В ногу! - Андерсон Шервуд - Страница 7

Поздно вечером к булочной подошли рудокопы и кулаками стали колотить в дверь.

— Откройте! — кричали они.

Красавчик вышел в пустую булочную, а его мать, дрожа от страха, сидела у себя в комнате. Норман Мак-Грегор открыл дверь и вышел к шахтерам, которые гурьбой собрались на тротуаре и на грязной мостовой. Среди них была и та нищенка, которая не побоялась ругать солдат, присланных на усмирение. Чернобородый рудокоп вышел вперед и обратился к мальчику:

— Мы пришли открыть булочную. У многих из нас нет печей, в которых мы могли бы печь хлеб. Дайте нам ключ, и мы откроем булочную, в противном случае мы взломаем дверь. Вы не будете отвечать перед угольной компанией, если мы силой откроем вашу лавку. Вы можете записывать все, что мы возьмем, а когда кончится забастовка, вам будет уплачено сполна.

Глаза мальчика загорелись яростью. Он сошел с крыльца и подошел к рудокопам вплотную. Заложив руки в карманы и глядя им прямо в лицо, он крикнул:

— Вы смеялись над моим отцом, Мак-Грегором Взбалмошным, а он ради вас бросился в горящую шахту! Вы издевались над ним за то, что он не пропивает вместе с вами своих денег. Теперь вы пришли сюда, чтобы пожрать хлеб, купленный на его деньги, — а потом вы напьетесь и, пьяные, шатаясь, поплететесь мимо этих дверей. Так позвольте вам сказать: не управляющий копями закрыл эту булочную, — я закрыл ее. Вы издевались над моим отцом, хотя он был в тысячу раз лучше вас! Вы издевались надо мной. Теперь я посмеюсь над вами!

Он взбежал на крыльцо и распахнул двери.

— Верните долги, и тогда я буду продавать вам хлеб! — С этими словами он вошел в дом и запер дверь.

Рудокопы удалились. Мальчик же, дрожа всем телом, стоял в булочной и думал: «Вот они получили от меня как следует! Теперь будут знать, что им не удастся сделать из меня дурака».

Он поднялся наверх к матери, которая сидела у окна, обхватив голову руками, и смотрела на улицу. Норман Мак-Грегор сел на стул и подумал:

«Они скоро вернутся и разнесут булочную так же, как они уничтожили сад итальянца».

На следующий день вечером Красавчик сидел в темноте на ступеньках булочной. В руках у него был молоток. В душе горела безумная ненависть к рудокопам и ко всему поселку.

«Пусть только они придут, я им устрою баню!» — думал он.

Он всей душой надеялся, что они придут. Глядя на молоток, он вспомнил слова пьяного старика-окулиста, бормотавшего о Наполеоне. Он подумал, что неплохо бы самому стать похожим на человека, о котором говорил пьяница. Он вспомнил рассказ оптика про драку на улице одного европейского города и свирепо взмахнул молотком. А наверху, обхватив голову руками, сидела у окна Нэнси Мак-Грегор.

В дальнем конце улицы тускло светились окна кабака. Высокая бледная девушка, та, что поднималась с ним на холм, с которого открывался вид на долину, сбежала вниз по ступеням из своей комнаты над мастерской гробовщика и побежала по тротуару. Ее голова была повязана платком, который она на бегу придерживала рукой. Другой рукой она схватилась за бок. Добежав до Нормана, женщина остановилась и, положив руки ему на плечи, принялась уговаривать его.

— Уйдите отсюда. Возьмите вашу мать и переходите к нам. Они скоро придут и разнесут вашу булочную. Они могут ранить вас.

Красавчик Мак-Грегор встал и слегка оттолкнул ее; сама того не сознавая, девушка придала ему мужества. Сердце мальчика затрепетало при мысли, что эта женщина интересуется им. Ему бы хотелось, чтобы шахтеры пришли — тогда он мог бы на ее глазах драться с ними. Хорошо бы жить среди таких порядочных людей, как она!

Невдалеке от них на станции остановился поезд. Послышался топот тяжелых ног, а затем резкие звуки команды. Из кабака вывалила на улицу толпа рудокопов. Вскоре показались солдаты с винтовками через плечо. Красавчик Мак-Грегор снова почувствовал волнение при виде этих тренированных людей, движущихся строем, плечом к плечу. Какими незначительными и неорганизованными казались ему шахтеры в сравнении с этими людьми! Дочь гробовщика закуталась в платок и убежала вверх по улице. Мальчик открыл дверь булочной, поднялся к себе и лег в постель.

