Самая длинная ночь в году - Тур Тереза - Страница 27

— Конечно. Остальное — привезут.

— А знаешь, я за этот год готовить научилась. Вот, — она сделала приглашающий жест рукой. — Пожалуйте, ваше сиятельство!

Он поцеловал ей ручки и заверил, что в еде он абсолютно неприхотлив:

— Вот только всяких морских гадов не люблю…

— И креветок? — спросила его с ужасом Ирина.

— И креветок. Терпеть не могу.

— Ты же у меня в гостях ел и нахваливал, — возмутилась она. — И потом мы с тобой в Мирограде в ресторанчике были — там тоже…

— Я во время Черной войны и перловку нахваливал, особенно если она горячая была, — рассмеялся князь. — Это же не значит, что она вкусная. А уж ради вашего, Ирина Алексеевна, удовольствия…

— Какие жертвы!

— Почему жертвы, — обиделся он. — Я хотел тебя порадовать.

Ира подошла, посмотрела в его глаза, потом сказала очень тихо и серьезно:

— Спасибо.

Он легонько поцеловал ее в макушку:

— Ладно, кормите меня. Согласен на все!

— Сейчас, конечно, — засуетилась она. — Только я не нашла, где скатерти.

— Вот уж чего не знаю — того не знаю.

Скатерть он нашел — подумаешь, поднял дежурных по гарнизону. Они и нашли, у кого спросить. А кто сказал, что служба в Имперской армии, особенно в таких привилегированных частях, как Министерство безопасности Поморья, — это легко?!

Как отужинали — было и правда очень вкусно, — князь Андрей потащил ее в библиотеку.

— Надо убрать со стола, — протестовала она.

— Глупости! Надо идти со мной!

— Нехорошо, Андрей! Надо все отнести хотя бы на кухню — я помою позже.

Вместо ответа он подхватил ее на руки.

— Андрей Николаевич, это тирания! — возмутилась Ирина.

Великий князь Радомиров вдруг тяжело вздохнул. То, что происходит между ними, — это сказочно хорошо. Это просто подарок Небес какой-то… Но вот потом, когда они вернутся в столицу… Как жаль, что работу его Министерства от того, что у него приключилась большая светлая любовь, никто не отменит…

Он обнял Иру еще крепче. Понял, что она гладит его по голове.

— Ничего, — проговорил он. — Все хорошо…

И отправился с ней на руках туда, куда собирался, — в библиотеку.

— Я — князь, и мне положено музицировать. И потом, у меня для тебя сюрприз. Я кое-что написал. Для тебя.

— Ты — музыкант? — удивилась Ирина.

— Нет конечно. Но меня учили — как и всех. Уроки эти я любил, поэтому надеюсь доставить тебе удовольствие!

— С ума сойти!

— Только не смейся… прошу.

— Я не буду…

Он удивительно легко и изящно уселся за рояль, нежно тронул клавиши. Тихая, нежная мелодия укутала ее плечи. Ласково, но настойчиво подтолкнула в мир грез, и Ирина пошла за ней — туда, где звенящая вьюга, туда, где жемчужное море, где хрустальные замки и прозрачные льды. Туда, куда нестерпимо манил уютный бархат его чарующего голоса:

— Ирочка, почему ты плачешь? — склонился он над ней, когда закончил читать.

— Не знаю… — вздохнула она. — Это словно сказка. Словно чудо. Словно не со мной…

— Меня тоже мучит эта мысль. Мысль о том, что придется выйти из этого дома, вернуться…

Она забралась к нему на колени, уткнулась в плечо:

— Но мы ведь всегда сможем убежать сюда ото всех?

— Конечно, — солгал он.

Джанхот. Она

Какая-то недоговоренность повисла между нами, как пелена дождя… Как-то резко стало не о чем говорить, зато было о чем подумать. О нем, о его положении, о нашем неравном браке. О своем недопустимом поведении — как с точки зрения норм поведения, так и собственных принципов. О том, что я вынуждена буду поменять свою жизнь…

Рассвет приближался, время на светящемся шаре мигало яркими цифрами, как когда-то на моей брошенной кухне, где я спасала незнакомца. Тогда я с ними разговаривала — со светящимися шарами. У меня даже было три знакомых шарика со Снежного бульвара. Я была уверена, что эти трое, что провожали меня до дома, — каждый раз были одни и те же. Надо будет их навестить. Поделиться своими страхами и сомнениями, как в старые добрые времена. Небеса, что же я делаю со своей жизнью?

Посмотрела на Андрея — кольнула зависть. Лежит и сладко сопит. «Это первый раз в моей жизни»… Первый раз в моей жизни у меня были отношения. С моим первым мужчиной.

Я вспомнила его приказ — холодный, надменный — когда опять сунулась убрать со стола:

— Оставь ЭТО немедленно! Ты не прислуга.

И меня опять подхватили на руки и унесли в спальню.

Вспомнился его голос, которым он говорил с молодыми людьми…

Кто же ты, Радомиров Андрей Николаевич, Великий князь, мой жених? Какой ты на самом деле? Будет ли мне место рядом с тобой?..

А вот странно: когда меня разыскивали сотрудники князя Радомирова — они ведь не могли не поговорить с целительницами? Значит, женщины лгали. Но меня не выдали…

Первые несколько месяцев после бегства я металась по стране. Обращалась ко всем знакомым целительницам, консультировалась у всех, кого знала, — раз за разом выслушивая свой приговор: ждать и не покидать то место, где я потеряла Дар.

И я прибыла в Джанхот. Купила дом, но не смогла просто сидеть в нем и страдать. Подумала, где еще могут пригодиться мои знания, — и устроилась в ближайшую школу для девочек — преподавать биологию и химию. Дети помогали чувствовать себя живой. И нужной… А сейчас мне придется все это бросить.

Появилась своя жизнь — как-то незаметно обросла за год знакомствами в этом городке. Даже, неожиданно для себя, подружилась с несколькими молодыми учительницами. Я привыкла вести дом, вести свое хозяйство. Поскольку деньги надо было экономить, научилась готовить. И убирать. Поняла, что меня это успокаивает…

Подлетел шарик, хотя я не призывала — пять утра. Все-таки они живые, эти шары. Посмотрела на спящего Андрея. Вспомнила, что ему надо много спать, чтобы восстановить силы, — и тихонько выскользнула из кровати.

Да в самом деле! Ладно — свою жизнь! Почему я должна менять себя?! Вот есть у меня потребность со стола убрать — потому что так правильно. Потому что потом отскабливать посуду будет проблематично — даже если не я ее буду мыть! А это… холодное высокомерие, это возвышенное патрицианство… В моей семье относились к этому с презрением и так же воспитывали меня.

Я вытерла глаза, услышала скрип половицы. Поняла, что не одна, — и резко повернулась.

Великий князь Радомиров выглядел не лучшим образом. Всклокоченные волосы, щетина, лицо в темную точку. Расстроенный вид, тоска в глазах.