Пыльными дорогами. Путница (СИ) - "Amalie Brook" - Страница 51

- Запрещено нашим законом за нитку эту дергать, - ответил Всеслав. - Темную волшбу нельзя над человеком творить. А кто и решается подчинять, так расплатится дорого после. Боги не люди - видят больше нашего.

- Раз уж увидела она, позволь встать? - протянул Тишка тоненьким голоском.

- Неужто Вёльмы боишься?

- А чего ж не бояться? - шут даже пригнулся. - Силы в ней лихой много. Чуть не подумает и раздавит, рукой махнув.

Я невольно заулыбалась от такой похвалы. Дурак вещий, а все ж видит!

- Тут ты прав, Тиша. Ладно уж, ступай.

- Охохохонюшки! - шут вскочил со стула и кувыркнулся. - Омела - дивный цвет, омела дурманит...

Пропел и укатился кубарем прочь.

- А что это он про омелу все твердит? - нахмурился Всеслав.

- Почем мне знать? - лишь развела руками в ответ.

Какая такая омела? Ни слова про омелу не знаю!

***

Есть в году день, который в Беларде Истоминым зовется. Отмечают его второго дня ревуна-месяца. Сказывают, в день тот вся нечисть, что по земле гуляла, в воду возвращается и нельзя более купаться ни в реках, ни в озерах. А кто и решится, так поплатится - то хворь какую получит, а то и вовсе утопнет.

Повелось с давних пор, что в день этот народ белардский с водой до следующего лета прощается и благодарит за тепло прошедшее. На берегах рек и озер праздники устраивают, через костер прыгают, хороводы водят, пиво хмельное пьют. Весь день и всю ночь гуляют - не велят работать заветы предков.

Вся Трайта многоголосая, казалось, на берега Марвы высыпала. Да и не просто погулять, а помощи и прощения у воды испросить. Знают люди, что война на южных границах идет. Далече пока, да ведь кто поручится, что басурмане до стен стольного града не дойдут? А вода - она всегда заступница. Без нее жизни не будет - ни траве не расти, ни дереву не подняться, ни человеку жажду утолить.

В былые времена вода споры разрешала, выбирала, кто виновен, а кто нет. Нынче обычай этот запрещен князем - пусть, мол, суд решает людской, а не сила природная. Хотя и сказывают, в глухих краях, тех, что у гор притаились, на востоке, до сих пор правого водой иль огнем выбирают.

Не видела я, как раньше Истомин день справляют да сейчас вижу, что нет прежнего веселья в людях. Смеются, пляшут, а в глазах печаль.

Девка одна, моложе меня будет, подошла к самой воде, разулась, подол платья придержала и по колено в Марву вошла. Сняла с косы своей красную ленту, к ней монету серебряную добавила и в реку бросила. Монета та плюхнулась громко и утонула, а лента поплыла прочь из города, по течению быстрой Марвы.

- За что подношение богам отправила, сестрица? - спросила, дождавшись, пока девка на берег выйдет.

- Милый мой с дружиной уехал на юг, - ответила та, быстро обувая озябшие ноги. - Хочу, чтоб невредимым вернулся.

- Вернется, если молиться за него станешь.

- Каждый день на святилище хожу, - ответила она, грустно опуская глаза. Ладная девка - белокурая, голубоглазая, невысокая и стройная. Повезло жениху ее. - Да ты никак чародейка будешь? - спросила, заметив медальон на груди.

- Не чародейка еще, ученица только.

- Может, скажешь, вернется ли мой любимый?

Я только помотала головой.

- К вещунам иди, они расскажут. А мне предсказывать не дано.

- Жалко, - улыбнулась девушка. - Пойду я. Счастливого праздника тебе.

- И тебе, - ответила.

На обеих берегах поставили столы. Костры разожженные все выше и выше вздымались - гудели, пожирая сужие поленья.

Народ толпами высыпал, ожидая князя Мстислава. Уж стемнело совсем, а все не было его никак. Люд не спешил расходиться. Поглядеть на то, как вождь их выйдет и воде подношение сделает, всем хотелось.

Я укуталась плотнее в простую шерстяную шаль. Пока мне и такая сгодится. Дом Предсказаний каждому чародею жалованье платил. Ученикам и тем немного полагалось. Устала уж я нахлебницей в доме Велимира жить - часть монет сразу Хельге отдала, а часть себе припрятала.

- Выйдет ли князь? Может, зря стоим? - спросила я, оглянувшись на Ладимира. Тот за спиной моей стоял.

- Мстислав покажется. Не бросит же свой народ в такой час.