Забастовка кончилась. У Нэнси Мак-Грегор остались только неоплаченные расписки за хлеб, и вновь открыть булочную она уже не могла. Невысокого роста человек с белыми от муки усами, не перестававший жевать табак, пришел с мельницы, забрал неиспользованную муку и куда-то отправил ее. Мальчик с матерью продолжали жить в комнате над булочной. Нэнси Мак-Грегор по утрам стала снова ходить в контору угольной компании мыть окна и полы, а ее красноголовый сын шатался по улицам или сидел в бильярдной, беседуя с черноволосым мальчиком.

— На будущей неделе я отправлюсь в город и начну что-нибудь делать.

Но проходили недели, а он все еще без дела околачивался на улице. Однажды кто-то из шахтеров посмеялся над ним за его безделье. Тогда Норман Мак-Грегор одним ударом кулака сбил его с ног. Шахтеры возненавидели его за слова, сказанные во время забастовки, но восхищались его физической силой и мужеством.

На склоне холма над Угольной Бухтой, в домишке, похожем на вырытый в земле погребок, жили Кэйт Гартнет и ее сын Майк. Старый Гартнет погиб в шахте во время пожара. Майк, так же как и Красавчик Мак-Грегор, не желал работать в угольных копях. Он торопливо проходил по Главной улице Угольной Бухты, а рудокопы, завидя его бледное лицо и сверкающие глаза, осуждающе покачивали головами.

— Он бешеный, — говорили они. — Того и гляди кого-нибудь изувечит!

Красавчик Мак-Грегор часто видел Майка, когда тот носился по улицам. Как-то он встретил его на вершине холма и попытался завязать с ним беседу. У Майка карманы всегда были полны книг и брошюр. Он искусно ставил капканы и приносил домой кроликов и белок. Он составлял коллекции из птичьих яиц и продавал их пассажирам, проезжавшим мимо Угольной Бухты. Он также ловил птиц, набивал чучела, вставлял им вместо глаз бисер и продавал их. Он называл себя анархистом и, подобно покойному Мак-Грегору Взбалмошному, торопливо проходя по улицам, всегда что-то ворчал себе под нос.

Однажды Красавчик наткнулся на Майка, сидевшего с книгой в руках на бревне за городом. Мак-Грегор посмотрел через его плечо и, увидев, что он читает, вздрогнул.

«Как странно, — подумал он, — этот парень зачитывается той же книгой, при помощи которой толстый пастор Уикс зарабатывает свой хлеб».

Он сел рядом с Майком и стал следить за ним. Последний поднял глаза, нервно кивнул и отодвинулся на другой конец бревна. Красавчик рассмеялся. Он посмотрел на город, расстилавшийся под ними, на испуганного, нервного юношу, читавшего книгу, и внезапно его осенила мысль:

— Майк, если бы ты был всемогущ, что бы ты сделал с Угольной Бухтой?

Юноша порывисто вскочил, и глаза его наполнились слезами. Протянув вперед руки, словно обращаясь к аудитории, он крикнул:

— Я бы ходил среди людей, как Христос, нищий и смиренный, и учил бы их любви! О люди из Угольной Бухты, я научил бы вас любить друг друга!

Красавчик Мак-Грегор тоже вскочил на ноги. Он и сам был странно взволнован. Схватив Майка за руку, он силой усадил его на бревно. Затем он громко расхохотался, и его смех глухими раскатами понесся вниз по склону холма.

— О люди из Угольной Бухты! — крикнул он, подражая искреннему голосу Майка Гартнета. — Слушайте, что говорит вам Норман Мак-Грегор. Я ненавижу вас. Я ненавижу вас за то, что вы издевались над моим отцом и надо мной, за то, что вы ограбили мою мать, Нэнси Мак-Грегор, за то, что вы беспомощны и неорганизованны, как стадо! Мне хотелось бы показать вам могущество физической силы! С каким наслаждением я убивал бы вас одного за другим — не оружием каким-нибудь, а голыми руками! Если вас заставляют рыться, подобно крысам, в шахтах, то это совершенно справедливо: каждому человеку предоставляется делать то, что он может. Встаньте же и боритесь, а я буду на стороне ваших противников, и вам придется драться со мной! Я постараюсь загнать вас обратно в ваши логовища!