Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 65

— Я… не знаю, в какой день родился Хатори, — сказал Хайнэ, преодолев оторопь. — Соответственно, неизвестно, какая у него стихия.

— Огонь, разумеется, — сказал Астанико флегматично. — Или вы думаете, что хорошему астрологу обязательно необходима натальная карта, чтобы увидеть ведущую стихию?

— Не знаю. — Хайнэ отвернулся.

— Хайнэ, что с вами? — Чужая рука легла ему на плечо. — Я напугал вас этими рассказами? Простите меня, я не хотел. Я говорил вам, что мать таскала меня по различным деревням в детстве, я много общался с простонародьем. А у них подобные истории в ходу. Когда твоя жизнь не особенно много стоит, приучаешься не страшиться смерти. Я тоже перестал её бояться и в чём-то даже полюбил.

В этот момент у стены справа раздался какой-то шорох.

— А, вот и ваш брат, — догадался Астанико и, протянув к стене руку, принялся что-то нащупывать.

Снова лязгнули засовы, и в стене образовался светлый проём — Хатори, появившийся по другую сторону, раздобыл где-то фонарь, и его яркий свет полыхнул, разгоняя темноту, точно взошедшее посреди ночи солнце.

Хайнэ кинулся к брату, однако наткнулся на прутья решётки, которую поначалу не разглядел, ослеплённый ярким светом.

— От решётки у меня ключей нет, — развёл руками Астанико.

Лицо у Хатори перекосилось.

— Что всё это значит? — спросил он. — Что ты здесь делаешь? С ним?

Хайнэ почему-то не нашёл, что сказать — только протянул сквозь решётку руку и вцепился в его рукав.

— Я остаюсь здесь, — наконец, собрался с силами он. — Так получилось…

— Как это остаёшься? На сколько? До утра?

— Надолго, господин Санья, — холодно сказал Астанико. — Онхонто хочет, чтобы ваш брат остался с ним и был в числе его свиты. Это большая честь. Так что порадуйтесь за Хайнэ и идите домой спать.

— Я вас не спрашивал, — отрезал Хатори. — Хайнэ?

— Я не могу отказаться… — бессильно проговорил тот, чувствуя себя всё больше и больше виноватым, сам не понимая, в чём.

— Не можешь или не хочешь? — Голос у Хатори был резким.

Хайнэ вскинул голову.

— А если даже и не хочу, что в этом плохого?

Тёмно-алые глаза брата скользнули по его лицу.

— Быстро же ты меняешь своё мнение, — холодно сказал он.

«Почему ты на меня злишься?!» — хотелось спросить Хайнэ, но он не мог.

Вместо этого он ещё сильнее вцепился в рукав Хатори и, подтянув его к себе, попытался обнять через решётку.

Железные прутья неприятно обожгли кожу холодом.

— Я не хочу, чтобы ты здесь оставался, — сказал Хатори.

«Не позволяйте вашему брату давить на вас», — прошелестел Астанико над ухом Хайнэ.

Он сказал это достаточно тихо, однако Хатори, вероятно, что-то услышал, а, может быть, его возмутил сам факт таинственных перешёптываний.

— Ты не мог, по крайней мере, прийти без него? — громко спросил он, нимало не смущаясь присутствия господина Астанико.

— Нет, не мог, господин Санья, — ответил за Хайнэ Главный Астролог. — Без меня вы бы проторчали на улице перед воротами до самого утра, ничего не зная о вашем брате. Это если вы действительно, как он говорит, настолько упрямы, чтобы вести себя подобным глупым и безрассудным образом.

В голосе его послышалось затаённое злорадство.

Хатори, разумеется, не мог удержаться от того, чтобы не вступить в перепалку.

— Если вам нужна моя благодарность, то могу предложить вам мой кошелёк, — пожал плечами он. — Сколько вам нужно, чтобы привести себя в порядок и понравиться хоть одной даме? Судя по всему, вам не хватает именно этого.

Хайнэ почувствовал, как пальцы Астанико, чья рука до сих пор лежала на его плече, с яростной силой впились в его кожу.

Ему показалось, что его пытаются разорвать на две части.

«Ну хватит уже, хватит!» — в отчаянии подумал он, вцепившись в решётку.

Хатори отступил первым. Вероятно, потому, что не мог не понимать:  на стороне Главного Астролога был перевес, и немаленький — как минимум, толщиной в железную решётку, по одну сторону которой находились Хайнэ и Астанико, а по другую он сам.

