Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна - Страница 11

***

Снова начинается дождь. Полулежу на софе, сторожу. В огромной постели под куполом полога уже спит Фрида, а Мун сидит в изголовье, у единственной горящей свечи, и смотрит на ажурную решётку, задумчиво перебирает пальцами край расшитого одеяла. Возможно, мечтает провести эту ночь с матерью, которую считала родной. Я отправил за её родителями, но не уверен, что они успеют к бракосочетанию. — Значит, я принцесса? — в мягком голосе Мун слишком много горечи. — Да. Я же говорил, — тереблю кисточку на кушаке. — И да, это точно: родовой камень не обмануть. — Получается, — она облизывает губы. — Выходит, ты убил моих родителей? — Отца, — скольжу взглядом по её шее, груди. — Мать сбежала с тобой. Я собирался жениться на ней, чтобы укрепить права на трон, хотя она и была приезжей. Но она предпочла убежать. О том, как ты попала в свою нынешнюю семью, лучше спросить у них. Закрыв глаза, Мун едва различимо произносит: — Теперь понимаю, почему в долговое рабство отправили меня. Так вот она о чём думает. Наверное больно, когда родители тебя продают. Поморщившись, Мун отпивает из чашки. Морщится сильнее. Сонный отвар гадкая штука, но начинаю думать, что без него она не уснёт. — Теперь твоя семья — мы, — продолжаю крутить кисточку. — Мы будем заботиться о тебе, любить и уважать. Твои беды закончились. — Не хочу быть принцессой. Хмыкаю, киваю: — Ничего не поделаешь — ты принцесса. Это неплохо. — Я, конечно, мечтала о достатке, но… не до такой степени. Я… не хочу стать императрицей… потом. — Ну, я тоже как-то не горел желанием, — пожимаю плечами. — Но не всегда всё происходит так, как нам хочется. Она удивлённо смотрит на меня. Приоткрытый рот так соблазнителен — подошёл бы и поцеловал. Становится жарко. Отвожу взгляд. — Как это не горели желанием? — в голосе появляется возмущённый звон. — Вы столько лет потратили на завоевания, стольких убили. Моего отца в том числе. И теперь утверждаете, что не хотели? Зачем же тогда всё это? Разглядывая золотую кисточку, почти невидимую в сумраке, уныло поясняю: — Ты очень скоро поймёшь, что у всякой власти и силы есть ограничения, а некоторые действия являются лишь началом цепи событий, и, тронув первое звено, ты должен дойти до последнего или сдохнуть. — Но… почему? Ладно у простых людей, вроде меня, но… у вас? Вы же были королём, зачем вы завоёвывали соседние государства? Разве вам было мало? — Мне и того было много. Сейчас мало кто помнит, но соседи кидались на меня, точно бешеные псы. Одни не могли примириться с простолюдином на троне, другие боялись, что я пойду на них войной. Третьи хотели поживиться за счёт моих территорий. Я был любезен, клялся всеми богами в своих мирных намерениях, слал дары, но это не слишком помогло, — смеюсь и накрываю глаза ладонью. — О, что были за времена. Я спал в кольчуге. Под кроватью. В соседней от своей спальне. Каждую минуту ожидал нападения. — Но ради чего? — Хотел жить, — опускаю ладонь, вожу пальцем по шёлковой обивке софы. — Чем я всегда не нравился моим врагам, так это моим категорическим нежеланием умирать. И враги почему-то всегда появлялись, хотя, видят боги, я старался этого избежать. — Не может быть. — Чего именно? — вскидываю взгляд на очаровательное, хмурое личико. — Разве трудно поверить, что всё, чего я хотел, это просто дом, в котором я и моя семья будут сыты и в безопасности? Поверь, моя прекрасная принцесса, — (её щёки наливаются румянцем), — мои планы были ничуть не более грандиозны, чем твои, но я стал Императором, как тебе грозит стать императрицей, — ухмыляюсь. — Надеюсь, нескоро. — Разве вы не мечтали стать королём? — Нет. Но в какой-то момент подумал, что король — он главный в стране, выше его нет и, значит, дом короля самый безопасный. И сытый. — И вы убили своего короля? — её губы презрительно изгибаются, в потемневших глазах страх. Пожимаю плечами: — К тому времени он уже собирался убить меня, недовольный тем, как сильно любит меня армия. Но боги были на моей стороне: конь