Astia vala femundis (СИ) - "Soul-keeper" - Страница 48

— Ты хочешь поговорить об этом?

Он метнулся к ней, потеснив Авелин, и в гневе выпалил:

— Нет! Я не хочу говорить об этом! Это может быть западней! Данариус мог подослать Адриану ко мне, чтобы она сказала про сестру! А если и нет, то искать ее – самоубийство! Данариус не может не знать о ней! И о том, что Адриана знает, – тоже! — он всплеснул руками, и его голос дрогнул, – но важнее всего, что я добрался до сердца этой дряни! Пусть она сгниет вместе со всеми магами!!! — выпалил он.

— Мне очень жаль, Фенрис… — дрожащим голосом пробормотала Хоук.

— Да ну!? Даже если я найду сестру, кто знает, что магистры с ней сотворили?! Кто может коснуться магии и не запачкаться!? — закричал он и схватился за голову.

Он увидел лицо Хоук. Она смотрела на него с удивлением, в растерянности. До него дошло все сказанное, он понял, что она могла подумать. Ему стало мерзко, тянущее чувство опустошенности накрыло с головой.

— Мне… Мне надо уходить, — он развернулся и быстрыми шагами отправился по коридору к выходу, моля богов, чтобы Хоук и остальные не пошли за ним.

Он захотел исчезнуть.

Но куда исчезнуть в этом городе?

Фенрис решил миновать дорогу в Киркволл и отправился вдоль Рваного Берега.

Сначала быстро шел, затем бежал, пока не сбил ноги об камни и совсем не выдохся. Он был удивлен, что никто не встретился ему на пути. Злая ирония судьбы, он сейчас один, а его даже прибить некому. Наедине со своей совестью. Он думал о Варанье, ожидая, что хоть одна ниточка его сознания дрогнет, и эльф вспомнит о своей сестре. Но внутри была только зияющая черная пустота.

Он лежал на песке, раскинув руки в стороны, наблюдая, как сменяются оттенки облаков, плывущих по небу и поднимающееся солнце окрашивает их в теплые оттенки. Что же он натворил. Как там Хоук?!

От этой внезапной мысли он сел.

Как ему в голову пришло говорить ей все это, глядя в глаза? Он в лицо пожелал ей сгнить вместе с остальными. Создатель милосердный, он не хотел!!! Он вовсе так не думал!

Почему именно сейчас он слышит голос Хоук у себя в голове? Он дрожит, словно она вот-вот заплачет, но нет, Хоук смелая маленькая девушка. Она скорее отшутится, или сдобрит красным словцом направление, в котором пожелает ему двигаться. Он рассмеется ей в лицо, назвав ее упрямым бронто, а она шутливо толкнет его…

Разве можно простить после такого?! Разве он заслуживает милосердия?

Фенрис замолотил кулаками песок. Он не знает, кто он, не знает, зачем живет, зачем убивает ни в чем неповинных людей, он не имеет на это права!

Постепенно, вернулась боль в мышцах и усталость от пережитого. Заныло в желудке, а в горле давно уже скребли кошки.

Фенрис поднялся с песка и побрел в сторону города.

Он приползет к ней на коленях и будет просить прощения. Унижение? Ему плевать, лишь бы не видеть перед глазами ее растерянное лицо.

В городе эльф опомнился, представив, в каком состоянии находится. Он вернулся в поместье, нагрел воды в кадке, тщательно вымылся, отскребая с себя кровь и грязь, обработал раны, запивая все это вином.

В конце концов, ему даже стало чуточку легче.

Тридцать ступеней вниз по лестнице, мимо арки, увитой диким плющом, насквозь через городскую площадь – когда он выучил этот путь? Когда слова и поступки девушки проделали дыру в его подсознании? В какой момент Мариан Хоук стало слишком много в его голове?

И вот он увидел перед собой заветную дверь, возле которой сердце всегда пропускало пару ударов. Эльф был уверен, что смог бы дойти до нее хоть с закрытыми глазами. Рядом с поместьем Амеллов, ему казалось, что он ощущает ее запах. Помнит его, как что-то, ставшее родным. Может, перебрал с вином?! Отчего все становится таким сентиментальным, когда он думает о ней?

Фенрис тихо постучал, надеясь, что дверь откроет не ее мать. Он решил, что все обдумал, но складная и выдержанная речь, которую он приготовил, испарилась в мгновение ока, когда он услышал скрип ключа в замочной скважине.

Дверь открыл Бодан.

