Зона Посещения. Шифр отчуждения - Вольнов Сергей - Страница 4

Я благодарю винтовку, которую с этого момента по праву могу считать своим оружием. Она меня не просто не подвела. В данном случае сыграла решающую роль… Определила результат поединка.

Во всяком случае, какое-то время я думал, что «до последнего». Но очень скоро понял, что в Отчуждении не стоит говорить о чем-либо «последний».

Правильнее использовать слово «крайний»…

Винтовке я отдаю должное мысленно, сил шевелить губами решительно не осталось. Беззвучно благодарю, хотя очень горячо. От всей души. Вылети пуля как-то не так, наносекундой раньше или позже, и результат стремительной схватки мог сложиться далеко не в мою пользу. А ведь если бы оружие имело больший вес, возможно, мне потребовалось бы приложить иное усилие и увеличить затраты времени, чтобы его вскинуть, или спусковой крючок чуть более туго поддавался бы нажатию… Выстрел не свершился бы в единственно нужный момент.

Но подарок старика оказался фактором, идеально разрулившим проблему. Закономерно, если именно с этой минуты между мной и черной, видавшей виды «Рысью» возникнет особая связь, способствующая выживанию в дальнейшем…

О том, каким сложится будущее, пока что лучше и не думать.

С тем, что есть, делай, что должен, и будь что будет.

Я иду дальше, оставив агонизирующего мутанта умирать. Добивать не стал, чтобы не расходовать напрасно патроны. У меня их не очень-то много. Бронезмея по любому обречена, пуля вошла в мозги. Однако надо признать, существо живучее, как-то еще шевелится, бьется, крутится. Подозреваю, что и другие твари за жизнь в Отчуждении отчаянно цепляются, еще и как![1]

Подобно мне. Ведь и обо мне теперь по праву можно сказать, что я — живая тварь в Отчуждении.

Плетусь вниз по склону. Водные ручьи и потеки грязи стремятся туда же — вниз… Очередная молния протыкает густую истому неба, в этот раз полыхнувший разряд настолько мощный, что земля конвульсивно содрогается, я чувствую под ногами вибрацию, а от грома напрочь закладывает уши. Вслед за этой молнией высверкивает другая, огненным росчерком проносится по небу и погасает, оставив за собой лишь яростный порыв ветра, бросивший дополнительный удар дождевых струй в лицо. Наклонная поверхность под ногами дрожит, и внутри рождается какой-то первобытный испуг утратить даже эту непрочную опору.

Ступни, естественно, намокли, обувь успела покрыться многими слоями грязи. Но сейчас я ни о чем не забочусь, кроме того, чтобы найти укрытие. Возможность пережить эту ночь кажется химеричной, утопической.

Да здесь что, всемирный потоп версии два-ноль вершится?!

Спуск превращается в настоящий водопад, и я, соскальзывая по нему, ощущаю себя щепкой, которую течением уносит по реке. Ветер то подталкивает в спину, то стегает в лицо, бросается навстречу, как будто играет в догонялки.

Остается лишь несколько шагов до окончания склона…

Проскакиваю их поскорее и, очутившись на относительно ровном участке, прямым курсом нацеливаюсь на постройку. Да, она все-таки есть! Теперь я кажусь себе бумажным корабликом, очутившимся в море под час бури, однако чудом скользящим меж гребней волн, пытающимся дотянуться до размытой линии берега.

Шансов практически нет, и безжалостная стихия вот-вот сомнет хрупкое суденышко, но вопреки морской ярости оно держится, держится на плаву, пытаясь преодолеть как можно большую дистанцию до того, как наступит темнота.

А она неминуемо наступит… Но, быть может, все-таки удастся достичь берега? Теплится крохотная надежда. Поди разберись, кто же виноват, что кораблик сделан из бумаги, а она уже совсем-совсем размокла…

Я одергиваю себя. Я — не из бумаги! Я — сталь. Выживу. Доберусь до берега, пересекая преграды волн на пути.

