Ты будешь одинок в своей могиле - Чейз Джеймс Хедли - Страница 36

• Предыдущая
• 36/41
• Следующая

Милс побледнел, его бескровные губы дрожат. Он стонет:

– Положи его, идиотка! Ты слышишь?

– Прощай, Сезар. – Дуло пистолета медленно поднимается и замирает, нацелившись в голову Милса. – Ты одинок. Ты еще не чувствуешь этого, но это придет. Ты будешь очень одинок в своей могиле, Сезар…

– Не стреляй! – Он извивается, протягивая вперед руки, так как понял, что она действительно сейчас выстрелит…

Кулаком я бью ее по руке в тот момент, когда она нажимает на курок. Шок парализует ее. Пистолет падает на пол. Она поворачивается и изо всех сил бьет меня по лицу. Ее ногти вонзаются в мою щеку. Я пытаюсь ее удержать, но она отступает и исчезает в саду.

Я даю ей уйти.

Она бежит в лунном свете через сад, открывает калитку, бросается в машину и уезжает.

– Салют, Мак, – приветствует меня Милс. – Бывают моменты, когда ты появляешься чертовски вовремя. – Он падает в кресло, так как ноги отказываются повиноваться ему. Его бледное лицо покрыто потом. – Хочешь выпить? Если ты нуждаешься в этом, как и я, то дело поправимо.

Я вхожу в комнату и вытираю щеку. Она вся в крови.

– Веселенькая ситуация, не так ли? – Я сажусь на ручку кресла, где до этого сидела Натали. – Ты никогда еще не был так близко к могиле…

– Я знаю. – Он пытается налить виски, но рука так дрожит, что все проливается на ковер.

– Дай сюда! – Я отнимаю бутылку. Он снова валится в кресло, все еще мокрый от пота.

…Олаф Крюгер как-то сказал мне, что, если Милса основательно задеть, он сразу скисает. Стало быть, Натали Серф задела его очень основательно…

Я наливаю виски, сую ему стакан и выпиваю свой с огромным удовольствием. За последние сорок восемь часов я не пил ничего вкуснее.

Милс проглатывает содержимое своего стакана в три порции, как малыш молоко. Когда я заканчиваю, он берет мой стакан.

– Еще по одному, мистер? Она меня порядком напугала, эта ведьма. Если бы ты не вмешался…

– Не обольщайся! Если бы мне не нужно было поговорить с тобой, я не стал бы вмешиваться…

Он делает гримасу, которая должна означать улыбку.

– Ты великолепен, Мак. Я твой должник. Ты говоришь… Ведь она сумасшедшая, ты это знал? Она опаснее гремучей змеи, которой наступили на хвост. Я надеялся уехать отсюда далеко. Ты слышал, что она сказала? Эти ее слова об одиночестве в могиле… Эту историю может рассказывать только один человек, который уже стоял одной ногой в могиле. Ты понимаешь, до какой степени она ненормальна?

Я протягиваю ему полный стакан.

– Только не пей сразу все. Мне нужно, чтобы у тебя была ясная голова по крайней мере еще десять минут.

– Тогда дай мне курево. У меня ощущение, что сразу отнялись руки и ноги. Я постараюсь как можно быстрее убраться отсюда. Знаешь что, Мак? Она способна вернуться к себе, взять еще один револьвер и опять приехать. Я не хочу подыхать. От такой ведьмы надо держаться подальше.

Я прикуриваю сигарету и даю ему.

– Спокойно. Она не вернется сюда, так что возьми себя в руки.

Он выпивает еще глоток и выпрямляется, но глаза у него все еще бессмысленные. Требуется некоторое время, чтобы он пришел в себя.

Десять минут он все еще говорит без умолку, потом замолкает и начинает уже более нормальным тоном:

– Что ты здесь делал, Мак? Можешь не говорить, если не хочешь, но я рад, что ты оказался возле моего дома. Если бы не ты, я был бы уже на том свете.

– Я пришел поговорить с тобой. Ты можешь мне помочь разрешить одну проблему? Я бьюсь над ней уже довольно долго…

Он смотрит на меня и улыбается.

– После того, что ты сделал для меня, – серьезно говорит он, – ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Поверь, Мак, я жалею, что тогда так поступил с тобой… Я догадываюсь, о чем ты хочешь спросить меня.

– Ладно, не будем поминать прошлое. Я был уверен, что эта девка не умеет ходить. Зачем она ломает комедию?

