Невидимка. Идеальные убийства - Паттерсон Джеймс - Страница 35

— Он неплохо действует, — говорит Букс.

— Об этом мы уже знаем. Софи, вы можете вернуться к тому стоп-кадру, на котором более-менее видно его лицо?

Все изображаемые на экране люди начинают двигаться назад с неестественно большой скоростью. Это вызывает у меня воспоминания о видеозаписях из моего детства, на которых запечатлено, как мой отец учил меня и Марту ходить, когда нам было по году от роду. Это видео мы смотрели десятью годами позднее на Рождество. На нем мой папа уговаривает нас сделать несколько шагов, затем выпускает наши руки и предоставляет нас, двух сестер-близняшек, самим себе. Мы с Мартой шагаем вперед тяжело и неуклюже — так, как ходят пьяные матросы, — а затем обе падаем назад, на мягкое место. Я помню, как смотрела все это с папой, мамой и Мартой, и папа снова и снова перематывал пленку назад на высокой скорости, а потому на экране мы с Мартой вдруг резко поднимались с пола, а затем шли назад — к протянутым рукам нашего папочки. Мы громко смеялись, когда папа раз за разом прокручивал пленку на видеомагнитофоне то назад, то вперед. Мы были детьми, и папа знал, на какие наши «кнопки» нужно нажать, чтобы нас развеселить. Свет в нашей общей комнате был тускловатым, отчего она казалась более уютной. Я попивала яичный коктейль (Марта ненавидела яичный коктейль, а я его обожала). От потрескивающего в камине огня исходило тепло. Возле камина в течение всего нашего детства висели чулки, в которые нам на Рождество клали подарки…

— Здесь, — говорит Букс.

Экран замирает. Софи пытается увеличить масштаб изображения, но при таком низком качестве слишком большой масштаб делает изображение еще более расплывчатым. Софи то увеличивает, то уменьшает масштаб, пока не находит наиболее подходящий вариант.

На нем практически невозможно рассмотреть глаза нашего субъекта, но кое-что все-таки видно: очертания лица, длинный тонкий нос. Даже под ветровкой можно примерно определить его телосложение: покатые плечи, узкое туловище. Это уже кое-что. Все мы стараемся запомнить то, что сейчас видим, и задаемся вопросом, сможем ли узнать этого человека, если где-нибудь столкнемся с ним.

«Да», — решаю я для себя, но это скорее говорит мое упрямство. Кто знает, действительно ли наш субъект лысый? Кто знает, действительно ли у него выступающий вперед живот? Те сведения, которые уже удалось собрать об этом человеке, подсказывают нам, что он наверняка прибег хоть к какой-то маскировке. Добавить на его голову немного светлых волос, снять с него очки, нацепить костюм и галстук, убрать верхнюю одежду, свободную в области живота, — и он, пожалуй, пройдет мимо каждого из нас незамеченным.

Впрочем — черт побери, давайте в этом признаемся! — он вполне мог бы пройти мимо нас и в той же самой одежде, в которой был тогда в баре, и все равно остаться незамеченным. Ибо он выглядит именно так, как и хочет выглядеть, — самый что ни на есть обычный мужчина в возрасте тридцати с лишним лет. Неприметный, ничем не запоминающийся человек.

Человек, который абсолютно нормален. Человек, который безобиден.

Букс вместе со стулом отодвигается от рабочего стола, на котором стоит компьютер. В выражении его лица чувствуется легкое разочарование. Денни предупреждал нас, что на этой видеозаписи мы увидим немного, но тем не менее мы все же надеялись, что сможем разглядеть нашего субъекта. Теперь адреналин начинает постепенно убывать.

— Мы попросим технических спецов заняться этой записью прямо сейчас и попытаться улучшить ее качество, — говорит Букс, вздыхая и старясь избавиться от охватившего его нервного напряжения. — Но я сомневаюсь, что они смогут добиться такого качества, которое позволит нам рассмотреть черты лица.

