Сердце бури (СИ) - "Раэлана" - Страница 39

Крифф!.. Странное чувство. Словно ее заставили обручиться против воли.

Рей никогда не знала мужчин; она и не думала о мужчинах так, как другие женщины. Образ мужчины всегда ограничивался для нее образом отца: защитника, учителя, покровителя. Эта абстрактная фигура, этот полуиллюзорный архетип, укоренившийся в ее сознании, вероятнее всего, являлся проявлением остаточной памяти Киры Дэррис, которая воспитывалась одним отцом и была невероятно близка с ним. Ее рассуждения свойственны ребенку, чья душа растерзана одиночеством. Ребенок мечтает не об удовольствиях; он ищет, прежде всего, защиту.

Именно таким вселенским защитником и учителем ей виделся когда-то Хан Соло.

После происшествия с другом констебля Зувио Рей поняла, что в мужчинах кроется опасность. С тех пор она стала избегать местных баров и притонов, особенно после наступления темноты. И прежде-то она недолюбливала шумное мужское веселье; развлечения пьяных приезжих пилотов всегда вызывали у нее лишь дурноту. Если она и появлялась в таких местах, то лишь по необходимости, и совершенно не понимала молоденьких ветреных пташек в пестрых лохмотьях, кружащих рядом с подобной публикой — ворами, бродягами, преступниками — ловя крохи с их столов и даря взамен мимолетные поцелуи. Но сейчас ей стало ясно, что мужчины не просто противны, но еще и опасны. Что в них дремлет сила, подчас неподвластная им самим. Нового столкновения с этой силой Рей всей душой предпочла бы избежать.

И вот, пожалуйста! Судьба забросила ее в лесную глухомань вместе с самым непредсказуемым из всех мужчин, которые когда-либо попадались ей на пути. С мужчиной, который к тому же… нет, она даже в мыслях боялась повторить это.

Крифф!

Бен, почему?! Как и когда тебя угораздило?..

На секунду она почувствовала облегчение, вспомнив, что он ранен. Однако тут же сказала себе, что ее задача — как раз сделать все, чтобы его тело снова обрело жизнь. Поэтому уж ей-то однозначно не гоже радоваться его несчастью.

КРИФФ, КРИФФ!..

— Но ты же не… — начала она, прикусив нижнюю губу до крови.

Бен опомнился и вновь поглядел на нее. Пристально. Не моргая.

— А ты?

— Я?.. — пролепетала Рей. — Нет, я… нет…

Не договорив, она запнулась.

Внезапно Бен вышел из себя. Его лицо покраснело, а глаза гневно засверкали.

— Ты хоть понимаешь, о чем говоришь, мусорщица? Никогда — никогда, слышишь меня?! — даже не заикайся ни о чем подобном!

Рей, давно не видевшая его таким, не на шутку опешила. Она вздрогнула всем телом и испуганно вскочила на ноги.

В следующую секунду фигуры на игровой доске потухли. Проектор грохнул о стену, поставив крест на не доигранной партии, равно как и на трудах Рей, которая провела две ночи в попытках привести старенькую доску для дежарика и пригодное состояние.

Сама девушка едва успела увернуться, иначе несчастный прибор мог бы прилететь прямо ей в голову.

— Это блажь! — кипел Бен. — Это все выдумка! Только посмей еще раз заговорить об этом, и больше ни слова от меня не услышишь, поняла?

Рей не ответила. В ее ушах стоял странный шум. Не решаясь даже шевельнуться, она смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно кролик, глядящий на удава. Все, на что ее хватило, это поспешно кивнуть.

Картина его бешенства уничтожила последние сомнения. Отныне она знала, что находится на опасной грани. Что балансирует на самом краю обрыва и в любой момент может рухнуть вниз. Может, им действительно было бы проще остаться врагами?..

***

Наутро она выслушала его сдавленные извинения вместе с обещанием самостоятельно починить доску. Но теперь очередное их примирение уже мало что могло изменить.

Рей чувствовала себя растерянно и виновато. Свою вину она сознавала вполне ясно. Его чувства, поняла она, возникли не просто так. Ведь это она подогревала их все это время — своей отзывчивостью, своей милосердной готовностью перешагнуть через былую ненависть. Своими ласковыми прикосновениями, которые она сама слепо принимала за ничего не значащие проявления заботы; даже своим исцеляющим пением. И лишь теперь в немилосердном прозрении видела, что для него эти бессознательные нежности значили куда больше, чем для нее.

