Герои и злодеи (СИ) - "Schneewolf" - Страница 38

Воспоминания вновь всколыхнули старые обиды и унижения, которые сотворили с ним пять лет назад. В школе ему пришлось несладко, да и дома он не знал покоя. Это был, пожалуй, худший год в его жизни. Он не мог со всем этим справиться, возненавидел школу и домой идти было тошно. Стоило ему прогулять и пропустить уроки, чтобы избежать встречи с хулиганами, как отцовского наказания было не миновать. А в школе шайка уродов, словно свора шакалов, окружала его, и день ото дня проходить через это становилось невыносимо. Они дразнили и издевались, били и вытряхивали скудные сбережения шестиклассника. Как бы он не пытался отбиваться, расклад всегда один и тот же: один против четверых — шансов не было. Он мучился целый год, и наступил момент крайнего отчаяния, когда он задумался о том, чтобы покончить со всем этим навсегда. Но не смог, хотя к десяти годам жизнь предстала перед ним безрадостной и горькой, он понимал, что стоит сделать этот шаг, и ничего плохого больше не произойдёт, но и хорошего тоже, ни через день, ни через год, ни через десять лет. Да и признаться честно, ему стало страшно, когда он накинул петлю на шею, поставив на стол табурет, в том самом подвале, где был заперт прошлым летом. Сырость капала слезами с потолка, а в соседнем дворе громко смеялись дети и звенел велосипедный звонок, солнечное майское утро весёлым гомоном заливалось за бетонной стеной. Ему хватило и трёх минут, чтобы осознать, что этот весёлый праздник будет продолжаться и без него, и никто не пожалеет, не вспомнит о нём, что он никому не нужен и в этот майский день, и в любой другой, за все прошедшие годы. Он снял верёвку, поставил на место табурет и закрыл дверь в подвал, словно на автопилоте выполняя все действия. В своей комнате его долго колотило мелкой дрожью и трясло от рыданий. А после он успокоился, и понял, что никто кроме него самого не позаботится о нём. И если он не может совладать со всеми сразу, значит расплатиться с каждым по отдельности. Если с отцом он ничего не мог поделать, то расправиться со школьными отбросами по одному ему по силам.

Три года ушло на то, чтобы разделаться с тройкой шакалов. Осень, слякотный и промозглый ноябрь. Рамси перешёл в седьмой класс, и не малую часть лета и осени провёл в тренировках. Научился крепко держать цепь в руках и как следует наносить ей удары, опытным путём, набив себе немало синяков и рассадив не раз костяшки, от того, что не смог удержать тяжёлые металлические звенья, и они со свистом пролетали по нему самому. Он решил, как накажет первого подонка. Три месяца он выслеживал его и просчитывал, как лучше осуществить месть. Он встретил его поздним вечером на тёмной парковой аллее, подальше от еле освящавших путь, редких фонарей. Надвинув шапку на глаза и половину лица закрыв шарфом, так, что голос звучал незнакомо и глухо, он вышел на посыпанную гравием, дорожку.

— Привет, а я тебя жду, — и где-то в глубине за слоем шерстяной ткани, его губы тронула нервная усмешка, но между тем была и твёрдая уверенность в своей правоте, что придавала сил.

— Ты чего, малёк, выскочил как чёрт из табакерки?! — поддатый хулиган отпрянул от неожиданности, и уронил бутылку, что держал в руках, разбив её вдребезги. Но быстро сообразив, что перед ним всего лишь дерзкий пацанёнок, выплюнул пожёванный окурок, и протянул к нему руку.

— Иди сюда мальчик, научу уважению к старшим, — хулиган, предвкушал, как отделает нахального малолетку и нетвёрдой походкой шагнул к нему.

Рамси недолго думая, отскочил, увернувшись от липких пальцев, и огрел его цепью. Он услышал поток нецензурной брани и вновь увернулся, избегая хватки подонка. Теперь он лупил со всей силы, не останавливаясь, и успевая во время отпрыгнуть и уклониться, от ответного удара. Схватка была недолгой, он даже запыхаться не успел, а хулиган стоял перед ним на четвереньках на мокрой грязной траве. Только Рамси никак не мог остановиться, обида и ярость, словно пеленой стояли перед глазами, и он продолжал наносить удары и только хриплые мольбы о пощаде отрезвили его. Он опустил цепь, и, не оглядываясь, смотался прочь из парка. Добежав до набережной, утопил цепь в реке, и уже спокойным шагом вернулся домой. С одной стороны ему стало намного легче, хулиган заслужил такой участи, но с другой стороны страшно и противно, словно сам извалялся в грязи. И он убеждал себя, что смог бы остановиться в любом случае.

