Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд - Страница 11

— Видимо, кто-то, бормоча «Увы, бедный Йорик», замышлял убийство.

Инспектор рассказал, как скелет был обнаружен в бутафорской оперного театра, где и положено ему находиться, но никто, в том числе и Фербелоу, не мог объяснить, что произошло с шеей.

— А в протоколе вскрытия, — продолжил он, — сказано: смещение позвонков произошло под воздействием внешней силы. Как будто, когда Шортхаус повис, кто-то потянул его вниз.

— Какой ужас, — тихо проговорила Элизабет.

— А во многих операх в качестве реквизита присутствуют скелеты? — поинтересовался Фен.

— Ну не во многих, — ответил Адам, — но в нескольких определенно. Например, скелет есть в опере Чарльза Шортхауса по сюжету пьесы Кайзера «С утра до полуночи». Кстати, я думаю, Чарльз единственный наследник Эдвина.

— А как у него с деньгами?

— Он был весьма состоятельный, но большую часть капитала потратил на постановку своих опер. В Англии вообще композитору, пишущему оперы, прожить на это очень трудно. — Адам задумался. — Эдвин, я думаю, скопил за свою жизнь приличную сумму, семьи у него не было, и теперь Чарльзу будет на что поставить «Орестею».

— Какую «Орестею»?

— Это такая тетралогия, которую он сейчас заканчивает. Либретто написал Кадоган. Для подобной эпопеи определенно требуется построить специальный оперный театр. Так сказать, второй Байройт.

— Получается, что Чарльз Шортхаус тоже попадает под подозрение, — проговорил Фен. — А вот снова появился К. С. Льюис.

— Учтите, Чарльз Шортхаус живет в Амершеме, — напомнил сэр Ричард.

— Но ведь существует транспорт, — возразил Фён. — Надо выяснить, есть ли у него алиби.

Пришла пора ланча, и бар начал пустеть. Дверь часто открывалась, в зал проникал холодный воздух. За окном потемнело так, что казалось, наступил вечер.

Дверь в очередной раз отворилась, чтобы впустить пару. Молодые люди нерешительно остановились, не зная, какой выбрать столик.

Адам махнул рукой:

— Идите сюда, погрейтесь у камина.

Молодой человек, красивый, высокий, крепко сложенный, с темными грустными глазами, выглядел как-то болезненно. На бледном лице было что-то вроде экземы. Его спутница, Джудит Хайнс, была ему под стать. Так же молода, очаровательна, а свитер и слаксы под теплым коричневым пальто подчеркивали стройную фигуру. Правда, Джудит казалась несколько холодноватой, что могло говорить об искушенности и некой расчетливости. В ее волосах поблескивали еще не растаявшие снежинки. То, что она влюблена, было видно невооруженным глазом.

Они сели.

Адам по очереди представил свою жену, сэра Ричарда, профессора Фена и инспектора Маджа.

— Меня зовут Борис Стейплтон, — произнес в ответ молодой человек, — а мою подругу Джудит Хайнс.

Фен жестом верховного жреца заказал всем выпивку.

Некоторое время все молчали. Затем Адам произнес:

— Мисс Хайнс и мистер Стейплтон участвуют в постановке «Мейстерзингеров».

— Так вы говорите, премьеру отложат, — подал голос инспектор, видимо чтобы поддержать разговор.

— Отложат, — отозвался Адам, — но, думаю, ненадолго. Сегодня я еще Пикока не видел, но слышал от Джоан, что он разговаривал с Леви. Тот в прединфарктном состоянии.

— Просто не верится, — произнес Стейплтон тоном без намека на глубокое потрясение. — Ведь я только вчера поздно вечером виделся с мистером Шортхаусом. И он, кажется, был в полном порядке.

Мадж оживился:

— Значит, вы последний, кто видел его живым?

Молодой человек кивнул:

— Выходит, что так.

— Позвольте спросить, а зачем вы к нему приходили?

— Вообще-то я композитор, начинающий. Написал оперу, и мистер Шортхаус любезно согласился посмотреть партитуру. Его мнение было для меня важно.

— И вы собирались обсуждать это в столь поздний час?

— Мне тоже показалось странным такое предложение, но он сам назначил встречу. Не мог же я возражать.

— Как по-вашему, сэр, что мог делать мистер Шортхаус в такое время в театре?

— Понятия не имею. Когда я пришел, он усиленно накачивал себя джином.

