Отреченные гимны - Евсеев Борис Тимофеевич - Страница 24
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
Правда недавно, объясняя безобразно неподготовленному Нелепину теоретические посылки "материи д.", их практическую выгоду, их великую будущность, Валерьян Романович так же, как и при первой встрече с Ликарионом, неожиданно для себя стал вспыхивать, загораться зрачками. И возвращать зрачки к привычной в последнее время пустоте и тусклости не торопился.
- Поймите же вы, педант! Поймите, администратор унылый! Вы держите в руках жар-птицу! - кричал тогда в Волжанске Валя, вскакивая со скамейки.
Степенные волжанцы оборачивались, неодобрительно глядели на долговолосого, белокурого, с громадными взлизами над висками и красными белками глаз человека.
Теперь Волжанск остался позади. Дурнев - вернулся. Он снова входил в приязненный воздух московской жизни, и душа Москвы, колыхая его на своих воздушных волнах, обещала все трудности разрешить, воздать за ссылку сторицей!
Здесь влетело, как шаровая огромная молния, сверкнув ртутно-золотым блеском, новое мытарство: мытарство вражды, мытарство братоненавистничества.
Вновь из расселин и трещин низкокупольного неба набежали толстогубые мурины. Двое из них несли на руках тело подростка. Когда-то здоровое, гибкое, оно стало теперь страшно скрюченным, до жалости тошной уменьшилось.
- Смотри, что сделал ты с братаном своим Саввой! - брехливо, как пес, кичливо, как урка, вякнул впереди идущий мурин. Тельце Саввы кинули к ногам испытуемого. Наклонясь и скорбя душой, попытался он тело это поднять. Однако неподъемной своей мертвизной оно сразу оборвало ему руки. Так повторено было и десять, и сто, и тысячу раз: испытуемый пытался поднести иссохшее тельце к себе поближе и ронял его. Осознав бесконечность муки и почуяв адскую ее повторяемость - мытарящийся завыл, как пес. От непомерного же утяжеленья души - пал на колени. Чтобы не захлебнуться в удушающем шипенье горя, вдруг возникшем в недрах естества его (теперь во всем подобном пузырькам воздуха, что стоят друг над другом в тихой озерной воде), - хрипя и лая, вопросил он вожатых:
- Господие мои! Откуда эти гнусные власти воздушные знают про дела мои? Не только осуществленные, но и втайне замысленные? И почему не вижу я здесь умерших своих родственников? Или тех, кто приятельствовал в жизни со мной? Слыхал ведь я: выходят они из мглы вечной, утешают и ласкают новопреставленных, умягчают им путь. А тут - одна скверна, одно непотребство с паскудством!
- Никакого облегченья не жди, пока мытарства твои не кончатся. Насчет же удовольствий и встреч-ласк - обман бесовский! Только у врат вечных, если сможешь преодолеть все мытарства, могут встретиться, да и то мельком, те, кого сам увидеть пожелаешь. Но помощи от них - не жди! Помощь тебе и в том, и в этом мире - душа твоя. А что знают духи воздушные про грехи - так ведь к каждому человеку князь тьмы на земле служек своих приставляет. Сей дух лукавый всюду за человеком следует, словно бы в копилку грехи его собирает. И когда разлучается душа с телом и устремляется к Создателю, духи низкие, духи воздушные останавливают ее, и мытарят, и пытаются низвергнуть во ад, не допустить до высей горних. Неверующие же в Создателя путем этим не восходят вовсе. Потому как и во времена существованья земного - живы лишь телом. Душой же погребены во аде! И когда умирают они, безо всякого испытания хватают бесы ошметки душ их, низвергают в "нижнее место", в гехинном, в гадес, в геенну!
И тогда, впервые за часы восхожденья, выплеснул он со скрежетом на ангелов несколько ржавых капель мертвого своего смеха:
- Что мне мытарства ваши? Что ад! На земле прошел я все круги его! Мучили меня и казнили словом! Убивали и лишали стыда! Что ж: и там ад, и здесь? Не бывает так! А потому - не страшусь отныне я вашего ада!
- Молчи, чадо безразумное! На земле всё - временно, а значит, всё преходяще. Да и муки, по большинству, там телесные. Здесь же - муки духовные, муки тяжкие, несносимые! От страданий земных избавляет смерть. От страданий меж небом и землей - не избавит ничто! Разве сама душа сможет дать себе роздых, коли заслужила его. И хоть и впрямь на мытарствах иногда только продолжение земных мучений, - не тождественны они! Да и к целям разным ведут. Ну да скоро сам узнаешь...