Отпустив руку Хайнэ, он развернулся и быстро пошёл прочь.

Свёт фонаря замигал и растворился во вновь нахлынувшей темноте.

— Ваш брат не слишком-то ласков с вами, — заметил господин Астанико. — Он даже не попрощался.

— Он просто обижен, — устало сказал Хайнэ, сам нередко обижавшийся на Хатори. — Что касается прощаний, то он всегда так…

— Обижен? — удивлённо переспросил Главный Астролог. — Это, простите меня, на что? На то, что вам в кои-то веки повезло больше, а его даже не пригласили на приём? Хороший же он вам брат, скажу я!

Хайнэ прикрыл глаза.

«Хатори сам всё время пытался куда-то меня вытащить — в столицу, в этот самый дворец, в гости к Марик… Но как только у меня что-то начинает получаться, он злится», — невольно подумал он, чувствуя, как сомнения, однажды зарождённые, начинают расти и крепнуть.

— Пойдёмте обратно, — сказал Астанико. — Полагаю, что гости уже разошлись, а Онхонто вас ждёт.

И Хайнэ оставалось только последовать за ним.

Глава 10

После того, как Хайнэ вернулся, его сразу же отвели в другой павильон — очевидно, тот, в котором поселили Онхонто после его торжественного въезда во дворец.

На этот раз его, не спрашивая, усадили на носилки, и это было большим облегчением.

Слуги пронесли их по коридорам — не таким широким, как в главном павильоне, однако отделанным с ещё большей роскошью. Стены, в основном, состояли из разноцветного стекла, которое подсвечивалось откуда-то изнутри, и в результате каждый зал сиял оттенками нового цвета, однако больше всего здесь было золота. Оно блестело повсюду: в нитях ковров, в позолоте мебели, на узорах шёлковых занавесей.

Окон в павильоне не было, однако светильников, которые горели, судя по всему, круглые сутки, было так много, что от их яркого, неестественного, золотого света болели глаза.

А слуги проходили всё новые и новые коридоры. В какой-то момент Хайнэ показалось, что в павильоне построен настоящий лабиринт, он запутался и прикрыл глаза, а когда открыл их спустя несколько минут, то увидел, что Онхонто идёт впереди носилок.

Тот появился неслышно, как кошка, и так же неслышно продолжил идти, мягко ступая по золотому ковру — только чуть шелестела дорогая, тяжёлая, расшитая драгоценностями ткань, волочившаяся следом за ним. Парадную накидку, подол которой растянулся бы по полу на десять сян или больше, Онхонто снял, однако под ней, как оказалось, было несколько нижних платьев, не менее богато украшенных.

Хайнэ подумал, что если бы обрядить в подобные одеяния его собственное, худое, слабое и изувеченное тело, то он попросту не выдержал бы их тяжести и рухнул на пол.

Однако походка Онхонто была такой лёгкой, как будто он был в одной рубашке.

Наконец, путешествие по длинным, запутанным, слепящим роскошью коридорам закончилось, и Хайнэ внесли в большую, изящно обставленную комнату.

Золота здесь не было, зато было большое окно, распахнутое во всю ширь, и Хайнэ с наслаждением вдохнул ночной прохлады.

Слуги помогли ему спуститься с носилок, усадили в кресло и, поклонившись, молча выскользнули из комнаты.

Онхонто, до этого стоявший неподвижно, внезапно взмахнул рукой.

— Моя… опочив… — он остановился, явно силясь вспомнить нужное слово, и, так и не вспомнив, продолжил по-другому: — Мы здесь спать.

То, как он произносил слова чужой речи — с акцентом, нарушая правила языка, коверкая окончания — вызывало у Хайнэ улыбку и какой-то непонятный трепет.

Но не успел он подумать, что ему хочется слушать этот странный выговор и дальше, как двери снова распахнулись, и на пороге появились две девушки в одеяниях жриц.

— Это Лу, — бесстрастным голосом произнесла первая. — Она будет переводить для вас слова Господина.

Вторая девушка поклонилась с таким же равнодушным видом.

Хайнэ поймал себя на том, что испытывает разочарование, однако Онхонто явно обрадовался тому, что отпала необходимость вспоминать чужеземные слова, и быстро, певуче заговорил на своём языке.