Чудище или Одна сплошная рыжая беда (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 78

— Это Никита, — успокаивающе сжав мои плечи, пояснил блондин и, наклонившись, подхватил меня на руки. — Он видел, как тебя увез Воронцов. Ты настояла, чтобы забрали машину?

— Да, — снова шмыгнула я, пряча лицо на его груди, чувствуя, как он надежно прижимает меня к себе, аккуратно переходя скользкую дорогу. — Я не могла ее оставить.

— Только по ней я тебя и нашел, — с мягким смешком отозвался Богдан и, поставил меня на ноги на обочине рядом со знакомой «Ауди», припаркованной метрах в пятидесяти дальше. И, пока подошедший Никита открывал дверцу, напряженно оглядываясь по сторонам, блондин пригладил мои торчащие дыбом волосы и, коснувшись моих губ своими губами, произнес. — А сейчас мы поедем ко мне, хорошо?

— Да, — я кивнула, глядя в такие знакомые-знакомые глаза… и понимала, что просто схожу по нему с ума. И неуверенно спросила. — А моя машина?

— Ну я же не оставлю ее здесь, — просто улыбнулся Богдан, поглаживая пальцами мои щеки. — Никита перегонит.

— А он водить умеет? — вытирая слезы, с тихим любопытством и недоверием спросила, глядя на замершего охранника рядом.

На меня так посмотрели…

— Язва, — меня порывисто прижали к себе, сильно-сильно. И протянули негромко с нескрываемым облегчением. — Какая же ты язва, Анют…

Я только гнусаво хихикнула и уткнулась носом в его грудь. Меня обняли в ответ, ласково поглаживая по спине, давая понять, что теперь уже все действительно в порядке.

Да я и сама поняла, что меня только сейчас начало окончательно отпускать…

Он был рядом, он приехал, он нашел меня. А всё остальное не так уж и важно.

— Богдан! — резкий окрик Никиты прозвучал неожиданно среди ночной трассы в окружении заснеженных полей.

Машинально обернувшись на крик, я подняла голову и увидела летящую прямо на нас невесть откуда взявшуюся машину…

Фары резанули по глазам, ослепляя, машину, скорее всего вывернувшую из-за моста, занесло на скользкой дроге и теперь мотало из стороны в сторону.

Я не поняла, как оказалась прижатой к серебристому боку «Ауди». Все происходило слишком быстро — белоснежный внедорожник боком пронес мимо, обдав порывом ледяного ветра и оцарапав кожу тысячами мелких льдинок из-под колес. Нас не зацепил только чудом, но в следующий момент махина, совершив очередной вираж, с ходу влетела в припаркованную на той стороне дороге мою машину!

— Нет! — я рванулась вперед, не сумев сдержаться. На моих глазах с ужасающим грохотом и треском оба автомобиля улетели в кювет. — Нет!

— Аня, стой! — меня перехватили поперек талии чьи-то руки, не давая перебежать дорогу. — Ты уже ничем не поможешь!

— Отпусти, — я попыталась вырваться, отчетливо поимая, что там, в овраге сейчас лежит моя машина, покореженная, наверняка разбитая и совсем одна! — Отпусти меня!

Но меня все равно удержали, не давая вырваться. Как бы я не брыкалась, не пытались разжать руки, сомкнувшиеся на моей талии мертвой хваткой, как бы ни кричала — меня все равно не отпустили.

А я билась, вырывалась, кричала и плакала, не желая осознавать, что моего любимца, моей обожаемой машины, моего самого дорого малыша теперь больше нет.

И отчаянные, вырвавшиеся из груди рыдания потонули в громком, ослепительно-ярком взрыве.

Приходить в себя не хотелось. Не хотелось возвращаться в этот гребаный мир, открывать глаза, куда-то идти, с кем-то говорить, что-то делать.

Просто не хотелось. Внутри чувствовалась даже не опустошенность, разбитость или напряжение, а просто пустота. Холодная, равнодушная, отчужденная.

Просыпаться не хотелось.

И все-таки…

Открыв глаза, с минуту просто вглядывалась в окружающее пространство, не узнавая его. Я точно знала, что прямоугольная небольшая комната с огромным окном в пол и балконной дверью была мне незнакома. Огромный стеллаж из темного лакированного дерева от пола до потолка, весь заставленный аккуратными рядами книг я тоже видела впервые. Как и большой письменный стол с открытым ноутбуком перед ним, под неярким светом простой настольной лампы.