Черный! Оранжевый! Бледный! Три цвета, как три клинка, вонзились в глаза и в лоб испытуемому: вонзились одновременно, вонзились внезапно. И вмиг было раскрошено этими клинками-молниями твердое шаровое небо, и ссыпались вниз хвостатые электроискорки, и перетерлись в порох мурины. Душа же испытуемого еще на одну ступень приблизилась к очередному мытарству, а значит - к небу "высокому".
Снова в Москве
Треснуло зеркало. Треснуло от собственной тяжести, справа внизу, по краю. Наискосок, ломкой линией треснуло, но не разбилось, не разлетелось. Так трескается, не разбиваясь до конца, жизнь.
Звук - сухо-струнный, звук пустой, звук остро корябнувший прошел через комнату, стих. Был он негромок, но сердце высверлил вмиг и до дна, а после воткнулся стальной заточкой в висок. Не открывая глаз, она провела по виску рукой, затем рука скользнула ниже, к шее, к груди, уткнулась в набивную, толсто наверченную на тело и мешавшую спать всю вторую половину ночи ткань. Мерзкое тряпье!
Мало того, что оно опутывает, душит и склоняет к греху днем! Мало этого - так оно еще и по ночам душу рвет! А все оттого, что тряпье намного распутней наготы, хоть и напоминает о ней все время на ухо, исподтишка, как сводня! Не было ведь тряпья на Адаме и Еве! Вот и грязи на них сперва не было...
Она стала сдирать накрученные на живот, на бедра цветные цыганские тряпки, кидать их на пол. Скинув с себя все и сразу вздохнув легче, она вскочила, босиком по линолеуму прошлепала к зеркалу: грязненькое, в ржавых пятнах, а теперь еще и треснувшее, оно отразило такую же грязную стену, часть раскрытого дивана, тумбочку, чуть помигивающую лампу дневного света. Отразило зеркало и женщину. Не слишком понравившись себе в прямом отражении, она повернулась боком. Так было лучше: загорелые плечи, тускло-обморочно блеснувшая грудь с восковым, вздорно-туповатым, но и восторженным торчком соска, плоский живот, который пока не надо втягивать, круто вылепленные ягодицы. В другой раз она восхитилась бы, может даже, как часто делала раньше, поцеловала себя в плечо... Однако сейчас только горечь и досаду вызвало у нее собственное тело. Слишком хороша! Значит, через несколько лет превратят ее в такую же тряпку, как и те, что скинуты на пол.
С трудом оторвав взгляд от зеркала, она тяжко перевела его на дверь. Дверь была приоткрыта. Но ни перышка света не пробивалось в щель. Лишь иногда - мертвые, придушенные звуки из комнат товарок да изредка кошачья возня. Все!
Тут, как бы вперекор горьким ее мыслям и опрокидывая их, где-то вверху загремело-загрохало. Прошлись строем маленькие кавалерийские слоны, вслед за ними протопали звери помельче. От ударов задребезжала жалкая жестяная пепельница на тумбочке. Но тут же все стихло. Привычная мучная тишина посыпалась на нее из мешков, кулечков.
- Подземелье... Ттвою мать! - обморочно-весело выговорилось вслух. Без окон, без дверей... Ишь, занесло!
Подземелью же предшествовало вот что. В ту ночь на теплоходе, в Волжанске, оттолкнув с ненавистью хозяина ночного клуба, Иванна побрела с верхней палубы вниз, в "малинку". Собственно, больше идти было некуда.
Именно по дороге в "малину" ее и перехватили двое мужичков неопределимого - от тридцати до пятидесяти - возраста.
- Иванна Михайловна? - один из мужичков глянул весело ей прямо в глаза. Второй при этом, как показалось, наоборот, поглубже задвинулся в тень. Не дождавшись подтверждения, что она - и вправду она, мучижок продолжил: - У нас к вам предложение. Не подумайте дурного! Предложение соответствует вашему образованию и профессиональным навыкам. Вот мои документы, - поспешно добавил он.
Тут же блеснула перед Иванной широким трехцветным тиснением книжечка: "Администрация... Российской Федерации", - и даже какие-то бравурные рояльные аккорды ею услышались, и полез в уши дикторский убалтывающий телетенорок. Была книжечка и раскрыта, но углядела в ней Иванна лишь какую-то нечитаемую фамилию, кончавшуюся на "ин". То ли Подкарпухин, то ли Перепелихин.
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
