Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 61

— Господин Дюран, к вам дама, — сказал дворецкий, не считая нужным тратить время на лишние приготовления. Секунд пятнадцать Эдмон осознавал услышанное и ещё секунд пятнадцать раздумывал над ответом. Дворецкий терпеливо ждал, остановившись в дверях.

— Ну что ж, проси. Раз она пришла в такое время и в такую погоду, значит, её привело, что-то действительно важное, — наконец ответил Дюран.

Дворецкий кивнул и тихо закрыл за собой дверь. Эдмон залпом допил оставшееся в бокале вино и плеснул туда воды из стоявшего рядом графина, которую тут же выпил, заедая долькой лимона, хотя и понимал, что это уже не поможет и от пришедшей дамы придется держаться на расстоянии метров двух. Схватив со стола полупустую бутылку, он резко вскочил с кресла. От резкого движения закружилась голова, заставляя всё вокруг принять чуть более размытые очертания. Спрятав бутылку и бокал в самый дальний и темный угол шкафа, и задвинув её книгами, Эдмон подошел к висевшему над камином зеркалу, критическим взглядом оглядел свое лицо и, пригладив рукой волосы, прошептал:

— Сойдет.

Дверь открылась и в кабинет, с легким поклоном, вошла Ида. Поверить в это явление Дюрану было трудно, но верить приходилось, так как он был ещё не настолько пьян, что бы воображение подкидывало ему желанный образ в форме видения.

— Добрый вечер, господин Дюран, — её голос был немного усталым. — Прошу прощения за столь поздний визит, но у меня к вам очень важное дело.

— Важное? — переспросил Эдмон, который всё слышал через слово. — Ну что ж, говорите, я слушаю.

— Если позволите, я начну с сути дела. Тем более, что в разговоре с вами бесполезно прибегать ко лжи и лести, — со вздохом сказала она, стараясь не глядеть на него. — Я срочно должна вернуть очень крупную сумму денег, которой не располагаю.

— А я здесь при чём? — спросил Эдмон, подходя к окну. Он действительно не понимал, но виконтесса Воле уже сделала свой вывод. Ей казалось, что сейчас он как обычно издевается над ней. Его равнодушный, ледяной тон раздражал её. Но развернуться и уйти сейчас, значило похоронить последнюю надежду спасти «Виллу Роз».

— Я прошу у вас помощи, как до этого попросила помощи у половины соседей, — снова заговорила она, сдерживая раздражение. — Прошу дать мне денег, чтобы я могла расплатиться со своими кредиторами.

— И где гарантия, что я получу их обратно? Или я похож на благотворительный фонд? — поинтересовался Дюран, приподнимая бровь. Он хотел, что бы это звучало, как шутка, но получилось излишне резко и саркастично.

— Я прошу не милостыню! Я прошу в долг! — в отчаянье воскликнула Ида. — Снова!

Замолчав, она уставилась в пол. Эдмон тоже молчал, продолжая смотреть в окно и скрестив на груди руки.

— Как показывает опыт, быть вашим кредитором — весьма неблагодарное занятие.

— Если бы от этих денег зависела только моя жизнь, то я ни за что бы не унижалась сейчас перед вами. Я слишком горда для этого, — Ида вскинула голову, а Эдмон печально усмехнулся. — Но у меня на руках две сестры и, в будущем, ребёнок, которого нужно будет воспитать и поставить на ноги. Этих людей я не могу бросить. Если вы не хотите помочь мне, то помогите Жюли и Моник.

Последнее имя она выделила особенно чётко, но Дюран даже не обернулся на неё. Что она хотела этим сказать он понял и мысленно проклинал себя за то, что заставил её так думать и позволил закрасться в её голову подобной мысли.

— Если вы не хотите давать мне в долг, то я могу вам что-нибудь продать, — это была последняя надежда виконтессы Воле.

— Продать, говорите? — Дюран резко повернулся к ней и оглядел её с ног до головы непроницаемым стеклянным взглядом. Ида вздрогнула и, отступив на шаг, прижалась спиной к закрытой двери. Она чувствовала, что у неё холодеют руки и что она бледнеет на глазах, но вернуть себе былую решительность девушка не могла. Губы Эдмона тронула ледяная и, как всегда, обворожительная, усмешка и он, слегка пошатнувшись, сделал несколько шагов и облокотился на каминную полку.

