Чудище или Одна сплошная рыжая беда (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 80

— И все равно это было глупо, — тихо отозвалась, положив свои ладони поверх его. И, с трудом сглотнув, произнесла. — Да только все это я поняла уже после. Через три дня после выпускного, когда выбежала на улицу встречать вернувшегося Кирилла. Я успела только с разбега повиснуть на его шее и улыбнуться… А потом почувствовала сильный удар в спину, страшную боль и все. Очнулась уже в больнице.

Руки тряслись так, что удержать их уже никак не получалось. Да меня самому трясло настолько, что Богдан развернул меня, крепко прижимая к себе. Да только и это уже не помогало. Вспоминать обо всем этом всегда было страшно. Жутко. Фактически невыносимо.

— Когда я очнулась, я не понимала, что происходит, — голос дрожал, глаза застилали слезы, но я все равно упорно продолжала говорить, отчаянно надеясь, что если выскажусь мне станет наконец-то легче. — Было невыносимо больно, но при осознании того, что случилось, становилось еще больнее. Стреляли в сердце и, если бы не моя патология… Я бы не выжила, Дан. Я бы просто не выжила…

Я чувствовала, как замер Богдан, как каменело его тело. Он ведь не знал об этом. Слышал о покушении, но о подробностях вряд ли даже догадывался. И я даже не знала, кому сейчас было хуже: мне вспоминать все это… или слышать ему.

Я не знаю, сколько мы так просидели. Молча, в тишине кабинета, за окнами которого стояла кромешная темнота. Каждый из нас пытался осознать, принять эту информацию, и только потому, что мы были рядом, это удавалось невыразимо легче…

— Когда объявился отец, он пытался отговориться тем, что пытались убить Кира, но попали в меня, — я снова заговорила первой, обнимая себя за плечи и прижимаясь к Богдану, как маленький потерянный ребенок. — Да только на сей раз Кирилл лапшу вешать на уши не дал. Они тогда переругались прямо в палате, а я… я лежала под капельницей, смотрела на них и понимала только одно. Что я хочу уехать. Далеко и надолго. Просто бросить все и уехать подальше, забыв и отца, и его мир, его деньги, связи и этот гребаный договор из-за которого чуть не лишилась жизни. И, как объяснил злой Кир, могу лишиться еще раз, ибо согласие не помолвку это только начало. Отец настаивал спрятать меня в Америке… Но Кирилл, видя мое состояние, послал его к черту.

— И привез тебя обратно, — закончил за меня парень, крепко сжимая мои ладони в своих. Понимая. Поддерживая. Просто давая понять, что он рядом.

— Да, — с трудом подавила я вздох, чувствуя себя совершенно разбитой. — Для всех Алина Воронцова улетела дальше учиться в Америку. Меня подменили прямо в аэропорту. Зашла пред вылетом в туалет я, а вышла уже загримированная под меня девушка, села в самолет, а я… А я вернулась сюда. Кир уничтожил все данные так, чтобы никто ничего не смог разузнать о нашей с ним связи. Я вернула свой родной цвет волос, вернулась на работу, сняла квартиру, а через год поступила в универ. Все встало на свои места. Вернулась моя прежняя жизнь и казалось, будто и не было вовсе ни возвращения отца в мою жизнь, ни колледжа, ни попытки убийства. Кир появлялся редко из-за боязни меня раскрыть, отец не появлялся вовсе, а я спокойно жила так, как привыкла, разрываясь между учебой и работой. Имя своего жениха я так и не спросила. Просто не хотела о нем слышать, отказывалась узнавать хоть что-то. Зачем? Чтобы каждый раз вздрагивать при его упоминании и шарахаться от каждого куста?

— Но почему именно этот универ, Ань? — негромко спросил Богдан, коснувшись губами моего виска.

— А кто бы стал искать меня здесь, не в Москве, да еще и среди бюджетных мест? — грустно улыбнулась я. — В лицо меня почти никто не знал, я не появлялась на светских тусовках, предпочитая дома в одиночестве зубрить корейский. Карточкой, оставленной отцом я не пользовалась, во-первых, опасаясь, что меня вычислят, во-вторых, просто не желая принимать от него деньги. Карточку, оставленную Кириллом, я тоже не трогала, как-то привыкла обеспечивать себя саму. Главное было не попасть в больницу, а в остальном моя жизнь почти не отличалась от прежней. Я почти забыла о том, что было раньше… до тех пор пока не столкнулась в кафетерии с Исаевым. Я ненавидела таких людей, как он, а он решил мне нахамить. Знала бы я, кто он такой на самом деле… я бы промолчала. Впервые в своей жизни, но я бы промолчала!