- Князья завсегда народ бросают, - вставил Осьмуша. - В Зарецком вон что ни князь, так все сбежать норовил. Перессорит города меж собой и наутек в Феранию или Ельнию. Кто их найдет там - да никто! А народу сожженные дома отстраивать!

- Сравнил тоже, - хмыкнул Ладимир. - Зарецкие ваши - шелупонь одна. Мстиславу и в подметки не годятся.

- Ну вот и поглядим, каковы ваши белардские князья, - самодовольно заявил перевертыш.

Издали заметила я Всеслава и Варвару. Они на другом берегу Трайты стояли, на деревянной пристани, среди приближенных князя. Тишка-плут там же был. Кувыркался, что-то выкрикивал и смешил бояр. У ног Варвары сидел Василёк - кот. Мирно, не дергаясь, поглядывая кругом умными глазами. Велимир тоже с чародеями своими был, а нас, учеников, не допустили. Вот и стояли мы на другом берегу, с простым людом.

- С кем это ты у воды говорила? - спросил Ладимир, склонившись ко мне.

- С девкой одной. Она любимого с войны ждет.

- Всегда ты найдешь, с кем словом обмолвиться.

- Разве ж плохо, ежели с любым сговорить могу?

- Так я ничего. Ладно это, Вёльма, ладно, - положил мне руки на плечи. - Не замерзла?

- А с тобой мне всегда тепло, - ответила.

Осьмуша покосился на нас, но слова не сказал. Не нравится ему Ладимир, того он зубы и точит.

Вдруг народ притих - на пристани князь показался. Высокий, статный, в золотом обруче и красном плаще поверх черного платья. Не след князю ярко рядиться, когда народ в беде.

Остановился Мстислав, с боярами, дружинниками и чародеями поздоровался, потом дальше прошел, народу слово сказал и поклонился. Люд довольно зашептался и все, как один, склонились князю в ответ.

Мальчик-прислужник поднес князю ковш. Мстислав взял его и поднял на вытянутых руках.

- Прими, мать-река, благодарность за теплоту и заботу. Защити и сбереги детей своих, дай сил одолеть лютого врага, - проговорил.

Опустился на одно колено и вылил в Марву белую жидкость - молоко. После князь снял с пояса кошель и несколько золотых монет бросил. Еще взял нож и кусок алой ткани от плаща отрезал.

Потом поднялся, еще раз поклонился.

- Мир вам, люди добрые.

И ушел.

Больше Мстислава в тот вечер на берегу не видели.

- А это кто такая? - спросила я, увидев, как среди приближенных князя, следующих его примеру, появилась белокурая девушка в темно-синем корзно, с закрытым лицом.

- Княжна Сияна, наверное, младшая дочь Мстислава.

- Не знала, что у него еще и дочь есть, - только пожала плечами я.

- Она редко появляется на людях. Ельнийскому королевичу в жены обещана. Ну что, Вёльма, насмотрелись, пойдем гулять что ли?

- Пойдем, - улыбнулась я и взяла Ладимира под руку.

Плевать мне, что люди скажут.

Колдовской огонь разгорался все сильнее. Манил к себе, чаровал, без оков в плен брал.

Смотрела я на него и будто тонула в сиянии бесконечном. То ли волшба лунная вновь сказалась, то ли хмель в крови бродил, а будто горела сама.

Музыка рекой лилась, переплетаясь в ленту грез, вилась все выше и к самым небесам уносила. Ноги в пляс так и просились - невозможно на месте усидеть. Осьмуша и тот поддался ночной волшбе. Ишь, как лихо выплясывает с какой-то пышной девкой на пару. Совсем осмелел наш перевертыш.

Неподалеку парни костер разводили. Все выше его пламя поднималось, новых и новых пленников завлекая. Искры улетали в черное небо, покрытое зернами звезд. Как бы птаха нынче не испугалась да не опалила крылья, пролетая над здешней землей!

Средь толпы вдруг почудилось, что вижу я Варвару. Не одну, а мужиком каким-то - лица не разглядела. Чародейка будто улыбнулась мне быстро и скрылась опять в бесконечном хороводе людей.

Жалейка и гусли наперебой хвастались своим умением веселить людей. Где-то дальше били в барабаны, слышались песни. Я сразу вспомнила, как однажды побывала на дне Купалы. Было мне тогда пятнадцать лет. Помню, даже венок сделала - как все девки, надеялась, что к счастью приведет он - пошла следом, а он, окаянный, взял да и утонул. С тех пор я и поняла, что трудно будет счастье отыскать. Оно ведь как венок тот - то в руках держить, то хоть под воду нырни не достанешь.