Мин и прикрывает глаза, стоит Чонгуку прижать его к стене своим телом и с шумом вдохнуть запах с волос. Старшего бесит одежда на брате, ее вдруг слишком много, Чонгук хочет кожа к коже, хочет коснуться везде, прочувствовать до конца.

— Зачем? — шепчет Чон, мажет губами по скулам и царапает ногтями нежную кожу живота. — Зачем мне это делать? — второй рукой сжимает ягодицы и буквально впечатывает в себя.

Чонгук возбужден до предела, и его возбуждение давит Юнги на бедро и обжигает. Но Мин не может себя заставить отодвинуться, мозг посылает сигналы, высвечивает все табло, которые может, требует отойти, оттолкнуть, но вопреки всем этим сигналам Мин все больше тянется «к» и ни на миллиметр «от». Позволяет рукам Чонгука хозяйничать на своем теле, позволяет сминать, царапать, зажимать до синяков. Каждое его прикосновение — буря чувств, и Юнги в них задыхается. Он возвращается в реальность только тогда, когда чувствует ладонь Чонгука, с силой сжимающую его ягодицы. Чон просунул свою руку ему в джинсы, даже не расстегивая их, и Мин уверен, что сейчас там у него ожог размером с ладонь брата. Каждое его прикосновение затуманивает разум, заставляет хотеть большего. Юнги будто ходит по лезвию ножа, и управляет этим холодным оружием его личный дьявол.

— Ради меня, — Юнги отталкивается и заставляет того достать свою руку из чужих брюк. — Хотя бы раз в жизни, ради меня хоть что-нибудь. Пожалуйста.

От одного его голоса Чонгук уже сам не свой. Юнги вспарывает кожу голосом, прижигает раны взглядом, и Чонгук знает, что может и хочет делать ради него все. Пусть только Юнги попросит. И он просит. Чонгук только открывает рот, чтобы сказать, что сделает все, что угодно, пусть только Мин будет рядом, как цепляет взглядом пока еще свежий засос на ключице и мрачнеет. Чонгук с силой дергает ворот футболки вниз, заставляя дорогую ткань рваться с трескающимся звуком и усмехается.

— Ты его так же заставил ко мне вчера приползти просить? Включил невинность? Или, судя по свежим отпечаткам, прогибался под ним, вымаливая заступиться за твоих любимых? — говорит ядовито Чон, одним своим взглядом размазывает по стене, заставляет почувствовать себя ничтожеством. Каждое слово Чонгука ошпаривает позвоночник жидким азотом, но Юнги молчит. Ему и сказать нечего, кроме правды.