Братишка (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 58

Так же мы ещё раз обговорили связь. Участковый присмотрит за домом, и раз в полгода будет отправлять мне письма, сообщая, что с домом. Если пострадает раньше, отпишется раньше. Ну и я ему буду писать. Адресами мы уже обменялись. К тому же есть соседи слева, работники одного из местных предприятий, район можно сказать элитный, он инженер, она начальник отдела по качеству, живут тут. Я попросил проследить за домом, и они охотно согласились. Адрес им свой я тоже оставил, если что тоже отпишутся. А вообще хорошие люди. Те оба вечера, что я давал концерты, они сначала до конца выступления в первых рядах сидели, слушали. Аплодисменты я слышал от них больше всего.

Наконец мы заперли дом, проверили всё и, выйдя наружу, машина уже на улице стояла, простились со всеми кто вышел меня проводить, закрыли ворота и направились обратно в Сочи. Кстати, мы всё же разобрались, как водопровод работал. Оказалось, в колодце находился водяной насос, он электрический, закачивал в большой водяной бак воду. Бак висел на стене дома в районе второго этажа, постоянно под солнечными лучами прогреваясь, так он зарос виноградом и сразу его мы не рассмотрели. Бак пустой был, поэтому-то из кранов и не текла вода. Мы проверили всю систему и законсервировали её. А так набирали воду вёдрами из колодца, ненадолго же заехали. Сам бак был пробит осколками в трёх местах. Старшина чопики забил, чтобы показать пробоины, когда вернусь, заверю, если дом будет цел, а пока и так неплохо.

Дальше мы так и тряслись на побитом серпантине гравийной дороги в сторону Сочи. К обеду проскочили город, проехали бы раньше, но больше часа в пробке простояли, полотно налётом повреждено было, и добрались-таки, наконец, до аэродрома. Полковник, что тут командовал, сообщил что борт, на котором я должен был улететь, меня так же на «УТИ-4» хотели отправить, уже улетел. Но мне повезло, ночью вылетает «Юнкерс» в Москву, фактически к порогу дома подбросят. Этот самолёт из тех поставок, что были произведены до войны. Правда, самолёт практически перегружен, но меня с псами возьмут, полковник договорился с лётчиками. Они тут же находились, а сам транспортный самолёт стоял в укрытии под маскировочными сетями. Пользуясь возможностью, я забрался в салон, борт-стрелок меня сопровождал и около кабины выделил себе уголок на полу. На скамейки я не претендовал, как мне было известно, с нами летело три генерала, так что постелил свой полушубок, оставшись в тёплом вязаном свитере и овчинной безрукавке. Тут же вещмешок положил и чехол с винтовкой. Псов оставлять не стал, они меня постоянно сопровождали. Нас неплохо покормили в лётной столовой, после чего я почти пять часов проспал в землянке. С водителем машины и старшина мы ещё по приезду простились, больше я их не видел. А вечером за два часа до отлёта устроил концерт. Просили спеть именно те, запрещённые, которые я пел во время прошлого концерта. Запрещённое всегда манит, тем более песни действительно были хороши, и даже я не понимал, почему их запретили. Когда приехало начальство, я не заметил, концерт продолжался, и когда только объявили время отлёта, заметил, что в сторонке сидело несколько генералов и полковников. Ага, пассажиры пожаловали.

Прежде чем проститься со всеми, я при всех, начальнику аэродрома, командиру всех лётных авиачастей в округе, подарил «парабеллум» с кобурой и запасом патронов. Всё, трофейный фонд, взятый с собой на подарки, закончился, но полковника отблагодарить я был просто обязан за такую помощь. Самолёт до Москвы, да я за это его расцеловать был готов при всех.

Не смотря на это, в самолёт я успел первым загрузиться и устроился с лайками у кабины. Те немного дрожали, хотя и имели опыт полётов, но не устраивали истерики, как это было в первый раз, просто ко мне жались. Сам Волк был звездой на аэродроме не меньше чем я. И сюда свежая пресса прибыла, а на фото был и Волк, не полностью, краем в кадр попал, но узнать его характерный окрас морды было реально, да и я подтверждал, что именно он тогда со мной был. Поэтому его изрядно затискали. Даже капитан Веретенников, лётчик этого транспортного самолёта, когда мы ужинали в столовой, подарил ему кость из своего супа. Подумаешь, повара его мозговыми костями чуть не завалили, они на пару с Баламутом ими хрустели. Да и мне повара на дорожку помогли, сухарями там, пару банок тушёнки сунули. Молодцы, одним словом. Не то чтобы мне нужно было, но взял, не огорчать же хороших людей. Мне нравилась поговорка: дают – бери, бьют – беги.