Хлипкий заборчик давно уже повален. Во дворе валяется разного рода мусор: покореженные листы металла, труха, какие-то непонятные материалы… Я открываю дверь и просачиваюсь внутрь помещения. Ничего не видно, но вроде как присутствует еще и второй этаж… Лестница, ведущая на него, цела. Я поднимаюсь наверх, изнеможденно опускаюсь на пол и сворачиваюсь калачиком, как побитая собака, наконец-то добравшаяся до своей подстилки.

Только бы здесь меня ничего не доставало! Энергии на борьбу покамест никакой нету, точно, иссякла до самого донышка.

Мне страшно. Ох, до чего ж-ж-ж мне страшно!!! Раньше я так боялся только в тех вещих кошмарных снах. И вот добровольно приперся туда, где всеобъемлющий страх не заставил себя ждать и пожаловал наяву.

Мы с Димой Люцифером топали по улице и болтали. Вокруг постепенно смеркалось, как-то незаметно позажигались фонари. Атласно-голубое небо виднелось в промежутках между верхушками домов и извивающимися над головами эстакадными дорогами.

Люцифер — это производное от фамилии Лютиков.

«Произведено» было по ассоциации с утренней звездой из римской мифологии, а не с персоной христианского верховного дьявола. Давно и не мной. Мне досталось уже как данность — знать своего коллегу как Люцифера и величать его Люцифером. Правда, иногда, в особые моменты, я называл его Лютик. Не скажу, что он был от этого варианта в восторге, но вслух такое случалось нечасто, так что стойкого негодования у него не вызывало.

Он и я после работы, по укоренившейся у нас привычке, брели в излюбленную «заходиловку» опрокинуть пару-другую кружечек морковного пивка. А работали мы в комплексном медцентре города нашего Гордого, занимались всякими там опытными исследованиями. Дима вот-вот собирался приступить к диссертации… Уже полгода он тряс меня и делился своим желанием, даже собирал материалы какие-то по выбранной теме, в библиотеки неэлектронные хаживал, реально озаботился вопросом… И начать сей фундаментальный труд для него было лишь вопросом времени. Вот полгода собирается.

…Как объяснить-то? Можно сказать, что по профессии я врач. Но являюсь ли я буквально тем, кто лечит? Клятву, не забытую Гиппократову клятву я давал, причем еще по окончании «вышки», когда отзубрил километры справочников и целительских опусов и наконец-то перепрыгнул рубеж выпускного теста. Вот только время настоящих врачевателей, адептов медицины, уже давно миновало.

Да, про настоящих медиков я читывал и видывал в исторической специализированной инфе. Еще в начале этого века, и в прошлом веке, и раньше, они лечили людей, занимались тем, к чему были призваны. Счастливые!.. В наше время, увы, на исходе столетия, забота о состоянии организма человека практически полностью возлегла на «плечи» роботизированных систем.

Прогресс привел к тому, что теперь исцеление — просто технологические алгоритмы. Разной степени трудности. От простеньких косметологических и профилактических процедур до сложнейших операций, вплоть до пересадок мозга, каковые стали возможны в две тысячи шестьдесят шестом, через год после моего рождения. Даже с легкими манипуляциями, типа лечения ангин и конъюнктивитов, продукты роботехники справляются лучше человека.

Статистика свидетельствует беспристрастно. У хирурга-человека рука может дрогнуть во время проведения операции, но самый примитивный робот, ввиду неспособности к реальным эмоциям, от этого застрахован. Пока что неспособности. Создание искусственного интеллекта благодаря движению против, основанному легендарными Илоном Маском и Стивеном Хокингом, до сих пор не состоялось. Но зато компьютерное программирование давно достигло таких высот, что в приложения и системы закладываются варианты фактически на все случаи жизни.

Да, программы тоже не обходятся совсем без сбоев, но это лишь теоретически, а практика неумолима, ведь машины выверяются на производственных конвейерах с прецизионной точностью, вычищая ошибки из кода, заведенного в «мозги», практически исключая возможность каких-либо аберраций.

Замечательно, конечно, только нам, врачам, при этом что делать? Под «нами» подразумеваются такие, как я, личности, которых угораздило родиться духовными последователями Авиценны, Гиппократа, Пастера, Амосова, Гауза, Филатова и других гениев здравоохранения.