— Это бы ничего не изменило, Анют, — пропуская пальцы сквозь мои волосы, неожиданно проговорил Богдан. — Рано или поздно вы бы пересеклись в универе. А потом Исаев бы узнал, кто ты.

— Мне вообще не надо было сюда приезжать, — я спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как снова щиплет глаза от сдерживаемых слез, слегка раскачиваясь, понимая, что уже не могу взять себя в руки. — Мне не нужно было поступать в этот гребаный университет, знакомиться с Липницким, Исаевым, Алехиным, Харлеем и…

— Со мной, — ровным, спокойным тоном закончил за меня Богдан, когда я запнулась.

А я замерла, не открывая глаз. Я не хотела это говорить. Не хотела признаваться самой себе. Не хотела об этом даже думать! Да только…

Правду ведь не спрячешь. Как бы мне не хотелось думать иначе, как бы не говорили об обратном его поступки, его слова, но… он ведь такой же, как они.

Он предал отца, он собирается развалить компанию Исаева, и он шантажировал меня.

— Твой отец тогда, — посмотрев на абсолютно непроницаемое, спокойное лицо блондина, тихо спросила я, надеясь, что он ответит. Что найдется весомая причина такому поступку. — Он ведь не злился на тебя за разрыв помолвки. И ты мог найти любой другой способ со мной поговорить. Тогда почему ты…

— Пошел на шантаж? — спокойно подсказал парень, и его руки на моей спине замерли. На мгновение прикрыв глаза, он вздохнул и просто произнес фразу, которая для меня прозвучала, как приговор. — Так было нужно, Анют. Просто так было нужно.

— Нет, — я напряженно всматривалась в его глаза такие неожиданно холодные и равнодушные. — Богдан, скажи, почему ты пошел на шантаж? Скажи!

А он… Невесело усмехнувшись, он просто покачал головой, закрыв глаза.

А я смотрела на него, чувствовала, как по щекам стекают не прошенные слезы, как меня снова начинает трясти… и понимала, что как когда-то я, сейчас он своими словами поставил подпись и печать под приговором.

Это конец.

Я не хотела в это верить, не хотела это осознавать. Да только после всего того, что случилось, среди этих сплошных афер с договорами, пытками убийств, деньгами и пренебрежением к чужой жизни, простить еще и шантаж я не смогу. Даже ему. Хотела бы, и очень, я ведь все это время отчаянно пыталась найти ему оправдание.

Но после того как я рассказала ему всю правду, доверилась, а он в ответ промолчал…

Я ему больше поверить не смогу.

***

Опираясь рукой на дверь, со всей силы сжав пальцы и стиснув зубы, Богдан уперся лбом в подрагивающий от напряжения кулак.

Он пытался взять себя в руки. Как никогда раньше пытался. Но не мог. Просто не получалось.

Он понимал, что Аня его боится после всего того, что случилось. Как и отчетливо видел, что она пыталась найти ему оправдание, пыталась понять мотивы его поступка, выяснить, что случилось на самом деле. Она хотела остаться с ним, действительно хотела, не смотря на все произошедшее. В кой-то веки, девушка впервые за все время доверилась ему, сама рассказала все, как было…

А он ничего не сказал в ответ, своим молчанием буквально забивая гвоздь в крышку ее гроба.

Да и что он должен был сказать? Что в тот день, если бы его не предупредил Кирилл, на лестничной площадке, вместо Лены в луже собственной крови лежала бы Аня?

И он должен был сказать об этом сейчас, после того, как девушка дважды за день чуть не погибла? И что бы с ней было дальше? Очередная истерика, снова транквилизаторы, а то и нервный срыв и больница?

Нет, в силе ее характера Богдан никогда не сомневался. Учитывая, сколько ей довелось пережить, она все равно продолжала лучиться порой нездоровым оптимизмом. Да только всему есть предел, в том числе и человеческой психике.