За секунду до выстрела - Чергинец Николай Иванович - Страница 37
- Предыдущая
- 37/99
- Следующая
— А домой к нему ехать?
— Ни в коем случае. Когда вернешься, тогда и подумаем, как быть дальше. — Майор задумался, а затем добавил: — Хотя вот что, привези-ка этого шофера сюда.
— Вы меня будете ждать в отделении? Может, вам пойти домой полежать? Вы же еще не совсем здоровы.
— Нет, Ваня, я сделаю несколько иначе. Дождусь, пока придет Горбылевский, все-таки интересно, узнает ли он Могилу, а затем навещу-ка я стариков Юшевичей. Любопытно, что они мне расскажут.
— Петр Петрович, а может, я с вами?
— Нет, спасибо. Ты для меня уже и так сделал много: сообщил адрес, побывал у них. Дай мне, пожалуйста, и самому поработать в счет долга моим односельчанам.
Лицо Мочалова стало хмурым, появились упрямые морщины, глаза смотрели строго. Лейтенант молчал. Он понимал настроение майора. А Мочалов в эту минуту вспоминал все, что ему рассказала Татьяна Андреевна о том страшном дне, когда фашисты уничтожили почти всех жителей их деревни.
Петр Петрович так задумался, что не заметил, как вышел из кабинета Новиков. А лейтенант увидел через окно приближавшегося к отделению Горбылевского и вышел в коридор, чтобы провести его к Веселухе.
Прокуратура располагалась рядом, и у следователя уже все было готово к предъявлению на опознание личности по фотографии.
Горбылевскому предложили раздеться, но он отказался, и тогда Веселуха приступил к делу.
— На этом протоколе, Николай Стефанович, наклеены фотографии трех женщин. Посмотрите внимательно, нет ли среди них кого-либо их тех, кого вы знаете или встречали.
Горбылевский начал внимательно рассматривать фотографии, а Новиков весь сжался. Он стоял у окна и смотрел на улицу. На самом же деле, разорвись сейчас там, за окном, снаряд или бомба, он бы ничего не видел и не слышал. Новиков напряженно ждал ответа. Ведь сейчас от простого человеческого «да» или «нет» зависело многое. Лейтенант много раз слышал от более опытных товарищей о том, что бывают случаи, когда оперативный работник или следователь знали, кто совершил преступление, а отсутствие свидетельской базы не позволяло предъявить ему обвинение. Вот и сейчас Купрейчик подтвердил, что убила Бузанинову Могила, а убийцу видел в лицо лишь свидетель Горбылевский. Но опознает ли он? Вдруг не запомнил? Или боится чего-то и не скажет? Что ему стоит, например, сделать вид, что не узнал?
Напряжение росло. Наконец послышался голос Горбылевского:
— Вот это она! Это она приходила в тот день к Бузаниновой.
Новиков повернулся и подошел к столу. Указательный палец правой руки Горбылевского уперся в фотографию Лобьяновой. Лейтенант повернулся и молча вышел. Он был весь в поту. Быстро прошел по коридору и зашел в свой кабинет. Мочалов сидел у стола и рассматривал фотографии, сделанные Купрейчиком. По иронии судьбы фотография Юшевича-Арихи лежала в пакете последней. Его-то и не успел увидеть майор.
Новиков радостно сообщил:
— Горбылевский опознал Могилу!
— Отлично! — Мочалов положил фотографии на стол и встал. — Действуй дальше, а я иду к себе. Встретимся вечером.
Петр Петрович взял у дежурного вновь изготовленные ключи от кабинета и сейфа. Однако в кабинете он долго не задержался. Достал из сейфа пистолет, сунул его в карман и направился к вы-ходу. Вскоре он сидел в кабине полуторки и мысленно готовился к встрече с родителями Юшевича. Мочалов не догадывался, что стоило ему несколько минут назад не торопиться и посмотреть в пакете все фотографии участников банды, он бы увидел фото Яшки Юшевича. А сейчас под громкий рокот мотора он думал об Юшевичах, считая, что Яшки, вероятно, в городе нет.
Машина остановилась, и Мочалов, подняв воротник пальто, через поле, по которому гуляла поземка, двинулся к видневшимся вдали деревянным домам. После войны большие дома в городе возводились пока только вдоль главных магистралей, в других же местах, особенно на окраинах, строились небольшие, деревянные. Государство отпускало людям ссуду на строительство. Делалось это потому, что в городе жилья почти не было, а людей в нем становилось все больше и больше. «Да, еще многие годы придется нам строить дома, — думал майор, поплотнее запахивая пальто. — Проклятая война, сколько горя она принесла».