— Так продайте, — всё с той же обворожительной, почти насмешливой, улыбкой сказал Дюран. — Себя.

Он и сам не понимал, как подобная оскорбительная, по отношению к его возлюбленной, мысль не то что зародилась в его голове, но и сорвалась с языка. Но предложение было озвучено и вернуть слова обратно не представлялось возможным.

Иду затрясло от бессильной злобы. Дюран взглянул на её побледневшее лицо и отступил на шаг, увидев какой яростью горели её глаза. Несколько секунд она беспомощно ловила ртом воздух, всплескивая руками, прежде чем из её горла вырвалась полная гнева речь.

— Значит, вы такого обо мне мнения, господин герцог? — заговорила она срывающимся и дрожащим голосом. — Чем же я заслужила это? Тем, что позволяю себе чуть более глубокий вырез у платья, чем Анжелика Бонн, и рассуждаю чуть более вольно, чем Жозефина де Лондор? По-вашему, это делает меня похожей на какую-нибудь лоретку или гризетку? Нет, я не спорю, может быть и делает. В этом вопросе я доверяю вашему опыту, так как не имела сомнительного удовольствия общаться близко с подобными женщинами, а вы их в своей жизни повидали, несомненно, больше. Но даже если я дала повод думать о себе в таком ключе вы, как дворянин, не имеете права делать подобные предложения женщине, которая хоть стоит и ниже вас в обществе, но все же тоже является представительницей дворянской фамилии. Если у вас нет чести и достоинства, то мои ещё живы. Хотя, я не удивлена. От вас следовало ожидать что-то подобное!

С последними словами она резко повернулась и вышла из кабинета, хлопнув тяжелой дверью с такой силой, что стекла в книжных шкафах зазвенели. Эдмон снова повернулся к окну. Если после этой выходки она согласиться принять его, он будет выпрашивать прощение на коленях, до тех пор, пока не найдет способ получить его. Он даст ей эти деньги, чёрт с ними, для него, человека, который мог позволить себе любой каприз, они мало значили. Но отныне она для него потеряна. Даже если она примет его извинения, рассчитывать на чувства с её стороны не придется. После этих слов она не захочет стать его женой, пусть он даже будет самым богатым человеком на свете, а она будет умирать с голоду и это замужество будет её единственным шансом.

Сзади тихо, почти неслышно, открылась дверь. Эдмон обернулся, с твёрдым намерением прогнать явившегося без зова дворецкого, но замер не в силах пошевелиться. У двери стояла Ида. В её светлых глазах блестели слёзы, голова была гордо вздёрнута, более для того, чтобы слёзы не покатились по щекам. Обессилено всплеснув руками, она проговорила слабым и прерывающимся голосом, пытаясь изобразить на губах улыбку:

— У меня нет выбора. Я согласна, господин герцог.

Впервые в жизни герцог Эдмон де Дюран не знал, что ему следует сказать и сделать.

***

Нужно было быть честной хотя бы с самой собой. У этого поступка никогда не будет оправдания. Её любовь к нему не будет оправданием, так же, как не будет оправданием то, что это был её единственный шанс сохранить Виллу Роз. Ида обессилено закинула голову назад, глядя в темный потолок кареты.

Сейчас Иде было более всего жаль свою мать, которая потратила столько сил на её воспитание, оказавшееся совершенно ненужным. Пока виконтесса Воле была жива, Ида старательно соблюдала почти все правила, которые в своё время заучила наизусть, но со смертью матери из жизни исчез страх разочаровать её. Она поняла, что бы она ни сделала усталый и укоряющий взгляд виконтессы больше никогда не скользнет по её виноватому лицу и тихий, ровный голос больше никогда не скажет, что приличным девушкам не полагается вести себя подобным образом. Но непонятное чувство не покидало её. Это была не вина. Это было чувство омерзения и отвращения, которое Ида чувствовала сама к себе. Она стыдилась сама себя, своих мыслей, готова была зайтись в рыданиях, осознавая своё, ещё не свершившееся, падение.

Посмотрев в окно, девушка увидела тёмную, до боли знакомую подъездную аллею «Виллы Роз».