Второго упыря он встретил летом в начале июня. Рамси тогда, только отметил своё двенадцатилетие. Он внезапно наткнулся на второго хулигана на площади. Тот его не заметил, или не узнал, солнечным днём народу у фонтана оказалось порядочно, и Рамси без проблем растворился в толпе. С тех пор он следил за ним, и многое узнал. Этот мудак не только детей обижал, но не гнушался и причинять боль беззащитным животным, замучить до смерти бездомную кошку, или закидать камнями бродячую собаку было для него в порядке вещей, а ещё стрелять из рогатки в птиц, и откручивать подбитым голубям головы. Рамси не пришлось долго думать, как же с ним поступить. Этот урод часто проводил время на маленькой круглой площади у фонтана, на пересечении трёх улиц. Там старушки подкармливали птиц хлебными крошками. Он приходил туда в сумерках, и подкидывал ленивым птицам зёрнышки, чтобы потом подстрелить и замучить их.

Рамси наблюдал за ним из полукруглой арки, что вела на оживлённую улицу, до самых сумерек. Он дождался, пока исчезнуть последние редкие прохожие, и вышел из тёмной арки, держа руки в карманах ветровки. В правой руке сжимая рукоятку дешевого кнопочного ножа. Хулиган был слишком увлечён собиранием подбитых птиц в мешок, и не сразу заметил его. Рамси подошёл с боку и молча, всадил ему нож в бедро по самую рукоять, у него не так много времени, пока подонок не очухается, и не вкатает его в асфальт. Он со всей силы толкнул его к фонарному столбу позади, пока тот орал и корчился от боли. Рамси в один миг вынул из рюкзака прочную капроновую верёвку, которую купил специально для этой цели два дня назад, и быстро примотал его к столбу, затянув как можно крепче узлы, чтобы он не смог освободиться.

— Я тебе хочу объяснить, что ты плохо поступаешь. Нельзя обижать маленьких и слабых, — глухо произнёс Рамси, сквозь завязанное банданой лицо. В светлых глазах его, которые скрывались в тени козырька кепки, не мелькнуло в этот раз ни капли жалости. Хулиган угрожал, что расправиться с ним, когда освободится, но Рамси его не слушал, встал на скамейку у столба и заклеил ему рот скотчем. Он поступил с ним, так же, как и он: кидая камни в бродячих псов, этот отморозок теперь на своей шкуре испытал их боль. Рамси ушёл, когда тот безвольно обвис на верёвках, не забыв забрать нож, и также похоронить его на дне реки. Вода лучше всего умеет хранить секреты.

Черёд третьего хулигана настал на следующий год. Рамси к тому моменту исполнилось тринадцать, он учился в девятом классе, и теперь уже его никто не обижал в школе, скорее чурались как прокажённого. Он два года назад обрёл в тусовке друзей, единомышленников и братьев. А по мнению, родителей благополучных детишек, водился с изгоями и отбросами общества. Педагоги считали его мрачным и хамоватым типом, бандитом и грубияном и пророчили колонию для малолетних преступников. Стоило лишь сменить отутюженные рубашки и пиджаки на чёрные футболки и балахон, а брюки со стрелочками на расшитые нашивками, джинсы и тяжёлые гриндера, как тут же попадаешь в список хулиганов и негодяев. В средней школе хоть и была обязательная форма, но торбу, и чёрные гриндера никто не мог запретить, а на дополнительные занятия вроде школьного оркестра он всегда приходил, как хотел. Пусть лучше считают психом и боятся, чем бьют и дразнят, как раньше, он с удовольствием держал марку отшибленного на всю голову непредсказуемого панка. Слухи по школе ходили разные, и о том, как он расправился с теми двумя кретинами, тоже шептались в своё время. Старых врагов он не забыл.

Морозным январским утром, спрятавшись за мусорными баками, он отслеживал последнего мучителя. Этому придурку, родители недавно приобрели мопед, и он гонял на нём по району как бешеный, хорошо ещё никого не сбил пока, а может и сбил, этого Рамси не знал. Зато знал, что своёго стального зверя он любит до безумия. Обычно он выгонял мопед во двор в половине седьмого, и, порядка двадцати минут торчал в доме, а потом уезжал по своим делам, родители и его младшая сестрёнка уходили из дома в восемь пятнадцать.