Вот наконец и нужный ему дом. Мочалов хорошо помнил схему расположения комнат, которую нарисовал Новиков. Петр Петрович вошел во двор и по заснеженной тропинке направился к крыльцу. Мочалов чувствовал, что сильно волнуется, и заставил себя не торопиться, успокоиться.
Он оглянулся, рассматривая дворовые постройки. Его взгляд задержался на собачьей будке. «Где же пес, о котором рассказывал Новиков?»
Наконец волнение улеглось, и Мочалов толкнул рукой входную дверь. Она открылась. Вошел в полутемный коридор, выждал, пока глаза привыкнут к темноте, и направился ко второй двери. Она тоже была не заперта, и Петр Петрович зашел в комнату. У печи стояли Юшевичи. Он и она. «Только сына не хватает», — подумал майор.
— Добрый день! Не узнаете?
На лицах стариков отразились и страх, и растерянность, и недоумение. Еще в пути Мочалов подготовил себя к встрече и старался держаться естественно.
— Это же я — Мочалов. Помните такого участкового уполномоченного? Вот узнал, что вы здесь живете, и решил навестить своих односельчан.
Первым пришел в себя хозяин. Он сделал вид, что снимает шапку.
— А, Петр Петрович! Здравствуйте, вас сразу мы и не познали. Что вы стоите у порога? Проходите в хату. Такому дорогому гостю мы очень рады.
Лицо старика изображало улыбку и радушие, а глаза продолжали таить затаенный страх, напряженность и злобу. Мочалов, не снимая пальто, прошел в следующую комнату и, присаживаясь на новенький диван, удивленно подумал: «Однако же живут они неплохо. Домина, как у купцов, мебель новая, дорогая. Где это они так разжились?» Он спросил:
— Давно вы в городе?
Хозяева переглянулись между собой, решая, кому отвечать. Старик сел рядом на диван и только после этого ответил:
— С июля сорок четвертого. Как только наши пришли, так мы сразу же в город перебрались. Жили в лачуге, собранной из чего попало. Но затем скопили трошки грошей и начали строить вот эту хату.
— Построили с размахом, — заметил Мочалов, но, спохватившись, как бы его реплика не насторожила хозяев, сказал: — Меня интересует другое. Я хочу знать, что произошло с жителями деревни? Расскажите мне, как это все случилось.
Хозяева еще больше смутились. Старик, прежде чем снова заговорить, бросил короткий и крайне растерянный взгляд на жену. Юшевичи были уверены, что и жена, и дети Мочалова погибли, но их вводил в замешательство его спокойный голос и манера задавать вопросы. Пауза затягивалась, и старый Юшевич начал рассказывать:
— Тяжело нам говорить тебе, Петрович, но видим, что только мы можем правду тебе всю рассказать. Так что слушай: когда немцы пришли, мы думали, что беда пройдет мимо нашей деревни. Но нет, как-то летом много понаехало их к нам. Мы со старухой сердцем почуяли неладное и через огород в лес подались, а когда вечером вернулись, то глазам своим не поверили: в деревне — ни одной хаты, одни трубы от печей... Все сгорело, сгорели и люди.
— Где?
— Что где? — переспросил Юшевич.
— Где люди сгорели, в своих домах?
— Кто где. Кто в своем доме, а кто хотел бежать, согнали в пуню, что на дальнем краю деревни стояла, и там спалили.
— А как вам удалось спастись?
— Так я же говорил, что мы как увидели этих иродов, так сразу же — в лес.
— Ну, а что с моей семьей стало, знаете? — голос Мочалова дрогнул, и он мысленно упрекнул себя в минутной слабости. — Когда вы их в последний раз видели?
— И они, бедненькие, погибли. Как все.
— Так когда же вы моих в последний раз видели?
— За несколько дней до этого случая, — поспешно заговорила хозяйка. — Таня ко мне во двор пришла и попросила соли одолжить. Я дала ей соли и кавалак сала для деток вдобавок.
В комнате наступила гнетущая тишина. Каждый думал о своем. Мочалову очень хотелось, вот сейчас, сидя на этом диване и глядя в глаза этих уже проживших жизнь людей, сказать всю правду. Но майор сдержал себя и задал новый вопрос:
- Предыдущая
- 37/99
- Следующая
