Четвертый с Фринагара. Ад во мне. Дело вкуса. Пропавший Ромни. Охота за сокровищем. - Пратер Ричард Скотт - Страница 14

Наконец разноцветная дверь открылась, и из нее вышел человек. Я никогда не видел его прежде. Ростом он был около шести футов, хорошо одет и нес в руке небольшой черный чемоданчик, с какими обычно ходят врачи. На его маленьком носу уверенно сидели роговые очки. Очевидно, это все-таки был доктор, и я спросил себя, что же могло привести его в ту комнату за разноцветной дверью.

Долговязая девица на сцене закончила выступление, и некто в сером объявил, что сейчас Майкл Кент прочтет свою новую поэму, сочиненную им за время предшествующего выступления. Поэма была названа «Конец света в Атомном аду в результате мировой термоядерной войны, взрывов водородных бомб и выпадения радиоактивных осадков». Название было длинное, и я не сумел его полностью запомнить. Но, уверяю вас, примерно оно было таким.

На сцене появился здоровенный детина с козлиным лицом и волосами, свисающими на уши. Оркестр издал жуткую какофонию, слившуюся с аплодисментами в зале. Казалось, что здесь перевернулся грузовик, груженный пустыми бутылками.

Затем все смолкло. Козломордый поэт затрясся всем телом, высоко взмахнул руками, откинул голову назад и рявкнул изо всех сил в наступившую тишину:

— Пу-у!

Раздался взрыв аплодисментов.

Я шепнул Элейн:

— Отлично сработано! Почти как у Шелли!

— А мне это больше напоминает Эдну Сент-Винсент Миллей, — сказала она.

— Все равно начало хорошее. Сколько экспрессии! Интересно, как он ее закончит?

Но он и не собирался ее кончать. Точнее говоря, он уже закончил. А я-то был уверен, что это только начало и даже не зааплодировал.

Элейн тоже выглядела немного растерянной.

— Тебе не кажется, что это… это немножко глупо?

Я усмехнулся.

— Почему глупо? Просто ты не понимаешь искусства…

Она показала мне язык.

На сцену поднялся еще кто-то, но мне уже было не до него. Из интересующей меня, комнаты вышел наконец Наварро в сопровождении бородача. Перебрасываясь короткими репликами, они направились к выходу. Я поднялся со стула и выглянул из двери. Наварро напоследок что-то сказал своему спутнику и начал подниматься по бетонным ступеням.

Какое-то мгновение я колебался, не последовать ли за ним, но потом решил подождать. Он, видимо, уже выполнил свое задание, явившись в этот погребок. Наверное, сообщил бородачу, что я жив, или спросил его, почему я еще жив. Я знал все, что происходит вокруг меня, но до сих пор не знал, почему это происходит.

Я шепнул Элейн:

— Поброжу здесь немного. Если все кончится благополучно, мы уйдем отсюда вместе. Но если поднимется шум, уходи немедленно!

Она кивнула в знак согласия. Я похлопал ее по плечу и вышел из зала. Подойдя к стойке, уселся на табурет, заказал бурбон и начал не спеша потягивать его. Потом также не спеша поднялся и сделал вид, будто разглядываю картины на стенах. Убедившись, что никто не обращает на меня никакого внимания, я проскользнул за угол и подошел к двери.

Она была не заперта. Сунув руку под мышку, поближе к кольту, я приоткрыл ее и вошел в комнату.

Она была похожа на кабинет управляющего. Письменный стол с разбросанными на нем бумагами, вращающееся кресло. Слева у стены — деревянная скамья, на которой лежал человек, покрытый одеялом. Я подошел к нему и увидел, что он мертв.

Тело еще было теплым, но пульс и дыхание отсутствовали. Несколько минут назад парень наверняка был еще жив, а теперь его надо было вычеркнуть из списка живущих.

Я не знал, кто он, но догадался. Не так давно я выпустил три пули в человека, стрелявшего в меня, и знал, что попал в него. Наличие трупа в том месте, куда так поспешно отправился Наварро, увидев меня живым, говорило само за себя. Это, видимо, и был тот человек.

Его окровавленные куртка и рубаха висели на спинке стула. Я быстро ощупал куртку и нашел бумажник. В нем не было почти ничего интересного, но водительские права сообщили мне, что парня звали Герберт М. Купп, что ему было 28 лет и что он проживал в Лос-Анджелесе.

