Сила, которая защищает - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 5

Труднее всего было преодолеть ставшее почти невыносимым желание заснуть – он безумно боялся того, что тогда могло с ним произойти. Он знал, что корни его вины начинались именно там, где он оказывался во сне. Позволить себе спать мог невинный младенец или какой-нибудь простак, но только не он.

То, что давало ему силы выполнить задуманное, было выше него. Тошнота, постоянно сосущая под ложечкой, помогала воздерживаться от пищи. Невыполненные обязательства не давали ему уйти из жизни. Всякий раз, когда силы, казалось, полностью иссякали, точно какой-то неведомый ветер уносил его, и он мчался по холмам, покрывая милю за милей, вверх и вниз по лесистой местности вдоль реки Греческих Праведников, текущей рядом с городом. И каждый раз он приходил в себя дома, понимая, что просто бредил среди обломков мебели, которые впивались ему в бока, мешая заснуть непробудным сном.

В процессе этого сумасшедшего бега он нисколько не беспокоился о своей болезни. ВНК – Визуальный Надзор за Конечностями – и другие навыки самозащиты, от которых зависела его борьба с проказой, – всем этим он пренебрег, словно любые попытки приостановить распространение болезни утратили для него всякое значение. Лоб загноился. Холодное онемение медленно, но верно распространялось по рукам и ногам. Он, однако, игнорировал угрожающую опасность – он заслужил ее.

Настроение обреченности и безысходности усиливалось с наступлением вечера. Надвигающиеся сумерки несли с собой мрак и уныние, потребность в человеческом обществе становилась нестерпимой. Она гнала его вперед, он плевался и скрежетал зубами, но вновь и вновь уходил “во тьму внешнюю”, пробираясь к манящим огням города. И опять он пытался заставить себя подойти к какому-нибудь дому, и опять у него не хватало на это мужества. Люди, укрывшиеся за стенами своих домов, оказались для него недостижимы, точно они принадлежали другому миру. Ночь не приносила ему ничего, кроме обманутых надежд, он по-прежнему оставался лишен всякой помощи, предоставлен самому себе и своей боли, раздирающей череп.

Елена умерла, потому что он не сделал ничего, чтобы спасти ее. Она была его дочерью, он любил ее – и все же позволил ей умереть.

Она вообще никогда не существовала.

Все это было выше его понимания.

Позднее, в ночь на четверг, во время его одиноких скитаний что-то изменилось. Опустошенная душа, внезапно очнувшись, ощутила неподалеку движение.., темный, неясный шум.., легкий ветерок. Голоса, казавшиеся во мраке бесплотными, выводили скорбную мелодию, точно призывая к себе заблудшие души. Стихи и хоровое пение печалью отозвались в его душе. Елена тоже пела… Все в ее семье пели… Пробираясь между деревьями на окраине города, он пошел в том направлении, откуда доносилась грустная мелодия.

Она привела его к вытоптанной площадке, которая обычно служила местом для проведения городских торжеств. Несколько человек также спешили туда, как будто они опаздывали, и Кавенант посторонился на узкой тропинке, пропуская их. Добравшись до площадки, он увидел огромный тент, натянутый в центре. Края были подвернуты со всех сторон, и свет ярких фонарей освещал то, что происходило под брезентом.

Там на скамьях сидело множество людей. Несколько распорядителей подошли к опоздавшим и отвели на пустые места в задних рядах. Скамьи были обращены к широкой платформе, на которой сидели три человека. Рядом с ними возвышалась кафедра, а позади стоял временный алтарь, наскоро сколоченный из сосновых досок и украшенный витыми свечами и потускневшим золотым крестом.

Когда те, кто пришел позже, уселись, один из людей, находившихся на платформе, – невысокий плотный мужчина, одетый в унылый черный костюм и белую рубашку, – поднялся и подошел к кафедре. Звучным, берущим за душу голосом он произнес:

– Давайте помолимся.

