"Тонкая линия. Осколки судеб". - Архипова Анна Александровна - Страница 28

Акутагава хотел поступить благородно, пусть даже ему приходилось для этого пересиливать себя! Но судьба распорядилась иначе. Судьба сама дала ему повод вернуть Юки и больше не отпускать его от себя. Акутагаве безумно нравилось чувствовать, что тот находится под его защитой, что принадлежит ему, зависит от него. Его умиротворяло ощущение контроля над Юки, только так он чувствовал себя действительно счастливым. Он искренне надеялся, что Юки тоже будет счастлив.

А тот сбежал от него, не выдержав такого «счастья».

Время, когда Акутагава считал, что Юки мертв, почти не запомнилось ему. Те пять лет он сам был как будто мертв. Учился, работал, добивался поставленных целей, но все как в густом тумане. Он смог пережить свою попытку самоубийства, и продолжил жить, потому что так была скроена его психика – инстинкт выживания был слишком силен в Акутагаве. Но душа его впала в сон, подобный смерти – и очнулась только с возвращением в его жизнь Юки.

Потом Акутагава старался – действительно старался! – не душить Юки своим контролем. И все же ловил себя на том, что в очередной раз тщательно закручивает гайки в его с Юки отношениях. Осознавая, что наступает на старые грабли, он старался отступить, смягчиться, найти компромисс… И это повторялось раз за разом! Акутагава ничего не мог поделать со своим маниакальным желанием обладать Юки безраздельно.

Их последняя ссора стала катастрофой! Акутагава не сердился на Юки за то, что тот допустил мысль, будто он может убить своего сына. Ведь его совесть не чиста, на руках Акутагавы кровь его ближайших родственников, и Юки имел серьезные причины подозревать его. Но Акутагава всего лишь хотел надежно спрятать сына, а не убивать! Он надеялся, что со временем он сможет донести до Юки правду о своих намерениях.

Впрочем, в своем мнении о том, что Акутагава плохой отец, Юки недалеко ушел от истины. Тот не собирался убивать сына, это так, но при этом не испытывал к ребенку никаких даже приблизительно отцовских чувств. Иногда Акутагава спрашивал себя, будет ли он иначе относиться к другим своим детям, когда те появятся на свет – будет ли к ним у него больше симпатии?

Акутагава всегда придерживался приветливого стиля общения с сыном, не давая ни малейшего повода заподозрить его в равнодушии или каком-либо негативе. Но не мог не испытывать глухого раздражения, видя как Юки возится с Никитой, тратит на него время – то самое время, которое Акутагава и Юки могли бы провести вместе! Акутагава отдавал себе отчет в том, что ревнует Юки к Никите; и тот факт, что Юки упорно держал дистанцию с ним, усиливало его и без того острую досаду. Он пытался быть терпеливым и понимающим, подавляя в себе ревность и возбуждение, однако Юки не смягчался. И Акутагава невольно начинал обвинять Никиту во всех проблемах, возникших между ним и Юки! Порою Акутагава так злился, что ему приходилось поспешно уходить прочь от сына, чтобы ненароком не выдать себя.

Но сейчас, черт возьми, какое это имело значение?..

Сейчас Юки в плену Ива и никто на свете не может поручиться за то, как дальше начнутся развиваться события! Акутагава хотел верить, что Ив не посмеет причинить вред Юки, однако, учитывая его непредсказуемость и наклонности, надеяться на его милосердие не приходилось.

«Надо было убить Ива, как только он оказался у меня в руках! Убить, а не запирать его в бункере, - скорбно размышлял Акутагава. – Я поступил как сентиментальный идиот, сохранив ему жизнь! Я ведь прекрасно понимал, что Ив перешел последнюю черту и что теперь я для него объект для охоты, над которым можно издеваться как только захочется! Я же решил быть благородным дураком, решил сдержать слово, данное Насте, что не пристрелю мерзавца! Благородство всегда ведет к проблемам! Я должен был просто убить его! Убить!..»

Ожидание причиняло ему невыносимые мучения. При мысли о том, что сейчас Ив творит с Юки, как его терзает, какие страдания ему причиняет, Акутагава терял всякий контроль над собой: в бессильной ярости он сжимал кулаки, бил ими по стенам, не чувствуя физической боли, настолько велика была его душевная боль. Он знал, что Ив молчит не случайно, что это тактика зеленоглазого убийцы, что Ив рассчитывает на его мучения и страх за Юки, хочет чтобы он агонизировал - но это знание отнюдь не облегчало состояния Акутагавы.