Он прав. Я не очень-то хорошо знакома с технологией распознавания лиц (аналитики, которые обрабатывают разведывательные данные, собираемые в целях обеспечения национальной безопасности, обладают гораздо бо́льшим опытом в данном вопросе), но я сталкивалась с ней достаточно часто для того, чтобы осознавать пределы ее возможностей. Фотография субъекта в профиль не даст нам много информации, и даже на таком вот снимке анфас мы не сможем определить цвет его глаз и рассмотреть основные черты его лица — разрез глаз, форму носа, скул. Невозможно также разглядеть, какая у него кожа — кремового цвета или темнее.

Он попросту не позволял видеокамере запечатлеть его достаточно хорошо.

Букс трет лицо ладонями.

— Сегодня утром мы получили ордер на обыск, чтобы можно было осмотреть компьютеры Кёртиса Валентайна, — говорит он. — К концу дня они будут уже в нашем распоряжении. Значит, очень скоро мы узнаем имя человека, с которым Кёртис договорился встретиться, — то есть имя, которое использовал наш субъект. Мы продвигаемся вперед, ребята!

Я хмыкаю, тем самым выражая пессимизм. Однако Букс прав: ФБР официально признало эти пожары убийствами только лишь два дня назад, а мы уже начинаем получать кое-какие результаты.

«Если бы мы только продвигались вперед побыстрее», — мысленно говорю я себе — говорю уже не в первый раз и даже не в десятый. Эта фраза, словно строчка из припева какой-нибудь популярной песни, снова и снова мелькает у меня в мозгу. Меня сильно удручает то, что все эти проволочки приводят к все новым и новым смертям.

Я снова смотрю на застывший экран — на расплывчатый черно-белый стоп-кадр, на котором изображен наш субъект. Пожалуй, он насмехается над нами, подходя довольно близко к камере видеонаблюдения, но не позволяя ей хорошо запечатлеть его анфас, поскольку он точно знает угол, под которым…

Подождите-ка!

— Он уже бывал здесь, — говорю я. — Ты сам сказал это, Букс. Ты сказал, что он знал, где находится видеокамера, когда заходил внутрь помещения.

— В тот день его там раньше не было, — говорит Денни. — Мы просмотрели запись за весь день.

— Значит, он приходил туда накануне, — говорю я.

— Могло быть и так, — говорит Букс, медленно кивая. — Ну да, конечно могло.

Я вскакиваю со стула и направляюсь к свободному от мебели пятачку. Когда я волнуюсь, мне хочется ходить туда-сюда — как будто мой мозг не сможет выдавать идеи, способствующие продвижению вперед, если не станут идти вперед мои ноги.

— Он заходил и осматривал это помещение. Он, наверное, сел возле стойки бара и внимательно наблюдал за тем, что происходит вокруг. Возможно, при этом он был одет совсем по-другому.

Букс бросает взгляд на Денни.

— Да, этим занимался я, — говорит тот. — Не знаю, сохранилась ли у них видеозапись за предыдущий день. Вообще-то нам повезло, что у них сохранилась видеозапись от двадцать девятого августа. Я проверю прямо сейчас.

Денни достает свой сотовый телефон и выходит из комнаты. Букс ловит мой взгляд и с торжественным видом мне кивает.

— Мы продвигаемся вперед, — говорит он. — Еще немного времени — и выплывет что-нибудь крупненькое.

— Это хорошо, потому что еще немного времени — и он опять кого-нибудь убьет, — говорю я. — Может, сегодня или завтра.

Скажи это, Нэнси. Скажи это, чтобы услышали все мои друзья.

[Редакторское примечание: еле различимые звуки женского голоса.]

Ты поверила мне. Ты, когда я подошел к двери, и в самом деле поверила, что я продаю печенье «Герлскаут». Если это не является доказательством моего мастерства, то я тогда не знаю, что вообще может им являться!

Ну ладно, по правде говоря, я прибег к простенькой хитрости и сказал, что моя дочь болеет дома гриппом и что при этом сегодня последний день, когда она должна отчитаться о своих продажах, а потому не могу ли я продать вместо нее немного печенья? И у меня действительно имелась с собой коробка печенья с мятой.

Ох, ну что за день! Солнце светит, птицы щебечут, листья падают, воздух чистый и свежий, и мы с Нэнси постепенно узнаем друг друга все лучше и лучше. Ну как мне не чувствовать себя счастливым? Конечно же я счастлив.