Люди опустили головы. Кавенант почувствовал острое желание отвернуться от происходящего и уйти, но его остановила спокойная уверенность, зазвучавшая в голосе человека, когда тот положил руки на кафедру и начал молиться:

– Дорогой Иисус, Господь и Спаситель наш! Пожалуйста, загляни в души людей, собравшихся здесь. Загляни в их сердца. Господи – Ты увидишь в них боль, и обиду, и одиночество, и печаль, и, конечно, грех, но еще Ты увидишь в них страстное желание быть с Тобой. Ободри их. Господи, помоги им, исцели их. Научи их жить в мире с собой и чуду молитвы именем Твоим. Аминь.

И все люди вместе повторили:

– Аминь.

Голос человека притягивал. Кавенант услышал в нем отголосок искренности и сострадания. Конечно, он не был уверен в том, что ему это просто не показалось, – то немногое, что он знал об искренности, в его воспоминаниях было связано только со снами. Да и молиться он не умел. Вместо этого он осторожно стал продвигаться вперед и, подойдя совсем близко к тенту, прочел то, что было написано на большой вывеске, висящей рядом с платформой. Надпись гласила:

Другой человек из числа сидящих на платформе приблизился к кафедре. У него был высокий воротничок, какие обычно носят священники, на шее висел серебряный крест. Поправив пальцем тяжелые очки на носу, он с сияющей улыбкой взглянул на сидящих людей.

– Я счастлив, – заявил он, – что нас посетили доктор Джонсон и Матфей Логан. Их имена известны по всей стране в связи с плодотворным служением духовным потребностям простых людей – таких, как мы с вами. Нужно ли мне рассказывать вам о том, как много среди нас нуждающихся в возрождении и исцелении? Всем нам нужна спасительная вера, в особенности сейчас, во время светлого праздника Пасхи. Доктор Джонсон и мистер Логан делают все, чтобы помочь нам вновь обрести веру и вернуться к несравненной благодати Божьей.

Снова поднялся невысокий мужчина, одетый в черное, и произнес:

– Благодарю вас, сэр.

Священник, стоящий за кафедрой, на мгновение заколебался с таким выражением, точно его неожиданно прервали и он был удивлен этим, но потом все же уступил свое место Джонсону, который спокойно продолжал:

– Друзья мои, здесь с нами мой дорогой брат во Христе, Матфей Логан. Вы уже слышали его удивительное, прекрасное пение. Теперь он почитает вам пророческое Слово Божье. Прошу, брат Логан.

Когда Матфей Логан, мужчина могучего телосложения, подошел к кафедре, Джонсон, казалось, стал еще меньше ростом. Несмотря на почти полное отсутствие шеи, голова Логана, которая как будто сидела прямо на мощных плечах, возвышалась почти на полметра над головой его собрата. Он положил на кафедру черный томик Библии, нашел нужное место и начал читать без какого бы то ни было вступления:

– “Если же не послушаете Меня, и не будете исполнять всех заповедей сих, и если презрите Мои постановления.., то и Я поступлю с вами так: пошлю на вас ужас, чахлость и горячку, от которых истомятся глаза и измучится душа, и будете сеять семена ваши напрасно, и враги ваши съедят их. Обращу лицо Мое на вас, и падете пред врагами вашими, и будут господствовать над вами неприятели ваши, и побежите, когда никто не гонится за вами… И небо ваше сделаю как железо, и землю вашу как медь. И напрасно будет истощаться сила ваша, и земля ваша не даст произрастений своих, и дерева земли не дадут плодов своих. Если же после сего пойдете против Меня и не захотите слушать Меня, то Я прибавлю вам ударов всемеро за грехи ваши. Пошлю на вас зверей полевых, которые лишат вас детей, истребят скот ваш, и вас уменьшат, так что опустеют дороги ваши. Если и после сего не исправитесь и пойдете против Меня, то и Я в ярости пойду против вас, и поражу вас всемеро за грехи ваши. И наведу на вас мстительный меч в отмщение за завет; если же вы укроетесь в города ваши, то пошлю на вас язву, и преданы будете в руки врага”.

Голос Матфея Логана звучал внушительно и сурово, и Кавенант невольно поддался силе удивительных слов. Обещание кары сжало его сердце – точно оно и прежде жило в его сумрачной душе и лишь сейчас внезапно заявило о себе. Судорожно втягивая воздух, он непроизвольно стал приближаться к тенту, притягивающему его к себе, точно проклятие, которого он был достоин.