Наконец, в один из дней, пришла весть от Ива: он прислал сообщение, в котором указал адрес сайта в даркнете, пароль и время.

- Это сайт для засекреченных видеоконференций, - сообщила Наста, ознакомившись с сайтом. – Его используют террористы и разнообразные подпольные торговцы: людьми, оружием, наркотиками. С помощью этого сайта они ведут дела и заключают сделки. Сайт создан так, что пользователи могут путать следы и скрывать свое местоположение. Но попробовать отследить сигнал все же стоит, пусть твои люди начнут отслеживать сигнал, как только конференция начнется.

Акутагава кивнул, давая понять, что принял ее слова к сведению.

- Насколько я понимаю, я должна буду присутствовать на видеоконференции? – решила спросить Наста, хотя ей и так все было предельно ясно.

- Конечно.

Они помолчали, каждый отягощенный тяжелыми раздумьями. Они думали об одном и том же – что Ив выйдет на связь не для того, чтобы договориться, а чтобы установить свои правила игры и потом заманить их в ловушку. Время шло, приближая назначенный час связи. Люди Акутагавы копошились за компьютерами, готовясь охотиться за Ивом в киберпространстве.

Оставалось несколько минут до сеанса связи.

Акутагава достал сигареты, предложил Насте и затем закурил сам.

- Мне очень жаль, - произнесла Наста, вглядываясь в его бледное и изнеможенное лицо. – Чтобы ни случилось дальше, знай, мне очень жаль.

Тот посмотрел ей прямо в глаза:

- Мне тоже.

В гнетущем безмолвии они докурили свои сигареты.

Акутагава встал прямо перед объективом камеры; напротив него располагался большой монитор, чтобы он мог видеть передаваемую картинку с видеоконференции. Наста по его указанию осталась за пределами обзора камеры, но возможность видеть и слышать все у нее осталась. Она сложила руки за спиной, и так сжала кулаки, что ногти до крови впились в кожу.

- Соединение установлено, - сообщил один ассистентов.

Экран монитора ожил: на нем появилось изображение мужчины, сидящего на стуле и связанного по рукам и ногам. Место, где держали пленника крайне скупо освещалось – там словно царили серые сумерки. Акутагава смог разглядеть только обветшалую стену на заднем плане и засыпанный мусором пол. На голову связанного мужчины надет матерчатый мешок, скрывая его лицо. Однако, по комплекции, мужчина весьма походил на Юки. Он находился в сознании, это стало ясно по тому, как дернулась его голова в мешке. Сквозь плотную материю мешка послышало приглушенное мычание, очевидно, пленнику заткнули рот кляпом.

По лицу Акутагавы пробежала судорога, но он быстро взял себя в руки.

- Я предупреждал тебя, Коеси! Не надо играть со мной в тюремщика, этого я страшно не люблю. А ты не воспринял мои слова всерьез! - раздался бархатный голос Ива, негромкий и нарочито дразнящий. Он появился в поле зрения камеры, подошел к пленнику и встал за его спиной. Когда тот в очередной раз дернулся, зеленоглазый мужчина положил ладони на его плечи и красноречиво сжал, приговаривая при этом: - Тише, тише, Юки. Да, знаю – нет ничего паршивее осознать, что тебя грязно использовали. Тем более осознать это слишком поздно! Не дергайся, тебе слова не давали. Потерпи пока с мешком и кляпом, иначе твои красивые глазки будут отвлекать нашего дорогого Акутагаву от того, что я говорю.

Ответ Коеси звучал показательно хладнокровно:

- Если у тебя есть ко мне претензии, мы могли бы разобраться между собой, не втягивая в это Юки, как ты считаешь?

Ив обошел пленника и вышел вперед, загородив его собой.

- Дело не только в моих к тебе претензиях, Коеси.

- В чем же еще? Я запер тебя в подземелье и пообещал, что ты никогда не увидишь солнечного света. Тут есть на что затаить обиду, не спорю. Но это сделал я, а не Юки…