— А почему он решил принять вас в театре, а не дома?

— Не знаю, наверное, у него были причины находиться там.

Мадж кивнул:

— Сторож Фербелоу говорит, что вы пробыли в гримерной всего несколько минут.

— Да, — коротко ответил Стейплтон.

— И больше никого там не было?

— Никого. Он был краток. Что-то в моей опере туманно похвалил, сделал несколько малопонятных замечаний. Мне показалось, что он вообще не раскрывал партитуру. Кстати, в гримерной ее не было. Наверное, осталась у него дома. Надо бы партитуру как-то вернуть.

— От него вы сразу пошли к себе?

— Да.

— И где вы живете?

— Рядом с театром, на Кларендон-стрит. Джудит живет в том же доме.

Инспектор посмотрел на девушку:

— Мисс Хайнс, вы слышали, как возвращался мистер Стейплтон?

Джудит покраснела, как будто ее уличили в чем-то неприличном:

— Нет. Наверное, я уже в это время спала.

— Стейплтон, — вдруг подал голос профессор Фен, прикуривавший очередную сигарету от конца предыдущей. — Как вы нашли мистера Шортхауса? Он не показался вам подавленным, готовым совершить самоубийство?

Стейплтон пожал плечами:

— Нет. Я думаю, такие, как он, жизни себя не лишают. Единственная странность, какую я заметил, — это что мистер Шортхаус клевал носом. Засыпал прямо у меня на глазах. Наверное, выпил лишнего.

«Ну как проверить, — подумал Адам, — правду он говорит или лжет? Может быть, когда Шортхаус отвернулся, Стейплтон подсыпал ему в бутылку снотворное. Но зачем? И главное, что потом? Ведь повесить, пусть даже крепко спящего человека такой комплекции даже такому, как Стейплтон, вряд ли под силу. Причем за несколько минут».

— Но, наверное, он все же покончил с собой, — произнесла Элизабет, как будто прочитав его мысли. — Убить Шортхауса могли, только если на время отменили закон гравитации.

— Мистер Стейплтон, чем вы занимались вчера вечером, до того как направились к мистеру Шортхаусу? — спросил Мадж.

Прежде чем ответить, тот допил пиво из бокала. Возможно, ему потребовалось время для размышления.

— После обеда я был в своей квартире на Кларендон-стрит. В основном читал. А примерно в девять пошел в «Глостер» немного выпить, поболтать со знакомыми, потом прогулялся и в одиннадцать подошел к театру встретиться с Шортхаусом.

— Вы гуляли один?

— Да. Вечер был темный, безлунный.

— Хорошо, сэр. — Мадж задумался. — А в вашем доме кто-нибудь видел, как вы вернулись после беседы с мистером Шортхаусом?

— Сомневаюсь. Я предупредил хозяйку, чтобы она не беспокоилась — приду поздно и запру дверь. Но вообще-то после ухода из театра я еще немного прогулялся.

— Вот как?

— Да. Не очень долго. Думаю, я вернулся домой где-то без двадцати двенадцать.

Мадж глубоко вздохнул, видимо собираясь задать еще вопрос, но его опередил Фен:

— А во время беседы с Шортхаусом вы мисс Хайнс не упоминали?

При этих словах девушка вздрогнула и встряхнула своими чудесными белокурыми волосами:

— А почему они должны были говорить обо мне?

Пару секунд Фен задумчиво ее рассматривал.

— Вопрос, конечно, деликатный, но при создавшихся обстоятельствах это рано или поздно все равно вылезло бы наружу. Я имею в виду тот факт, что Шортхаус был к вам, ну, скажем, неравнодушен.

— Я полагаю, что… — начала побледневшая Джудит и смущенно замолкла.

Мадж разрешил ситуацию с неожиданной для него мягкостью:

— Мы понимаем, что информация, полученная из вторых рук, не всегда достоверна. Так не лучше ли вам, мисс Хайнс, рассказать нам все самой.

— Дорогая, мне кажется, тебе не следует… — начал Стейплтон, но она его прервала:

— Инспектор прав. Лучше сейчас рассказать, тем более что все равно это станет известно. — Она помолчала. — Мы с Борисом любим друг друга, а мистер Шортхаус, как только я появилась в театре, начал… не знаю даже, как это назвать, ну, оказывать мне разные знаки внимания. Разумеется, я его никак не поощряла.