оступился — и стрела просвистела у моего лица, — провожу пальцем по почти незаметному шраму на скуле. — В другой раз подаренный накануне мангуст задушил ядовитую змею. Предназначенное мне вино хлебнул мальчишка-слуга — и умер в страшных муках. Её страх становится осязаемым, и я молчу об ударе меча, принятом на себя моей женой. О том, что двух моих первенцев изрубили в постели, пока я сражался с убийцами в своей спальне. Я уже не помню, сколько раз моя жизнь висела на волоске. Даже эти когда-то невыносимые воспоминания теперь поблекли и словно принадлежат кому-то другому. — Время лечит, — произношу вслух, улыбаюсь. — Что было, то было. У тебя есть причины ненавидеть меня, но если поддашься этому глупому чувству — лишь отравишь свою жизнь вместо того, чтобы наслаждаться ею. Обхватив кружку руками, потупившись, Мун пьёт сонное зелье. Отставляет посудину к свече и склоняет голову на спинку кровати. Внимательно смотрит на меня. Признаётся: — Не уверена, что получится. Вам не стоило говорить, кто я такая. Если бы вы просто женили меня на вашем сыне, я бы могла быть благодарна, но теперь я думаю, что смотрю на убийцу своего отца. А возможно и матери, ведь не просто так я оказалась в чужой семье. — Нет смысла лгать, когда правда скоро всплывёт. Ты бы задавалась вопросом, почему именно тебя, простую вроде бы девушку, выдали за принца, который видит тебя впервые. Ты бы думала и думала об этом. Успокоившись, стала бы вспоминать, и в один из дней задумалась бы, почему камень в диадеме вспыхивает от твоего прикосновения. Ну а свойства королевских регалий гореть на представителях рода узнать проще простого, — провожу по кудрям и добавляю рассеянно. — Конечно, мы могли бы сослаться на то, что ты незаконнорожденная дочь короля, но ты бы быстро выяснила, что твоя мать тебе не мать, а королева была загорянкой. Впрочем, последнее, наверное, ты и так знаешь. — Да. Она продолжает смотреть, и мне неуютно, хочется подвинуться, уйти от этого укоризненного взгляда. Он напоминает об ожоге невыносимой боли, точно мне в кровь выпустили рой взбешённых пчёл. Фероуз чарами заставил моё сердце биться, но от боли не избавил, и у меня была очень и очень невесёлая неделя, пока яд с кинжала королевы выходил из организма. Я даже пару раз позорно мечтал сдохнуть. Наконец Мун закрывает свои будящие воспоминания глаза. Грудь под тончайшей до прозрачности сорочкой мерно вздымается, но чувствую, что сон её ещё не накрыл. — А можно… можно я немного узнаю принца прежде, чем стать его женой? Фыркаю: — Что за бредовые идеи? Ты не простолюдинка, чтобы сначала обжиматься по сеновалам, а потом позор свадьбой покрывать. Её щёки снова наливаются румянцем. Приоткрыв глаза, она оглядывается на сестру. Насколько я понял по сбивчивому рассказу, та сбежала от жениха, потому что тот уродливый старик. При этом «старик», похоже, был моложе меня лет на пять. Женщины! Хуже — девушки! Напоминаю: — Твой жених молод и красив. Она странно на меня смотрит. — О, только не говори, что он не в твоём вкусе, — почти восклицаю я. — Да от него половина служанок без ума. Мун сильно краснеет: — А правда, что вы в одну ночь на спор лишили невинности сразу сорок служанок? — Не припоминаю, чтобы заключал такие пари. Это в принципе бессмысленно: какая радость за одну ночь сорок раз в крови мазаться? У неё краснеют уши, шея, грудь. Губы подрагивают. Она не просто испугана. Кажется, она в ужасе. Невольно ёрзаю: — Позвать какую-нибудь женщину, чтобы она тебе объяснила, что тебя ждёт? — А это так страшно, что надо готовиться заранее? — Зависит от обстоятельств, — точно Фероуз бороду, начинаю накручивать на палец кисточку кушака. — Может кого-нибудь позвать? Теперь она бледнеет. Сильно. — Через это проходит большинство женщин, это не смертельно, — кручу кисточку всё быстрее. — Обычно крови немного и только в первый раз. Это даже не всегда больно. Так что успокойся, возможно, тебе повезёт, и ты не почувствуешь ничего неприятного… И не бей Сигвальда по голове, она у него не такая крепкая. Её нервный смешок