Медленно, как-то слишком медленно поднявшись с длинного дивана у стены, на котором лежала, закуталась в тонкий пушистый плед и, не совсем понимая, что делаю и зачем, подошла к столу. Обошла его, оглядывая темную матовую поверхность, и отстраненно заметила две вещи, расположившиеся у подставки с канцелярской мелочью вроде ручек и карандашей.

Нахмурилась, пытаясь понять, откуда мне они знакомы и, ощутив неудобство, коснулась пальцами брови. Надо же, лейкопластырь…

Облизнув губу, поморщившись, когда задела коросту в том месте, где я ее прокусила, снова перевела взгляд на вещицы, никак не вписывающиеся в окружающую обстановку.

Маленькая карикатурная фигурка Дарта Вейдера и небольшой бордовый плюшевый мишка…

Внутри что-то колыхнулось, но слишком слабо, чтобы обращать на это внимание. Взяв мягкую игрушку в руки, отстраненно коснулась шипов на пузе, провела по круглым ушкам, коснулась маленького носика, и равнодушно посадила обратно на стол, переводя взгляд на светящийся экран ноутбука.

А там, среди многочисленных рабочих файлов и папок, на меня смотрела я.

Счастливая до безобразия, с улыбкой в пол лица, в привычных джинсах, любимых кедах, лежа на капоте моего единственного, сверкающего на солнце малыша…

Сковавшая меня изнутри корка льда на какой-то миг треснула.

Но от попыток вспомнить и осознать все, что со мной случилось, отвлек знакомый, громкий и требовательный писк.

Поправляя на плечах плед, я встала. Проходя мимо светлой воздушной тюли, закрывающей окно, машинально отмечая, что за окном еще (или уже?) темно, я внимательно всмотрелась в угол за диваном, далеко не сразу поверив своим глазам и тому, что я там увидела.

Высокая большая клетка, а в ней, цепляясь крохотными пальчиками за прутья, ползал, возмущенно попискивая, мой полосатый сахарный опоссум…

Когда открылась дверь, я уже знала, кто войдет в этот небольшой, но уютный кабинет. И произнесла, сидя прямо на полу, поглаживая довольно замершую летягу, которую достала из знакомой клетки:

— Так она все это время была у тебя?

— Да, — послышался в ответ такой знакомый голос… А во льду появилась еще одна глубокая трещина.

Вернув возмущенного таким фактом зверька обратно в клетку, я поднялась, кутаясь в плед и повернулась. Он стоял напротив, всего в каких-то пяти шагах от меня. Те же черные джинсы и свитер, серебристо-пепельные волосы, расслабленное тело, спокойное лицо… и взволнованные небесно-голубые глаза. И впервые при виде него у меня внутри ничего не дрогнуло.

— Что со мной? — тихий шепот вырвался поневоле, заставляя удивляться, каким хриплым и слабым он был.

Вздохнув, Богдан подошел и просто обнял меня, прижав голову к своей груди, и негромко произнес, объясняя и легонько поглаживая по спине:

— Транквилизаторы, Анют. Ты еще не отошла.

Ну да, наверное…

Воспоминания в голове плавали, словно ленивые мухи. И попадаться под руку упорно не хотело ни одно из них. Как и чувства, невесть куда запропастившиеся. И лишь спустя долгое, очень долгое время я поняла, что впервые за прошедший месяц мне стало вдруг тепло…

— Анют, — отстранившись, парень обхватил мое лицо ладонями, пальцами поглаживая щеки и пристально глядя в мои глаза мягким, спокойным взглядом. Тихий шепот неожиданно пробрал до костей. — Анют…

И лед треснул окончательно!

Нет, я не ревела в голос. И не кричала, и даже не билась в истерике.

Я просто тихо плакала, прижимаясь к такой родной, любимой и надежной груди…

— Иди сюда, — когда поток слез стал утихать, Богдан взял меня за руку и утянул на диван. Сел сам, усадил меня на свои колени и крепко обнял, откидываясь на спинку. И он ничего не говорил. Он знал, что это не нужно. Как всегда знал…

Заговорила я сама и намного позднее, когда слезы закончились совсем, и я просто сидела у него на коленях, прижимаясь к его груди, как маленькая девочка, а он спокойно гладил меня по волосам. Так… понимающе и очень нежно.