Тогда, на «Старкиллере», решившись спасти его, она подарила ему нечто большее, чем жизнь — прощение. Прощение, которого «монстр в маске» не заслужил и к которому, судя по всему, он не был готов. Ее доброта поставила его в тупик. Это она, Рей, заронила в его сердце зерно неосознанной надежды — надежды, быть может, той самой, которая и связала их сердца и мысли. Но если «Старкиллер» еще можно было хоть как-то списать на случайность, на простое влияние чувств, то Мустафар оспорить никак нельзя. Он позвал ее — она явилась. Он искал спасения — она стала его спасением. Так чему удивляться? Его странная, свирепая влюбленность — закономерный ответ на ее действия. Рей даже рискнула бы предположить, что в их случае речь идет вовсе не любви мужчины к женщине; скорее так грешник любит свое спасение, любезно протянутую ему руку судьбы.

Единственная проблема, стало быть, заключалась в том, что Рей была все-таки женщиной. К тому же относившейся к своей женственности с определенной настороженностью. В конце концов, она должна была стать джедаем. И успела достаточно изучить обычаи ордена, чтобы знать о джедайском целибате, который хоть и не являлся обязательным, однако ее вполне устраивал. Конечно, подобная причина никак не могла сойти за основную; скорее, это была всего-навсего отговорка — смешная и глупая отговорка, используемая девичьей стыдливостью лишь для того, чтобы Рей могла хоть как-то оправдаться сама перед собой. Но все же она упрямо отказывалась сбрасывать эту причину со счетов. Вновь и вновь девушка повторяла сама себе, что она только жалеет Бена и не может предложить ему ничего, кроме искреннего своего сочувствия, кроме помощи и поддержки, как это пристало джедаю.

Возможно, еще дружбу… но теперь их дружба стала бы натянутой, фальшивой. Это была бы, по большому счету, ложь — а Бен не выносил лжи, это одна из его отличительных черт, с которой Рей стоило лишь смириться.

Как же мучительно для нее было теперь, оглядываясь назад, думать обо всех своих ошибках, которые обернулись для них столь печально! Как же горько она упрекала себя! Что же она натворила! Выходит, сама того не понимая, она обманывала его. Она кормила хищника с рук, но оказалась не готова к его привязанности. В своем неведении они оба оказались одинаково слепы — и слепец ввел другого слепца в опасное заблуждение, которое могло погубить их обоих.

Но, как бы Рей ни было плохо, ей стало еще хуже, когда открылась истина, упразднившая, сведшая на нет ее первоначальные страхи.

Прошло некоторое время. Страсти немного улеглись, осталась одна настороженность. Рей старалась отныне придерживаться кое-какой дистанции, и Бен не спорил с этим, не то чувствуя вину за то, что вспылил и напугал ее, не то догадываясь об ее сомнениях. Так или иначе, она выполняла его настойчивую — крайне настойчивую — просьбу и больше не говорила с ним ни об Узах, ни о том, что могло за ними таиться. Больше она не приходила к нему ночами, чтобы петь, пока он спит.

Если молодые люди теперь и говорили о чем-то, то лишь изредка, с видимой неохотой, за которой скрывалась взаимная неловкость, и касались в разговоре лишь общих тем. Даже Трипио успел заметить, что между ними что-то произошло. Однажды дроид спросил у Рей, чем «мастер Бен» так обидел ее, что даже госпожа, раньше покорно закрывавшая глаза на сумасбродства молодого хозяина, почти перестала общаться с ним. Рей не знала, что ответить. Как объяснить глупой машине, что причина вовсе не в ее обиде. Ох, если бы все в самом деле было так!..

Вновь одиночество вдвоем. Снова нерешительность и страх воцарились между нею и бывшим рыцарем Рен, стеной разделив их. День ото дня Рей все больше погружалась в насущные дела, а Бен — в свои раздумья. Так любому показалось бы со стороны.

Но на самом деле все было не так просто. Стараясь держаться в стороне, Рей наблюдала за своим подопечным. Затаив дыхание, она с трепетной осторожностью прислушивалась и присматривалась ко всему, что он делает — к его мимолетным словам, к его взглядам и жестам; и, главное, к его чувствам, которые все еще были доступны ей благодаря Узам. Она пыталась понять, действительно ли для нее существует угроза.