отзывается в моей груди приятным теплом. — Он же будет моим мужем, — грустно отзывается она. — Это совсем другое. Мужу можно. — Мне нравится твой подход. Помедлив, покусав губу, Мун тихо произносит: — Мне так не показалось. Тогда. — Если бы ваза разбилась не о мою голову, мне бы нравилось ещё больше, — улыбаюсь. — Постарайся об этом забыть, теперь всё иначе. — Да. — Мун поджимает колени к груди, обхватывает их руками. — Теперь иначе. — Есть какие-нибудь вопросы? — И… что мне делать, когда мы останемся наедине? — Расслабиться и постараться получить удовольствие, — преувеличенно бодро советую я. Разговор мне не нравится: эти вещи должна рассказывать женщина. Но раз сам вызвался, надо соответствовать. — Подходи к делу спокойно. Чем спокойнее и расслабленнее будешь — тем легче и безболезненнее всё пройдёт. Мм… может понравится не сразу. — Умолкаю под её пронзительным взглядом. Неуверенно добавляю: — А может понравится. Чем это будет делаться, ты уже видела. — А у принца такой же огромный? — шепчет Мун. За окном шепчет дождь. Осмысливаю вопрос. — Не знаю. Не интересовался. Возможно. Не знаю. У всех по-разному. Пытаюсь найти слова, чтобы объяснить, что такие знания не входят в число обязательных для родителей, но бросаю это занятие. Самое забавное — теперь мне тоже интересно. Но не у Мун же спрашивать после первой брачной ночи. Почему-то кажется, она бы ответила честно. — Скоро сама всё узнаешь, — с нетерпением жду, когда сонное зелье подействует. — Мне страшно. Удерживаю готовое сорваться с губ замечание, что бояться бессмысленно. Вместо этого уверенно обещаю: — Всё будет хорошо. — А если нет? — голос дрожит, слова сыплются неудержимо: — Если будет слишком больно? Если он не поместится во мне? Если, если… — Дети же помещаются, а они всяко больше. — Дети? Её ошарашенный взгляд мне совсем не нравится. С расстановкой поясняю: — Да. Дети. Потом именно через это место проходят дети. Ты видела головы младенцев? Так что можешь быть спокойна: всё поместится. Проглотил замечание «при должном умении». Глядя на потолок, задумываюсь об умениях Сигвальда. Женщины у него уже были, но как там с умениями дела обстоят? Надо же, чтобы всё прошло прекрасно — так взаимные чувства зародятся быстрее. Сигвальд не любит кровь, вряд ли его обрадует, если её потечёт много. А если Мун будет ещё неделю страдать после первой брачной ночи, то это осложнит дело, ведь у меня всего месяц. Хоть в самом деле сам её невинности лишай, чтобы всё точно прошло гладко. Едва сдерживаю нервный смешок: уже попробовал, и кончилось это моей кровью. Глаза Мун закрыты, она дышит размеренно. Сонное зелье подействовало. Медленно поднимаюсь с софы. Тихо иду. Дыхание Мун не изменяется, лишь слегка вздрагивают ресницы. Сквозь ткань видна форма грудей, соски. Почти не дыша отворачиваю одеяло. Обхватываю тонкие щиколотки Мун, немного скользкие от целебной мази. Покраснение на ссадинах прошло. Медленно-медленно выпрямляю её стройные, крепкие ноги. Вновь по телу растекается огонь, плоть наливается кровью. Подсовываю руку под колени, другую — под плечи Мун в шёлке густых волос, и аккуратно укладываю её в постель рядом с сестрой. Вновь оглядываю соблазнительные изгибы тела. Я хочу Мун почти невыносимо, но я желал многих женщин, и Фероуз ошибается: я выбрал ей правильного мужа. Желание — не любовь. Кожа Мун нежная и тёплая, провожу пальцами по скуле, губам, подбородку, шее, в вырез сорочки между грудями, под моей ладонью твердеет сосок, опускаюсь под грудь и чувствую сильное, уверенное биение сердца. Провожу по животу, пальцы путаются в складках тончайшей сорочки, задравшейся, пока стягивал Мун ниже. Она дышит чаще, ресницы подрагивают. Ещё немного, и сонное зелье выпустит её из своих объятий. Судорожно вздохнув, накрываю Мун одеялом. Качаю головой: я женским вниманием не обделён, не стоит зариться на невесту сына. Дверь приоткрывается. Сигвальд проскальзывает внутрь, бесшумно приближается, шепчет, глядя мне в глаза: — Борн с огромной радостью подарил свой дворец принцессе на свадьбу. Киваю: дом