В комнате была еще одна дверь. Я подошел к ней и потрогал ручку. Дверь была заперта. Тогда я вернулся к столу и принялся торопливо просматривать бумаги бородача.

Когда легкий шум, доносившийся до меня из зала, стал чуть погромче, я как раз занимался маленькой записной книжкой с телефонами. Увлекшись, я просто подумал, что последний номер программы был, вероятно, самым интересным, а когда понял, что шум усилился из-за открывшейся двери, было уже поздно.

Правда, у меня еще хватило времени повернуться, но получив сильный удар по голове, я сразу оказался вне игры. Голова словно раскололась на тысячу кусочков, ноги потеряли опору, и я грохнулся на пол.

Я успел еще почувствовать удар ногой по плечу, потом что-то треснуло у меня под ухом, и в следующий момент все погрузилось в темноту…

Почувствовав боль, я понял, что прихожу в себя. Левый бок горел огнем, голова невыносимо болела, но мне все-таки удалось подавить стон, вот-вот готовый сорваться с губ.

Некоторое время я не мог припомнить, где я и что со мной. Знал только, что мне нельзя шевелиться.

Вскоре я услышал, как кто-то снял телефонную трубку, набрал номер и произнес:

— Боб? Это Брандт. Ты один? — Он замолчал и через несколько секунд сказал извиняющимся голосом: — Я знаю, но мне казалось, что при определенных обстоятельствах все-таки могу тебе позвонить…

Я попытался чуть-чуть приоткрыть веки и шевельнуть руками, но не тут-то было. Глаза по-прежнему оставались закрытыми, а что касается рук, то я даже не мог представить себе, где они находятся. Казалось, что у меня атрофировано все тело, кроме тех мест, которые пылали огнем.

Человек тем временем продолжал:

— У меня здесь Скотт… Нет, он без сознания… Да, застал у себя в кабинете.

Долгая пауза.

И тут я вспомнил об Элейн, вспомнил все, что случилось со мной. В этот момент человек снова заговорил:

— Да, этот ублюдок прикончил Куппа. Тот только что отдал концы. Лайм вернулся…

Наконец мне все-таки удалось приоткрыть глаза на какую-то крошечную часть дюйма. Я лежал на спине, руки были завернуты назад.

Приоткрыв чуть пошире веки и скосив немного глаза, словно сквозь туманную пелену я увидел письменный стол, бородатого человека, сидевшего за ним с телефонной трубкой в руке.

— Да, пока не вышло, — сказал бородач. — Но теперь я сам прослежу. Правда, нельзя сделать этого здесь, в клубе, но мы отвезем его… Что? Правильно! Там мы с ним и расправимся.

Он еще немного подержал трубку в руке, а потом положил ее.

Мое сознание уже достаточно прояснилось, чтобы понять, с кем они хотели расправиться. Конечно же, со мной.

Силы постепенно возвращались ко мне, мозги заработали более четко. Я медленно сделал несколько глубоких вдохов и Приготовился. Бородач сидел ко мне боком. Наконец, он решил встать. Теперь или никогда. Это мой последний шанс. Через несколько секунд я потеряю и его.

Когда он приподнялся на стуле, я собрал все свои силы, стиснул зубы и бросился на него…

Но моя голова приподнялась над полом на дюйм или два, а потом снова упала. Ноги вяло согнулись в коленях… Тем не менее, я не оставлял попыток встать, извивался на полу, барахтался, пока не понял, что еще слишком слаб, да к тому же и руки у меня связаны за спиной.

Бородач стоял рядом со мной, смотрел на меня и противно хихикал.

— Видно, череп у тебя шестидюймовой толщины, — сказал он. После чего занес ногу и ударил меня в левый бок. — Лежи и не петушись! Иначе снова придется тебя успокоить!

Я хотел было объяснить ему в ясных и доходчивых выражениях, что думаю о нем, но почему-то не смог и рта раскрыть.

Брандт скомкал носовой платок, грубо затолкал его мне в рот и, выглянув в коридор, позвал кого-то. Вдвоем с вошедшим они подняли меня и поставили на ноги, поддерживая с обеих сторон. Потом потащили к запертой двери. Брандт сунул ключ в замочную скважину и открыл дверь.

— Этот парень слишком много заложил за воротник и набросился на меня с кулаками, — сказал он второму. — Вот мне и пришлось его маленько пристукнуть. Ясно?