Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 37

- Неожиданная встреча, Юлия Владимировна, - тонкие чувственные губы отзеркаливают мою улыбку, а оттенок глаз остается прежним, светло-кофейным, не углубляя своего цвета до засасывающей тьмы. – Надеюсь, вам понравилось?

Ева сжимает мою ногу изо всех сил, и я едва не шиплю от боли. Зрительный контакт разорван, я поворачиваюсь к дочери, не успев ответить. Вашу мать, только этого мне сейчас не хватало! Мне не надо пояснять природу смущенно-игривой улыбки Евы, трепет ресничек, накручивание прядей на пальчики и попытку спрятаться за мою спину – нет, не от страха, оттуда так удобно выглядывать и строить глазки. И ладно бы своему ровеснику, который изо всех сил делает вид, что девчонки не достойны его мальчишеского внимания.

Я едва не зашипела. Принц Эрик собственной персоной, и какого я еще не на коленях с подобным выражением лица перед его сиятельством. С трудом удерживаю прежнюю приветливую улыбку, сообразив, что пауза между приветствием и моим замешательством становится недопустимо затянутой.

- Добрый вечер, Дмитрий Валерьевич. – Мне показалось, или его брови удивленно приподнялись?

А нечему удивляться. Забудешь твоего папашу и все ваше долбанное семейство иллюминатов этого города, как же! Даже амнезия не спасет с твоей экспансией просторов всемирной сети и телевидения, как и моего личного пространства в последнее время! Я мысленно приказываю себе успокоиться и не брызгать ментальным токсином, подобно очковой кобре, – глаза, зеркало души, палят меня с головой. Чего не скажешь о нем – этот взгляд светло-карих глаз словно пытается убедить меня в снисходительном дружелюбии, интересе из-за вежливости, а на деле окатывает холодной волной равнодушия.

– Сегодняшний праздник, отвечу словами моей любимой песни, «вище неба». Вы действительно сделаете наш город самым лучшим не только в Украине.

- Да все не настолько грандиозно. Признаться, я не руководил организацией мероприятия.

- Вам понравилось? – пользуюсь тактическим ходом двусмысленности и перевожу взгляд на маленькую копию Димы. Моя теплая улыбка почти сразу рикошетит от осязаемого купола детской серьезности с оттенком ревности и осторожности, а пальцы немеют от секундной неловкости под изучающим взглядом маленького Лаврова. Обычно дети меня любят, но здесь эта закономерность потерпела сокрушительный провал. Губы его сына сжаты в такую же плотную линию, только ладошки сжимаются в кулачки – единственное, что выдает смущение и тщательно завуалированный испуг. Недостаток внимания, отсутствие матери рядом и, как следствие, детское неприятие всех без исключения девчонок рядом? Еву он вообще, кажется, не заметил, а дочери не до него – у нее началась кокетливая игра в гляделки с Димой. Я знаю, как любит моя горлинка флиртовать со взрослыми дядями, закатывая глазки и не стесняясь проявления эмоций, раньше меня это умиляло до невозможности, но сейчас… я сама не понимаю, откуда взялись иглы вымораживающего холода, и почему они так болезненно впиваются в позвоночные диски атакой тревоги, которая выбивает испарину вдоль спины и беспричинную слабость. Мои руки ищут опору в виде плечей дочери, для этого приходится несколько резковато притянуть ее к себе. Думаете, это что-то меняет? Маленькая кокетка уже разошлась не на шутку, я теряю взгляд Лаврова, отмечая, насколько сильно он потеплел, и как изменилась улыбка. Такую за все время нашего знакомства я не видела ни разу.

- И как зовут маленькую леди? – вкрадчивый голос расслабленного хищника режет по нервам циркулярной пилой, а горло стягивает удушливой пленкой внезапной тревоги. Ева сбрасывает мои ладони резким движением плеч и гордо вскидывает голову.

- Евангелина! – ручки тянутся к двум густым хвостикам, чтобы игриво прикрыть волосами подбородок. От смущения уже не осталось и следа, юная принцесса пересекла зону комфорта со своим внезапно ожившим воображаемым другом.

- И вам понравилось сегодня, Евангелина?

Лавров, твою мать, закрой рот. Прекрати эти гребаные игры с детьми, этот фальшивый театр охуенного родителя! Чего ты хочешь добиться этой долбанной показухой? Или я не знаю, что именно ты из себя представляешь?