среднего мага у подножья дворцовой скалы, не придётся далеко ходить. — Надеюсь, не придётся уговаривать её вернуть подарок после свадьбы, а то Борн с ума сойдёт: он только закончил перепланировку, — усмехается Сигвальд. — Если её мать не успеет прибыть, жена Борна хочет понести факел. Вновь киваю. — Поставщики уже подвозят продовольствие. Храм украшают. Главные гости извещены. На выкуп я решил потратить восемнадцать мер золота, по мере за год существования Империи, решил, что это будет символично, учитывая происхождение невесты. С казначеем всё обговорено, он ожидает прибытия новых мер из мастерской. «Романтик — он всегда романтик». Сдержанно киваю, представляя, с каким ужасом казначей принял известие о необходимости расстаться с восемнадцатью мерами золота там, где можно было обойтись одной, причём серебра. Ладно, это свадьба сына, не стоит скупиться и критиковать его в начале самостоятельной жизни. Но восемнадцать мер золота! Это же надо было додуматься! — Ты чем-то недоволен? — Сигвальд пристально смотрит на меня. — Нет-нет, всё в порядке. Это твоя свадьба, проведи её, как считаешь нужным. Я рад, что ты подошёл к делу серьёзно и проявил организаторские способности. «Наконец-то», — улыбаюсь, проглатывая это уточнение. Похлопываю Сигвальда по крепкому плечу: — Ты становишься взрослым. Жена — это большая ответственность. Ты должен завоевать её любовь. И сам её любить. — Да-да. — Ты сразу должен строить крепкие отношения, чтобы у тебя был свой оазис в жестоких песках жизни, твоя опора, отдушина на всю жизнь… Сигвальд недоуменно приподнимает брови. Теперь понимаю, как странно такое напутствие звучит в моих устах, ведь он знает, что со смертью его матери я овдовел шестой раз. Добавляю: — Если повезёт. Обязательно повезёт: я потерял жён за двоих, так что тебе должно повезти. А теперь стереги своё сокровище. Завтра утром я провожу её в дом Борна и прослежу, чтобы до церемонии она никуда не делась. — Думаешь, она хочет сбежать? — Сигвальд смотрит на её безмятежное лицо. — Может, нам стоит повременить? — Не говори глупости. Просто есть некто, кому эта свадьба не по нраву, и я опасаюсь, как бы он не устроил гадость. — Кто? — Взгляд Сигвальда впивается в меня. — Почему я об этом ничего не знаю? — Не хотел тебя беспокоить. И просто хочется, чтобы всё скорее наладилось. Снова хлопаю его по плечу и ухожу прежде, чем начинаются серьёзные расспросы. Сигвальд не унаследовал дара управляться с духами мест, рассказывать ему о Викаре бессмысленно. Возвращаясь к себе, вновь вспоминаю сражение в старом городе: Викар кидался на меня, точно безумный, и он был сильнее, чем я ожидал, и показал новые фокусы. Лучше я буду слишком осторожен, чем недостаточно: кто знает, не попытается ли тварь помешать свадьбе. Мимо неподвижных стражников прохожу в золотые покои, останавливаюсь посреди моей спальни, устеленной шкурами. — Сефид. Из пола просачивается призрачная барханная кошка, по белой шкуре змеятся пепельного оттенка полосы, глаза не жёлтые, как у зверей пустыни, а голубые. Юный дух моего дворца, обретший форму по моему пристрастию, напоминающий о месте моего рождения, но несущий в себе отпечаток нового дома. Я хорошо кормлю Сефид, но она размером с годовалую кошечку и пока не владеет даже третью города, прилегающего к дворцовой скале. — Сефид, — опускаюсь на колени и глажу густую шерсть. Она трётся о мои пальцы, глухо мурчит. — Постереги принцессу. Будет что-то не так — зови меня. Мохнатые лапы упираются мне в грудь, большая широкая голова оказывается перед лицом. Мы соприкасаемся носами. Блаженно прикрыв глаза, Сефид трётся о мою щёку, шею, мурчит: — Я волновалась за тебя. Викар очень зол. — Ещё бы, — усмехаюсь, запускаю пальцы в мохнатый загривок. — Именно поэтому хочу, чтобы ты не спускала глаз с Мун. — Я не настолько слаба, чтобы пустить чужака в своё место, — Сефид дёргает огромным хвостом в пепельных полосках и с тёмным кончиком. — Но я присмотрю за ней. Я понимаю, как она важна. Одним прыжком Сефид исчезает в полу. Теперь я могу спать спокойно.