Всего в салон втиснулось одиннадцать командиров в разных званиях, ниже капитана никого не было, ну кроме борт-стрелка, что висел в своей люльке, и пожалуй штурмана, он лейтенантом был. Потом несколько опечатанных мешков, как я понял один из командиров, был сопровождающим, наверняка это тот, что с «ППШ» в салон вошёл да и устроился к ним поближе. Потом была тряска во время разгона и вот мы поднялись в воздух. Как хорошо. Летели недолго, буквально через несколько минут совершили посадку на затемнённом аэродроме возле Новороссийска. Оказалось, из трёх генералов в наличии было два, мы за третьим залетели. Тут дозаправились, топлива должно хватить, тем более были запасные подвесные баки и наконец, взлетели с двумя дополнительными пассажирами. Притиснув Баламута к стене, я устроил голову на вещмешке и просто уснул, накрывшись одеялом. Холодно было, но тулуп с пола убирать я не стал, в салоне было в принципе тепло, а на тулупе лежать мягче. А так валенки на мне, ватные штаны тоже, свитер, безрукавка из хорошо выделанной овечьей шкуры имелись, треух, ну и одеялом накрылся, по бокам лайки греют. Не замёрзну.

Вот пробуждение мне совсем даже не понравилось. Грохот и тряска. Взвизгнул Баламут. Резко сев, я быстро осмотрелся часто моргая. Однако остатки сна улетучились мгновенно, когда стал заполошно стрелять борт-стрелок. Тут снова что-то грохнуло, и гул моторов стал слышится как-то по-другому. Готов поклясться мы летим на двух моторах, да и подозрительные отсветы в левых иллюминаторах намекают, что крыло горит. Тут ещё стрелок не унимался и палил не переставая.

Сообразив, что мы снижаемся, правый мотор работал со странными перебоями. Я выдернул из-под лаек тулуп, и стал в него облачаться, застегнув ушки треуха под подбородком. Если уж нам предстоит жёсткая посадка, то лучше подготовиться и одеться поплотнее, чтобы уберечься от травм.

- Блин, надо было в хвосте устраиваться. Если врежемся во что при посадке, вся эта масса в салоне на меня по инерции полетит, - пробормотал я себе под нос, шустро застёгивая пуговицы тулупа.

Осмотрев салон, который совмещала аварийная лампа, огонь за иллюминаторами, похоже, погас, да и стрелок не палил, видимо немцы, что нас атаковали, потеряли нас в темноте, я понял, что в хвост мне через этот бардак просто не перебраться. Раньше грохнемся. Открыв дверь в кабину, я увидел, что пилот пытается завязать узел на забинтованной голове штурмана, тот без сознания был, лишь голова покачивались в такт движениям самолёта. Перехватив у него края бинтов, я ловко завязал узел, и не крепко и неслабо, чтобы не спал, в самый раз.

- Падаем? – спросил я у пилота.

Тот молча кивнул и, посмотрев на правый мотор сказал:

- Недолго протянет. Немцы с хвоста зашли, видимо с земли навели, мы минут двадцать назад Курск пролетали стороной, одним заходом сразу очереди дали и в стороны разошлись. Один мотор подожгли и второй зацепили, на третьем не вытянем, перегружены. Ещё километров десять и всё, грохнемся. Ищу место для посадки.

- Ни фига себе у вас маршрут? – изумился я. - Можно же было облететь нашими тылами, с дозаправками.

- Ты это генералам скажи, которые так торопятся. Решили раз у нас «Юнкерс», то за своего примут. Три раза принимали, а тут раз, и не приняли. Летели практически по прямому маршруту, а сейчас в глубине немецких тылов. Скажи там, чтобы держались, кажется, я неплохое поле вижу. Леса сплошные вокруг, похоже, это единственное подходящее для посадки место.