– Я же говорю тебе, она сумасшедшая! Подобным образом она надеется отравить жизнь Серфу.

– А Серф, что он ей такого сделал?

Милс растягивается в кресле.

– Ты хочешь знать это? Могу коротко рассказать.

– Валяй.

– Так вот. Она обожала свою мать, а отец ее не интересовал. Серф же души не чаял в своем чаде. Не было вещи, которой он не сделал бы для нее, и очень ревновал к матери. Однажды они втроем отправились на машине, Серф был за рулем. Они где-то остановились позавтракать, и Серф основательно выпил. По внешнему виду этого не было заметно, но, когда он сел за руль, произошла катастрофа. – Милс щелкнул пальцами. – Вот так-то. Вместо того чтобы передать руль кому-нибудь из женщин, он сам захотел вести машину и на всей скорости налетел на тележку. Водитель тележки был убит, Натали ранена, мать убита. Серф же не получил ни царапины. Когда Натали пришла в себя, она почти купалась в крови матери. И ты знаешь, что я думаю? – Он выпрямился и посмотрел на меня. – Я думаю, что именно тогда Натали и сошла с ума. По ней этого не скажешь, но это так. Серф тоже едва не сошел с ума, когда увидел, что Натали изувечена. Очень скоро она разобралась в его чувствах. С этого времени – она сама призналась мне в этом – Натали стала играть роль безногой и была тверда как кремень в своей роли. Она ненавидит отца и таким образом мстит за смерть матери. Может, эта политика и имела смысл в первые месяцы, но потом он стал навещать ее все реже. Она не хочет верить, что ему уже не так больно смотреть на нее, но я в этом уверен. Ты понимаешь? Она сидит, устроившись в кресле или кровати, в течение двух лет и встает только тогда, когда его нет, или ночью, когда уверена, что он не войдет в ее комнату. Разве это не доказывает, что она психопатка?

– А как ты попал в эту историю?

– Им нужен был страж у дверей. В тот момент я был на мели, вот и взялся за это дело. Ты знаешь, как это происходит… Два дня спустя она начала делать мне авансы. Я думаю, просто ей было очень скучно одной, вот она и решила заиметь парня, который бы ее позабавил.

– Ты что-нибудь знаешь о сумке с крадеными вещами, которую нашли у Аниты?

– Это идея Натали. Я достал вещи, а она подложила их в шкаф. Она надеялась, что это испортит им медовый месяц, но просчиталась. Она битком набита такими очаровательными идеями.

– Что ты можешь сказать о Гель Болус?

Он удивлен.

– Ты, однако, многое знаешь. Как ты познакомился с ней?

– Это я тебя спрашиваю. Ты с ней знаком?

– Да. Она появилась в городе четыре месяца назад. Помешана на боксе. Мы встретились у Крюгера, когда я немного боксировал. Ей нравилось смотреть, как я работаю. Когда я бросил бокс, она бросила меня. Ты понял, Мак? Мне нужно было делать только то, что нравилось ей, а с моим мнением она не считалась. Я разошелся с ней. Единственное, что я могу сказать о ней, так это то, что она зарабатывает себе на жизнь игрой в покер. Ей так же легко обыграть любого, как мне выкурить сигарету… Я не знаю, где она сейчас.

– Она не говорила тебе о некоем Ли Тэйлоре?

Он качает головой.

– А кто это?

– Я сейчас занимаюсь им. А что ты делал у Беркли несколько дней назад?

Мой вопрос ошарашил его.

– У… Беркли?.. Но что делал там ты?!

– Я там был – и все. Так чем ты там занимался?

– Это тоже была идея Натали. Она послала меня туда добыть доказательства связи Аниты с Беркли. Опять же для Серфа… Но я ничего не нашел.

Я допиваю свой стакан и встаю.

– У тебя нет никаких догадок по поводу убийства Даны Дэвис?

– Никаких. Нат настаивает, что это дело рук Аниты, но я не верю в это. – Он тоже встает. От страха и от виски ноги его все еще дрожат. – Это все, что ты хотел спросить у меня? Если ты не против, я быстренько соберу манатки и покину этот город. Я только тогда почувствую себя в безопасности, когда между мной и этой ведьмой будет достаточное количество миль.

– Что ж, собирайся! У меня больше нет вопросов…

По пути домой я обдумываю все, что поведал мне Милс. На первый взгляд я не узнал ничего, что помогло бы мне разыскать убийцу Даны. Но все же многое прояснилось…

• Предыдущая
• 36/41
• Следующая