— Помилуйте, мессир, в такой поздний час… — запричитал гном, пропуская его внутрь.

Фенрис вспомнил, что провалялся на берегу весь день. Он переступил порог, чувствуя, как предательски сводит мышцы ног, словно тело упрямо не желает подчиняться.

— Монна Хоук вышла, но сказала, если вы придете, чтобы обязательно дождались ее. Вам принести что-нибудь?

— Нет, Бодан, благодарю, я тут посижу — ответил Фенрис и устроился на деревянной лавочке в холле.

К нему вышел Дэни, слабо прихрамывая и виляя хвостом, ткнулся мокрым носом в его ладонь.

— Ты как, приятель? — Фенрис потрепал пса за загривок.

Мабари недовольно заворчал, подставляя голову для порции ласки.

— А как она? — задумчиво спросил эльф.

Пес поднял голову, затем тихо взвизгнул и скрылся за дверью. Через несколько минут он вернулся, осторожно сжимая в зубах мятый листок бумаги. Фенрис вынул обслюнявленный комок из пасти пса и погладил его в благодарность.

Развернув бумагу, он уставился на одну и ту же строчку, написанную ее почерком, повторяющуюся до самого конца листа.

— Останься, Фенрис.

Его сердце подпрыгнуло в груди, а по телу побежали мурашки. Мгновенно вспотели ладони, и он нервно хихикнул, вспоминая, как она говорила ему, что ладони потеют, когда он смеется. Почему то вспомнилась ее озорная улыбка, и глупые кривляния, от которых он едва сдерживал приступы хохота. Он всегда стеснялся ее, стараясь скрывать свои истинные чувства, но в какой-то степени, ей все же удавалось заставить его улыбаться и даже радоваться мелочам.

Мабари тявкнул, выводя его из оцепенения. Фенрис представил, сколько смятых листков бумаги может быть в ее комнате? Если Дэни принес только этот, там должны быть еще? Она думала о нем все это время?

Он решил, что извинится перед ней и будь, что будет, ведь так больше не может продолжаться. Он был бы рад, если она просто сказала ему убираться куда подальше, из города, из страны…

Он будет ее помнить всю жизнь, даже если уйдет. Но быть рядом и мучиться… Он думал, что вряд ли сможет когда-нибудь ощутить боль хуже, чем ту, что он испытывал во время ритуала. Это было его первым воспоминанием.

Его разрывало на куски. Луч надежды, который он увидел на смятом листке бумаги, погас, едва эльф вспомнил, как пожелал ей сгнить с остальными. Запачкаться магией… Да это он сам состоял из лириума! Ему надо благодарить ее за все то, что она для него сделала и продолжала делать, несмотря на его поведение, на бесконечную агрессию и попытки выстроить вокруг себя стены! Она разрушила их давно, одной улыбкой. Он был перед ней, как на ладони. Вспомнив стихотворение, которое так любил Данариус, Фенрис вздрогнул.

«Я для тебя готов гореть».

Пусть уйдет эта боль и эта пустота внутри, которая жжет хуже лириума! Он хотел бы всё забыть, но это уже произошло – вот его новая жизнь! И она появилась в ней, магесса, он бессилен противостоять! Прогибается, готов встать перед ней на колени. Фенрис пытался скрыть свое волнение за стеной ненависти, но больше не получалось. Он не испытывал к ней ни капли ненависти.

Скрипнула дверь, Фенрис вскочил с лавки, увидев вошедшую в дом Хоук.

Она выглядела хмурой, но хвала Создателю, уже не такой бледной. На щеках играл легкий румянец. Увидев эльфа, она удивленно вскинула брови.

— Фенрис…

— Я думал о тебе! — вскрикнул эльф, — честно говоря, только о тебе я и думал… — закончил он, почувствовав себя идиотом.

Хоук сняла мантию, оставшись в одной тонкой кофте, под которой были заметны свежие бинты.

Она устремила на него испытующий взгляд.

— Я думал о том, что случилось с Адрианой… — пробормотал Фенрис, — я сорвал на тебе злость.. и абсолютно незаслуженно. Я был... не в себе... Приношу свои извинения.

— Я знать не знала куда ты пошел! Я беспокоилась! — возмущенно воскликнула Хоук.

— Мне надо было побыть одному… — пробормотал эльф и нервно проглотил застрявший в горле ком, — когда я был рабом, Адриана издевалась надо мной, насмехалась, не давала еды, мешала спать…