- Понравилось! – Ева приподнимает руку, и я едва не закатываю глаза, когда она повторяет жест всех топ-моделей страны, проведя тыльной стороной ладошки от виска к губкам. – Только вот… Мама сказала, что мне нельзя в тир стрелять, девочки должны играть в другие игрушки! Я вот с этой… позицией в корне не согласна!

Мне бы рассмеяться от умиления, но я сжимаю зубы до ощутимой боли, только улыбаюсь натянутой улыбкой, перехватив посветлевший взгляд мэра. Эти глаза могут, оказывается, согревать своим теплом и нежностью даже спустя время, но я очень хорошо помню, что еще они могут. Я гоню эти воспоминания прочь, понимая, что один нервный жест – и моя тревога перейдет к Еве, а за ее спокойствие я готова разбить себе лоб. Какой-то проблеск, подобно вспышке зарницы, мелькает в янтарной глубине его посветлевших глаз, и мое сердце непроизвольно сжимается – но не от страха или тревоги… я не могу этого объяснить. Неловкость? Чувство вины? Проснувшееся недоверие? Теряю нить мужского взгляда, когда его сын впервые за все время подает голос.

- Не разрешила тебе стрелять в тире? Как же так?

Вновь контакт наших взглядов нарушен, и мы синхронно поворачиваем головы. Твой сын, забыла его имя, смотрит на Еву со смесью сочувствия и интереса.

- Сказала, что девчонкам там не место!

- Что ж ты, мама? – укоризненно, но с нотками веселья в голосе спрашивает Дима, но я не смотрю в его сторону, потому как сейчас две пары детских глаз смотрят на меня, как на злобную мачеху из сказки. Мне надо что-то сказать, и я рисую на лице смущение.

- Я просто не умею стрелять, и очень боюсь оружия.

- Вот глупая! – Лавров-младший картинно всплескивает руками. – Оно же там не настоящее! Только стреляет громко, но для трусишек есть специальные наушники! Как можно бояться, если там никого не убивают?

- Не знаю, - Эрик Берн переворачивается в гробу от смен ипостасей взрослый-родитель-ребенок, а я стараюсь не замечать, насколько сильно сын похож на отца, потому что ощущение ментолового холода вернулось, и его не в состоянии пробить даже детская непосредственность. – Но если мужчина утверждает, что это не опасно…

- Конечно! Папа, скажи ей!

- Я думаю, тетя Юля не боится опасности. Просто всегда трезво оценивает свои силы.

Ледяные шипы ощетинились микроскопическими иголочками, и у меня перехватывает дыхание от нового приступа паники. Я не понимаю, как еще улыбаюсь, тяну Еву за руку и опускаю глаза, чтобы не напугать ее.

- Маленький, давай в машину к дяде Боре. И пусть поставит твою любимую музыку.

- Мама!

- И даст тебе твои любимые «Рафаэлки».

Ева не спешит уходить. Я ее понимаю, но ничего не могу поделать с панической атакой, которая лишает меня кислорода в буквальном смысле слова.

- Я не хочу в машину! Я хочу в тир!

Досчитать до пяти. Встретить недовольный взгляд дочурки без опасения напугать, и тепло улыбнуться.

- Хорошо. Давай мне сейчас дядя Дима, - я надеюсь, что смогла сказать это ровным голосом, а не процедить сквозь зубы, - расскажет, как правильно стрелять, а завтра мы приедем и будем учиться. Хочешь? Тогда подожди в машине, пока мы поговорим.

- Пока! – обреченно выдыхает Ева, кивнув на прощание маленькому Лаврову. Со старшим же ее поведение меняет свою полярность в один момент – в глазах пляшет танец толпа маленьких бесенят, а пальчики кокетливо теребят пуговицу пальто. Они продолжают смотреть друг на друга, как два заговорщика, а когда хлопает дверца машины, я непроизвольно вздрагиваю, как от удара. Вашу мать. Почему мне настолько страшно в обстановке, которая должна была развеять все мои опасения и страхи, как пепел по ветру? Почему я умом понимаю, что сейчас в самой что ни на есть настоящей безопасности, но сердце колотится в убивающей аритмии, не в состоянии внять доводам рассудка?

- Данил! – едва не вздрагиваю от голоса Лаврова. Вот, значит, как зовут его сына. Поднимаю глаза, стремясь показать, что мне не страшно и вполне комфортно. Дима театрально бьет себя по лбу, словно забыл что-то очень важное. – Мы же забыли! На твою деревню наверняка напали орки, пока мы были в тире! Быстренько, иди и отбей атаки. Я сейчас вернусь, и мы захватим их земли!